Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник) - Вячеслав Ладогин

2(3)

Я вспомнил, что я помню два лица.Одно Пречистой Девы, нет, другое,Другое, в нем рожденья и концаДва глаза, колокольца под дугою.Дугою тройки, радуги, венцаСмятенный ангел лестницей кривоюСбегает вниз к душе моей, несяЕй зернышко забвенья золотоеА то лицо… Могу ли я проститьМогу ли я, рыдая под крестамиВновь из под палки крылья отпуститьИ ветру дать нести их до конца.Есть дважды два над здешними местамиОдно из них с усами наглеца

3(3)

Одно из них с усами наглеца:«Я вашу дочь того-с, люблю-с», со свистомПоказ на пальцах дырки и концаУс промокнув платком не суперчистым…Когда у таракана два яйцаОн смотрится известным футболистомШестидесятых, с волею борца.Бросками бурными срамящим ЛистаДо таракана, Ференц, как до звездТебе с твоим сухим рояльным звуком.Сто тараканов с клавиш соскочилиМундиры вздели, строясь друг за другом,Не масленица вышла, холохостИ с кожей щек оттенком в перец чили.

4(3)

И с кожей щек, оттенком в перец чилиДуши лицо опухло с оплеухЗвучат, как рэп, иглою на винилеРугательства, терзающие слухПо питерской, да вдоль по ПикадиллиПрошла моя душа одной из шлюх.Ее катали на автомобиле,Она поет, рот от спасибо сух,Она душа, у ней тугая грудка,Она голубка сизая во мнеСидит в зрачке, как в форточке, и неВзирая как тверская проституткаНа прошлое, прозрела через адДругое сборище, как снежный сад.

5(3)

Другое сборище, как снежный сад.Зимой из детской памяти глядитсяНырнувшей ветки шорох, снегопад,Красивое словечко джиу-джитсуИ ветер звуком ледяных руладЭстонскую целует черепицу,И вскоре поезд «Таллин – Ленинград»Сейчас назад Эстония умчитсяИ я останусь со своей странойКак Клодта мальчики в борьбе с конямиГол над мертвенно-ледяной ФонтанкойВ чуть зримой ряби, под сырой сметанкойДо белых искр небес, любимых мнойКрасивых черт, с брезгливыми тенями

6(3)

Красивых черт, с брезгливыми тенямиПолны снов дюны, точно янтарем,Веранда там роилась мотыльками,Там люстры свет истек в дверной проем,Там чей-то голос шумно хочет к маме,Там в озера рассветный окоемГуашью льется солнечное пламяПрисядем, Ольга, на бревно вдвоем.Сухое, спящее в песке прибрежномСосновых сучьев кожа дышит нежно,Ты в памяти моей – кто ты? ПохожаНа мать за тридцать. Ветр. Вдруг чья-то рожаИз под воды все прячет рыбий взгляд,Чтоб не подумали, что он Де Сад.

7(3)

Чтоб не подумали, что он Де Сад,Он притворился юношей-курсантом,И в струнку позвонки, и ясный взгляд,И весь таков, что бить пора курантам.А если же без шуток, то он гад,И выползень змеи под аксельбантом.Все революции змею щадят,Как ей сам дьявол удружил талантом,Ему милы и царь, и враг царя,Ему милы и Кушнер и Ягода,И год весь с февраля до января,Он ищет, хто таперя враг народа.Быть блошкой суждено ему богами,Но и маркизом быть над всеми нами.

8(3)

Но и маркизом быть над всеми нами.Кто как всегда продулся в свист в козла —Игру всей жизни, злыми петухамиВсем нам кричать теперь из под стола.Петр на воде и Моцарт в птичьем гаме,Услышат нас, и бросив вдруг делаСкакнут под стол, чтоб вечно быть там с нами.Любовь? Что ж, умерла, так умерла,Мы реквием ей сложим. Мы, покаКричим в три горла, в голове иное,Холоп, молчи, скрывайся и таи.Но вечно славься небо голубое.Бог сущ, хоть сотворила нас тоскаСкотами рынка, преступленья чьи.

9(3)

Скотами рынка, преступленья чьиЧьи хитрости и скользкие уловкиЧьи пальцы новой полные сноровкиСчитают и чужие и своиДля дела, злого дядюшки, семьи,Бумажки – после быстрой сортировки,Бумажки эти право, не в крови,А руки все же моются, плутовки,Всем сочетаньям букв цена однаИх не пересчитать Прочь неба клейУ них поди ты выжми – клей хрустальный,Иль человеком прочность создана,Чтобы дела давно минувших днейРасследовать устало и печально.

10(3)

Расследовать устало и печально.Глубины слов, точно глубины водНа берегу своей души, причаленныйБоясь ступить, качнул я веры плот.Сверкнула чайка в небе. ОкончательноЯ осознал свой невозможный ход.Толчок шеста, и шелест несказанныйИ голос мой мне чужд как шелест звезд,Как шелест звезд, я, повторясь в сонете,Сонет разрушил, словно гладь души,Которая скорбя, волнуясь в светеУж сказанного все меняет вид,

А быть с тобой, застыв в густой тиши —Долг юноши, защитника любви.

11(3)

Долг юноши, защитника любви.Точить язык до остроты кинжала,И принимать порой смиренный вид,Чтобы жена с другим не убежала.Сама к любви ты рифму назови,ведь ты, я слышал, гордо у причалаСтихи любви с платком вослед кричала,Высвобождая душу. C'est la vieНо наша vie, коль не согнётся выяПеред беспечным небом, где златойВздох дня летит, то ночью око ВияНас взглядом с тенью обручит пустой,

Ударив в душу, словно в наковальню,И на дубинке оттиск обручально.

12(3)

И на дубинке оттиск обручально(Вот предо мною кладбище и храм,Чьё бедное убранство не сусально,А просто – Ардов, Вас я вижу там;Моя невеста в платье невенчальномВелела недоверчивым глазамБыть робкими, губами машинальноШептала что-то, что – не помню сам.Куда за тридцать ей – с фатой прозрачнойПылать от страха, счастья и стыда«Беру ли я? Беру. Боюсь? О, да!» —Но не своею свадьбою – мента

Сомкну я губы тесно, ново)брачноГо вжат кольца, свистит дубинка та…

13(3)

Го вжат кольца, свистит дубинка та…Поговорим о «го» из прошлой строчки«Го» – это выдох звука изо рта,Когда летит в затылок или в почкиСтоличного салюта высотаВ зеницах глаз-то белые цветочки,А ягодки потом прут изо рта,И пусто в голове, как в винной бочкеСтрельцы, опричники и мусораМне симпатичны тем, что без боязни,Обрублены с утра стрелецкой казниОбрубленные их тела Петра

На бережку воздвигли, как с куста,И называли, Оля, лимита.

14(3)

И называли, Оля, лимита.И медный всадник за меня вступился,«Ты затворил калитку, Калита,Открой её» – сказал, и я влюбилсяВ твою Москву – о, нет, не в паспорта,А в женщину, чей образ мне явился,И отворил калитку, и предстал,Я, Оля, в первый раз тогда напился.С тех пор я пил (был пьющий человек)Возможно, что сломали неудачи —Ведь мог же и удар по головеМне психику расстроить, не иначе.

Теперь хочу, чтоб все меня лечили,Меня ведь здесь, в метро дубинкой били.

М(3)

Меня ведь здесь, в метро дубинкой били.Я вспомнил, что я помню два лица —Одно из них – с усами наглеца,И с кожей щек оттенком в перец чили,Другое – сборище как снежный садКрасивых черт с брезгливыми тенями,Чтоб не подумалось, что он Де Сад,Но и маркизом быть над всеми нами,Скотами рынка, преступленья чьиРасследовать устало и печально —Долг юноши, защитника любви,И на дубинке оттиск обручально-го вжат кольца. Свистит дубинка та,И называли, Оля, – лимита

1(4)

И называли, Оля, лимита.Эх, стань я на секунду Кончаловский,Или Михалков – брысь бы от винта…Мне, Ольга, жаль, я Ольга, не таковский,Я брёл, я грустно брёл, как сиротаПо многоликой улице московской,Бредя, напоминал себе кота,Но до чего же с мордой философскойВокруг меня давали калачи,Их зубками девчёночки кусали,Шли, показавши ножки мимоходомИ так я жил здесь девять лет – стучиПо дереву, Оль, мы не выбиралиОтцов, прославленных известным ходом.

2(4)

Отцов, прославленных известным ходом.Ботвиника – ты что? – А я бы взялА кто бы отказался – хоть уродом —Быть сыном не слона, а, блин, ферзя.Чё не ходить, коль клетки мажут мёдом,И мата не слыхать, чай не вокзал —Коней бери, бери слонов за моду —И в пешках я б себе не отказал.И я вздыхал, ледок сбивая ломкий —И вдруг в подмётки пробралась вода,И было о Ботвинике забыто.Привет, разбитое моё корыто,Ты принесло с собой пустые ломки.Истории надменные потомки… м-да.

3(4)

Истории надменные потомки, м-даМне надоели, я хочу гулять,Уйду из дома, скрывшись в кинопленке, м-даЧто бы где я глядеть и не понятьМне душно словно в газовой колонке, м-даИ духоту мне не на что сменятьЯ сам бы от себя побыл в сторонке, м-даНо надоело злоупотреблять.Какая скука: летняя жара,Как медленно асфальт под пешеходомТечет. Как мчась шипит под БМВ,Клубясь, об угол брызжа мошкара,Брызг электрических жила в Москве.И улыбнулся шанс им стать народом.

4(4)