Третий раунд - Андрей Поповский

Многие бандиты новой волны, даже приняв воровские законы, не могли по идеологическим причинам занять достойное место в воровской иерархии. Почти все они когда-то были пионерами и комсомольцами, служили в армии и состояли в различных общественных организациях, что, по старым воровским понятиям, закрывало им дорогу в самые верхи черной масти. Осознавая свою уязвимость в местах лишения свободы, бандиты стали также объединяться, но эти объединения носили локальный характер, и зачастую они объединялись для того, чтобы подавлять остальных заключенных. Причем, делали они это не так тонко и почти незаметно, как блатные, а грубо, часто прибегая к физическому насилию, что соответственно порождало ответную ненависть основной массы арестантов. Где-то бандитам и «спортсменам», зачастую в связке с администрацией, удавалось подвинуть блатных, в других местах они получали бешеный отпор, но, в любом случае, новое время властно заявляло о себе повсюду.

Большинству арестантов, несмотря на длинные срока отсидки, так и не приходится ни встретиться, ни тем более пообщаться ни с настоящим вором законником, ни даже с положенцем. Очень уж их мало в общей массе обычных зэков, и слишком уж на разных иерархических ступеньках они находятся. А пообщаться с такими людьми стоило бы, прежде всего потому, что в воровскую элиту, в отличие от государственно-номенклатурной, случайные люди не попадают. Слишком уж жесткие правила выживания в этом мире, и те, кто достиг подобных высот, как бы общество к ним не относилось, являются людьми весьма незаурядными. Положенец Серега Мастер, с которым Егора свела судьба в камере ИВС, был ярким представителем именно воровской элиты и поборником старых традиций и понятий.

— Как вы думаете, пацаны, кому выгоден беспредел, творящийся в некоторых Домах и хатах? — горячо и убежденно говорил он внимательно слушавшим его Вовану и Егору.

— Только мусорам! Чем больше срача будет между зэками, тем больше слабые духом будут искать утешения у кума и стучать на своих. Чем больше в хате обиженных и опущенных, тем шире поле деятельности для тюремных оперов. Тогда они смогут проводить в домах свои комбинации, и с помощью своих козлов прессовать честных арестантов. Беспредельно петушить провинившихся — тоже мусорская задумка.

— Так что, получается, что опускание даже за конкретный косяк, это не по понятиям? — удивился Вован.

— Да по каким там понятиям, — устало махнул рукой Серега.

— Запомни, нет такого наказания — членом. Силой петушнуть арестанта — это беспредел, а за этот беспредел нужно конкретно спрашивать и с виновников, и с тех кто промолчал, когда такое паскудство творилось у него на глазах. Есть пидары по жизни, и для честного арестанта с ними общаться западло, но силой делать человека пидаром — это тоже западло. Можно перевести его в шерсть, или загнать под шконку, можно спросить с него как с гада или посадить на перо, можно, в конце концов, уболтать подставить свое фуфло под член, и такой вариант вполне прокатывает, но силой делать пидаром — это беспредел. На самом деле, весь этот тюремный мир — он подлый и прогнивший насквозь, нет в нем никакой романтики и нет никаких причин любить такую жизнь, но с другой стороны — это наш Дом, и здесь нужно всеми силами пытаться быть человеком. Большинство попавших сюда обладает куриными мозгами и душой шакалов. Подумайте сами, за что они садятся? За сдуру украденный ящик водки, за зарезанного в пьяной драке кента, с которым буквально час назад он ещё обнимался как с родным братом, или за спизженую из машины паршивую магнитолу? И таких ведь большинство! Если бы не было четких и жестоких наказаний для упоровших косяки и для беспредельщиков, то все бы тут перегрызли друг другу глотки, и наверху был бы самый сильный и беспредельный. А разве это справедливо? Именно для того, чтобы этого не было, и существуют наши воровские понятия, которые справедливо регулируют нашу арестантскую жизнь.

— Ну хорошо, Сергей, с понятиями все ясно, — кивнул головой Егор.

— А как быть тем людям, которые здесь чужие? Я не блатной и не считаю тюрьму своим домом, воровская идея меня никогда не привлекала. Быть «отрицалой» я не собираюсь, прежде всего потому, что не считаю для себя западло быть на зоне просто «мужиком». Когда я выйду отсюда, я постараюсь тут же забыть все это, как страшный сон, и никогда больше не вспоминать. Буду честно работать, и жить как обычный человек. Но в то же время, я мужчина и я никому не позволю здесь ездить у себя на шее, или тыкать растопыренными пальцами себе в лицо только на том основании, что я не черной масти.

— А никто тебе здесь ничего не может тыкать, — усмехнулся Сергей.

— По нашим законам, здесь в Дому все равны. Не хочешь быть с бродягами, так никто и не тянет. На самом деле, многие почитают это за честь, но не об том базар. Ты, прежде всего, будь человеком, потому что здесь не так важно, кто ты по жизни — мужик или бродяга — а важно, какой ты человек, радеешь ты только за свое личное, или думаешь еще и об Общем Благе. Даже с «козлами» можно иметь дело, если это «козлы» с нормальными понятиями. Ты думаешь, что на «черных зонах» нет бригадиров или завхозов? Есть, конечно же, куда ж без них. Просто там они, в отличии от «козлячьих» зон, становятся на должности с согласия смотрящего и радеют не только о собственной шкуре… Ты нормальный пацан и можешь занять достойное место в любом Дому, главное, выбери правильно — с кем тебе общаться и с кем дружить. Здоровья в тебе много и махаться ты умеешь, не зря же ты по полной отдуплил тех рогометов в общей хате… Теперь для тебя очень важно, на какую сторону ты встанешь. Не уподобляйся многим тупоголовым спортсменам, или просто здоровым быкам, не становись на сторону беспредела, и тогда честные арестанты тебя заметят и оценят…

— Да, я понял, — кивнул Егор.

— Как попадешь на зону, и по первой будешь общаться там с блаткомитетом, ты в разговоре сошлись на меня, мол на одной киче вместе парились. Меня ведь во многих домах знают, и если что, я дам тебе хорошую рекомендацию перед бродягами.

— Спасибо.

— Снова ты облажался со своим лоховским «спасибо», — усмехнулся Вован.

— Вот елки, — с досадой пожал плечами Егор, — опять забыл.

— Да ладно, это совсем не косяк, просто маленькая оплошность первохода.

— Слышь, Серега, а у меня вот такой вопрос, — нетерпеливо дернул положенца за рукав Вован.

— Вот допустим, менты чисто по беспределу закатали честного арестанта в хату с петухами, так что ему делать, сразу ломиться с этой хаты или как?

— Ломиться с хаты, по-любому, западло, — усмехнулся Серега.

— Нужно сделать так, чтобы сами петухи оттуда ломанулись.

— А как же одному заставить выломиться всю петушиную толпу из их собственной хаты?..

— Да как хочешь, главное, чтобы результат был. Нет готового рецепта на все случаи жизни, и зачастую приходится действовать по ситуации…

На следующий день Сергея должны были перевести обратно в Бутырку, угодливый вертухай ему об этом сообщил заранее, и поэтому Мастер в течение дня мог спокойно собрать свой баул. Пока он неторопливо собирался, Вован подсел на шконку к Егору и тихонько шепнул ему:

— Слышь, Каратила, у меня к тебе базар есть.

— Чего? — вскинулся Егор, зубривший в это время английские слова по словарю, который ему разрешили оставить с собой.

— Давай мы с тобой сделаем братский подгон Сереге на память.

— Какой подгон? — не понял его Егор.

— Ну, я Сереге подгоню свой свитер, он у меня еще из дома, маманя вязала, — так же шепотом пояснил тот.

— А ты, если конечно не жалко, подгони ему свое одеяло, оно у тебя козырное. Сереге будет приятно, и память о нас останется…

— Да о чем вопрос, — кивнул Егор, безразлично взглянув на оставшееся ему «в наследство» одеяло, — Для Сереги действительно не жалко.

— Ну так пойдем подгоним ему шмотье, пока он складывается.

Вован первым подошел к Сергею, задумчиво укладывавшему свои вещи в объемистую клетчатую сумку.

— Серег, вот прими от меня на память свитер, это моя мамка вязала, — он протянул Мастеру аккуратно сложенный красивый белый свитер ручной вязки.

— Душевно, Вован, — от души рассмеялся Серега, принимая подарок.

— Я такого хохмача, как ты, и так не забуду…

— Сергей, прими и от меня маленький подарок, — подошедший Егор протянул Мастеру свое одеяло, то самое, за которое он два дня назад устроил бойню в общей хате.

— Спасибо, Егор, — Сергей с улыбкой кивнул головой и взял одеяло, положив его на шконку рядом с собой.

— Тебя я тоже не забуду… Мож еще где свидимся с вами, пацаны, жизня, она ведь штука длинная… Всегда буду рад с вами пообщаться.

То, что приверженец старых воровских традиций Мастер употребил неиспользуемое среди арестантов слово «спасибо», было знаком особого расположения к Егору, и тот, несмотря на свою неискушенность это понял. Понял это и Вован, шепнув Егору чуть позже: