До последнего вымпела - Вячеслав Коротин

   Шлюпка была, естественно, искорёжена осколками и команда посыпалась в воду, хватая всё то, что имело длительную положительную плавучесть. А это были практически только койки. Ни спасательных кругов, ни, тем более, жилетов, в то время ещё не применяли. Изделий из древесины, как уже упоминалось, на русских миноносцах тоже не было. Оставалась только парусиновая, туго скрученная койка, которая могла держать человека на поверхности около получаса, пока не пропитается водой насквозь и не потеряет свою плавучесть.

   Да и это сомнительное средство спасения досталось немногим: не побежишь же в кубрик, когда палуба уходит из-под ног и корабль вот-вот опрокинется...

   А вода, несмотря на начало сентября и достаточно южные широты, была далеко не курортной - холодное течение, выходившее из жерла Сангарского пролива, вносило свою жестокую корректировку в температурный режим Японского моря в этих местах.

   Командир уходил последним. Как и положено. Тонуть вместе с кораблём..... Красиво, эффектно, но и бессмысленно. России слишком дорого обходится подготовка каждого морского офицера, как и любого офицера... И даже солдата или матроса. Просто погибнуть "назло врагу" - достаточно дешёвая поза. И лейтенант это понимал.

   Дрались до конца. Флага не спустили. А каждый офицер и матрос ещё пригодятся Империи. Потом. После плена. Но пригодятся.

   Наверное, и традиция гибнуть командиру (капитану) вместе с кораблём, родилась из страха. Страха отвечать за погубленное судно. А потом покрылось это романтикой...

   Все эти мысли промелькнули в голове командира "Буйного" менее чем за секунду. А потом он, приняв решение, скинул тужурку и рыбкой сиганул в море с уходящего из-под ног борта.

   Японцы с "Камикадзе" спасать противника не особо торопились. Пока корпус "Буйного" не скрылся под водой, по нему продолжали стрелять. Близкие разрывы контузили держащихся на воде русских моряков и многие погибли в результате этого бессмысленного расстрела.

   Но, в конце концов, сыны Аматерасу пошли "собирать" свои трофеи. Двадцать человек с русского миноносца были взяты на борт "Камикадзе". Из офицеров - только командир.

   Именно в тот момент, когда лейтенанта поднимали на борт японского истребителя, мимо пронесло отряд из четырёх "японцев", мчавшихся на подмогу своим.

   - Пошли нашим салазки загибать, - мрачно бросил комендор Смык, находившейся рядом.

   - Суду виням уз коциняс, - мгновенно отозвался кочегар Скуиньш.

   - Что? - обернулся лейтенант.

   - Это он про дерьмо на палочке, - засмеялся боцман, - все наши приговорки на свой латышский перепирает. Я уже разбираться стал.

   Вурм удивлённо посмотрел на матросов и боцмана. Они совсем не выглядели побеждёнными. Только что выловленные из холодной воды, русские моряки улыбались. Какие-то невероятные выверты человеческой психологии не дали этим людям впасть в уныние, несмотря на кровь и смерть, которые были рядом с ними на протяжении часа. Ведь всего десять минут назад ни один из них не знал, подберут его или нет. Останется он жить или навсегда будет вычеркнут из списка населяющих планету.

   Может позже некоторые из них взвоют, вспомнив о разорванных в клочья взрывами или утонувших друзьях... Но сейчас среди пленных русских моряков царил смех.

   Это не могло не удивить и не возмутить стоящих рядом японцев. Офицер что-то гортанно выкрикнул и указал рукой в сторону кормы.

   Во избежание ненужных конфликтов Николай Васильевич приказал своим подчинённым успокоиться и подчиняться японцам. Он и сам уже собрался двинуться на ют вместе с матросами, но японский офицер жестом удержал Вурма на месте.

   - Старший лейтенант Кисика, - по-английски представился японец.

   - Лейтенант Вурм, - русский офицер собрался было козырнуть в ответ, но вовремя вспомнил, что фуражки на голове, естественно, нет. - Командир миноносца "Буйный".

   - Какова была задача вашего отряда?

   - К сожалению, я лишён возможности ответить на ваш вопрос, - улыбнулся лейтенант и японец, на самом деле и не ожидавший другого ответа, понимающе кивнул.

   - Ну, разумеется. Сейчас вас проводят переодеться в сухое, дадут горячего чая, а позже мы с вами ещё побеседуем.

   Беседа оказалась не из приятных.

   Когда Николай Васильевич, переодетый в матросскую робу, присел в каюте перед Кисика, он уже ощущал существенный дискомфорт: одежда категорически мала, и было очень неприятно выглядеть в ней смешным перед лицом победившего врага.

   Японец весьма приветливо предложил рому, и чашка с крепким и душистым напитком была принята с удовольствием. На этом "удовольствия" закончились:

   - Господин лейтенант, вы храбро сражались, и я высказываю уважение вашему мужеству. Но наши страны находятся в состоянии войны. Для меня важнее всего судьба моей Родины. Поэтому я, к глубокому моему сожалению, иногда не могу себе позволить быть рыцарем по отношению к противнику. Рыцарем в вашем, европейском понимании.

   - Я не совсем понимаю, о чём вы, господин старший лейтенант, - Вурм прекрасно представлял к чему ведёт его собеседник, но нужно было собраться с мыслями и приготовиться к интеллектуальному поединку. Знать бы, о чём пойдёт речь.

   - Дальность плавания ваших миноносцев слегка превышает тысячу миль экономическим ходом. От Владивостока до Цугару - четыреста тридцать. И столько же обратно. Это если спокойное море и по линеечке. В реальности будем считать пятьсот миль. У вас остаётся запас на приблизительно сто миль. Это если не давать полный ход. А был бой и рассчитывать, что его не будет наверняка, ваше командование не могло. Не объясните ли эти несообразности?

   - А если нет?

   - Мне будет очень жаль. Даже не вас - ваших матросов. Начнём мы с них. Вы понимаете, о чём я?

   - Разумеется. И вы пойдёте на пытки военнопленных?

   - Ради моей страны? Конечно! Не забывайте, что мы японцы. У нас другая психология и на некоторые вопросы морали мы смотрим с европейцами совершенно по-разному.

   - Хорошо. Я могу вам преподнести несколько версий: мы выходили из порта, взяв дополнительный уголь в мешках на палубе. Нас сопровождал вспомогательный крейсер почти до самых берегов Хоккайдо. Мы забункеровались и о его дальнейших задачах лично я ничего не знаю, далее: нас должны встретить наши корабли на обратном пути, но точку рандеву знает только командир отряда. Любой вариант не даёт вам никакой полезной информации и не может быть проверен в ближайшее время.

   Японец задумался секунд на двадцать и ответил:

   - Ошибаетесь. Первые два случая проверяются очень легко и быстро. Очень сомневаюсь, что вы заранее приказали всей команде заучить заведомую дезинформацию и что на допросе ваши матросы выдадут именно её. А рассчитывать, что все они будут молчать под пытками - наивно. Не так ли?

   - Вот это влип! - заметались мысли в голове Николая. - Потихоньку начинаю жалеть, что не пошёл ко дну вместе с кораблём. Припёр меня к стенке намертво. И главное - кругом прав. Хотя...

   - Простите, а у вас на борту есть человек, говорящий по-русски? А то мои матросы английского языка практически не знают.

   - Есть, можете не сомневаться. И не один, - ни один мускул не дрогнул на лице японца, видимо он действительно был уверен в своих словах. - Я даже помогу вам не мучаться по поводу того, блефую я, или нет. Не блефую.

   Кисика встал и подошёл к двери каюты. Хватило полутора шагов - каюты на миноносцах невелики.

   Открыв дверь, он, взмахом руки позвал внутрь того, кто, вероятно, заранее находился здесь и ждал приглашения. Это был совсем молоденький гардемарин и, обменявшись парой фраз со старшим лейтенантом, юноша обратился к Вурму:

   - Рад вас приветствовать, господин рейтенант! - звучало достаточно чисто, а то, что японцы не могут выговаривать звук "л", Николай Васильевич знал давно, - Как ваши дера?

   - Спасибо, хреново, - русский офицер чувствовал, что его опять переиграли. - Простите, а вы ездите верхом?

   - Зачем вам это знать? - гардемарин позволил себе выказать удивление.

   - Просто подозреваю, что вы не поняли моего вопроса и русским владеете на уровне нескольких фраз. Итак?

   - Я моряк и на рошадях никогда не ездир. Этого достаточно?

   И снова карта была бита. Карта последней надежды.

   - Хорошо, вы меня убедили. Господин Кисика, - перешёл лейтенант на английский, - всё равно я не поверю, что вы опуститесь до пыток моих людей. В этой войне Япония проявила себя хоть и хитрым, но благородным противником. Не думаю, что вы, вместе с экипажем своего корабля, являетесь исключением.

   - Приятно слышать, - слегка поклонился японец, - но не советую на это рассчитывать. Мы придерживались европейских принципов ведения войны, когда побеждали. Теперь же речь идёт о выживании нации. Тем более, что на борту нет иностранных корреспондентов и наблюдателей.