Севастополист - Георгий Панкратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инкерман ответил быстро – как он один и умел – и просто.
«Мой отсек, тот, где я нахожусь, – для не пожелавших наверх, твой – для не решивших. Мы созерцаем друг друга через это стекло. Так же было и уровнем ниже, все созерцали друг друга, чтобы становиться лучше. Но в том созерцании, которое здесь, уже нет никакого смысла: оно ни на что не влияет и ничего не меняет. Пребывать – единственное, что можно здесь делать, что бы ты ни решил: сдаваться или идти дальше».
Намеренно ли он мне написал – сдаваться? На башенном сленге так назывался акт расставания с лампой, когда опускаешь ее в лампоприемник. Но почему он вспомнил это слово – чтобы меня поддеть? Мол, у него-то вышло, он наверху побывал… Или?
Я снова ел котлеты, бродил по коридорам, стоял у огненной двери, собираясь с мыслями. Ничего интересного – так было множество раз. Но в какой-то момент мы вновь неизменно встречались.
«Как ты смог вернуться?» – Я подошел вплотную к стеклу и теперь смотрел прямо в его глаза. Мне не верилось в сверхъестественные возможности Инкермана – с чего Башне его ими наделять? Но допускал, что он мог обойти законы Башни, перехитрить ее, найти какую-то лазейку. Это было невероятно, но, по крайней мере, разумно, и, если быть до конца честным, я даже корил себя. Почему мне за все путешествие не приходила мысль, что правила Башни можно взять и нарушить? Что можно придумать свои и жить спокойно по ним, несмотря на Башню, вопреки? Мне было сложно – почти невозможно – представить такое, но что, если Инкер рискнул и создал свои законы и теперь живет в Башне по ним?
Я смотрел на него с недоверием, страхом и даже легким восхищением, забыв о том, что все эти эмоции вызваны лишь собственной догадкой.
«Мне пришлось узнать нечто ужасное». – Я заметил, что Инкерман набирал буквы на вотзефаке, но при этом совсем не открывал рта. Конечно, в той ситуации в этом совсем не было смысла, но я проговаривал все, что писал, – вполголоса, тихо, так получалось само собой, и только дикие обстоятельства мешали нам слышать друг друга.
«Мы постоянно что-то узнаем, на то и Башня», – ответил я.
«Там надо сделать выбор».
Он собирался с мыслями, и я подождал ответа. Но Инкер предпочел не продолжать.
«Я не хочу в этом участвовать, – сообщил он мне. – Не хочу. Я пойду вниз».
Прочитав эти слова, я почувствовал, словно сам пролетел с большой высоты. В который раз приходилось разочаровываться в предположениях! Я становился все дальше от истины, я не понимал ничего.
«Но вниз нельзя, Инкер», – написал я и как будто вложил в эти буквы всю жалость к нему, желание унять, успокоить, если невозможно переубедить. Нет, он не мог создавать никаких правил! Он выглядел сломленно, жалко. Он был не в себе. Как я мог верить в то, что мне говорил сумасшедший?
Как же хотелось спрятаться от этого всего, забыть! Нет, определенно нужно было остановиться раньше – и мне, и Инкерману. Тори нашла себя, Керчь была счастлива, Фе погрустит обо мне, но S-Порт восстановит ей силы, и те, кто внедрил ее, найдут новый объект для помощи. А что делать нам с Инкерманом? Зачем мы поднялись сюда, чего хотели? На что рассчитывали? Нет, просто шли, потому что идется, потому что миссия, потому что вдруг.
И снова моя каменная лампа, о которую бились волны… Самому бы удержаться в сознании, зацепившись за него, будто за край обрыва! А Инкер кричал, кричал за стеклом по-настоящему. Его лицо искривилось от боли. И непрерывно вибрировал вотзефак – буквы текли по нему как вода, сливаясь в одно бескрайнее море.
«Но я попаду! Попаду вниз!» – текли буквы, словно отправка зациклилась. Но Инкер ничего не нажимал, он только кричал, и я был уверен, что слышал его голос:
– Я попаду! Попаду вниз!
– Да понял я, понял! – крикнул я. – Ты пугаешь меня!
Спохватившись, отправил ему это в вотзефак. Поток текста прекратился, Инкерман прислонился к стеклу и тяжело дышал. Устройство снова подало сигнал, и я посмотрел на экран.
«Мы никакие не избранные, – прочитал я. – Мы не элита, как нам говорили. Элита живет внизу, в городе. Откуда мы бежали. Здоровые люди с хозяйством, животными, сильные телом и духом, простые. У них огромный город под открытым небом, столько пространства – живи! Мы были избранными до того, как оказались здесь! Теперь мы прокляты!»
«Что ты такое говоришь, Инкерман? – изумился я. – Здесь другая жизнь, но здесь есть лампа. Мы не просто так в Башне, нас наделили целью! В нас поверили!»
«Ты просто дурак, если не понимаешь. – На этих словах мне захотелось послать его куда подальше, но взгляд зацепился за следующие слова: – Мир охраняет себя. Природа, территория… Его ресурсы ограничены, и их не может хватить на всех. Тем более если все станут тянуть на себя, спорить и враждовать друг с другом, забыв о том, как и зачем следует жить в мире. Избавляясь от нас, Севастополь решает эту проблему. Севастополь стоит. Если бы всех наивных, всех не таких не загоняли сюда, внизу давно бы ничего не устояло. Отдав им лампу, оказавшись выше облаков, ты не сможешь спуститься. Подумай!»
«Мне объяснили, что я не смогу спуститься, едва я перешел порог Башни», – раздосадованно ответил я.
«Но у тебя еще есть шанс не сыграть за них!»
«Инкер, послушай! Это все отдает безумием, но… Ты даже не объяснишь, а почему я не могу сыграть за них? Не зная, кто они такие. Мне просто любопытно, понимаешь?»
«Это ты ничего не понимаешь! Тебе сказали, что ты должен донести лампу, и тебе даже не интересно зачем. Ты слеп. Ты не зря был на Сервере. Он заменил тебе последние мозги».
«А ты знаешь? – Я не хотел препирательств, а хотел, наконец, информации. – Ты знаешь, зачем зажигать лампу?»
«Это как свеча. Или аккумулятор. Ты
