Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

Служебные пометки. Упомянутый в жалобе комиссар Стиг Оскар Нюман припоминает этого человека, с которым обошлись очень хорошо и выпустили при первой же возможности. Полицейские Ларc Ивар Иварсcон и Стен Хольмгрен, задержавшие г-на Наги, свидетельствуют, что задержанный производил впечатление либо пьяного, либо наркомана. В архив.

Последняя жалоба оказалась самой интересной, тем более что ее писал полицейский.

В канцелярию уполномоченного риксдага по контролю за судопроизводством. Вестра-Тредгордсгатан, 4. Ящик 16327, Стокгольм 16

Настоящим покорнейше прошу господина уполномоченного депутата взять на новое рассмотрение мои докладные от 1/9–61 и 31/12–62, касающиеся служебных упущений, совершенных комиссаром полиции Стигом Оскаром Нюманом и его первым помощником Пальмоном Харальдом Хультом.

С почтением,

Оке Рейнольд Эрикссон, констебль полиции

– Так, так, – сказал Рённ самому себе. И приступил к изучению служебных пометок, которые на сей раз оказались длиннее, чем сама жалоба.

Учитывая ту тщательность, с какой были в свое время изучены перечисленные выше донесения, а также памятуя о длительном сроке, отделяющем нас от того времени, когда имели место упомянутые в них действия и инциденты, и, наконец, принимая во внимание чрезмерное количество донесений, поданных заявителем за последние годы, я не вижу причин для повторного рассмотрения, не вижу прежде всего потому, что заявителем, сколько мне известно, не приводятся новые факты и доказательства, которые могли бы подтвердить прежние жалобы, и, следовательно, с полным основанием не принимаю никаких мер по его ходатайству.

Рённ энергично замотал головой, не веря, что правильно понял. Может, и неправильно. Во всяком случае, подпись неразборчива, а кроме того, Рённ был наслышан о полицейском по имени Эрикссон.

Буквы еще сильней запрыгали перед глазами и разбежались в разные стороны, и, когда женщина положила возле его правого локтя очередную стопку бумаг, он сделал отрицательный жест.

– Ну как, будем уходить в глубь времен? – ехидно спросила она. – Про Хульта вам тоже нужны материалы? А про себя самого не желаете?

– Спасибо, не надо, – беззлобно ответил Рённ. – Я только спишу имена последних жалобщиков, и мы сможем уйти.

Он поморгал и снова уткнул нос в записную книжку.

– Могу предложить донесения Ульхольма, – продолжала женщина так же ехидно. – Хотите?

Ульхольм был старший криминальный ассистент в Сольне, стяжавший широкую известность своим вздорным характером и страстью рассылать жалобы во все мыслимые инстанции.

Рённ склонился над столом и грустно покачал головой.

По дороге в Саббатсберг Леннарт Кольберг вдруг вспомнил, что ему надо оплатить вступительный взнос за право участвовать в шахматном турнире по переписке. Последний день оплаты – понедельник, поэтому Кольберг остановил машину перед Baзa-парком и зашел в почтовое отделение напротив ресторана «Оловянная кружка»[117].

Заполнив бланк, он честь по чести стал в очередь к одному из окошечек.

Перед ним стоял человек в кожаной куртке и меховой шапке. Всякий раз, когда Кольбергу доводилось стоять в очереди, он непременно занимал ее за человеком, чье путаное дело требовало много времени. Так и сейчас у человека впереди оказалась целая стопка квитанций, бланков, извещений.

Кольберг пожал могучими плечами, вздохнул и приготовился ждать. Вдруг из кипы отправлений у впереди стоящего выскользнул клочок бумаги и упал на пол. Почтовая марка. Кольберг нагнулся, поднял ее, тронул человека за плечо и сказал:

– Вот, вы уронили.

Человек повернул голову, взглянул на Кольберга карими глазами, сперва удивленно, потом словно бы узнав его и, наконец, с откровенной ненавистью.

– Вы уронили марку, – повторил Кольберг.

– Черт подери, – протяжно ответил незнакомец, – марку несчастную потеряешь, и то полиция сразу сует свое поганое рыло.

Кольберг все так же протягивал марку.

– Можете оставить ее себе. – И человек отвернулся.

Немного спустя он закончил свои дела и ушел, не удостоив Кольберга ни единым взглядом.

Загадочный случай. Может, человек так странно пошутил, но на шутника он нимало не походил. Поскольку Кольберг был плохой физиономист и частенько не мог припомнить, откуда он знает того или иного человека, неудивительно, что другой узнал его, тогда как сам Кольберг не имел ни малейшего представления, с кем он разговаривал.

Кольберг оплатил взнос.

Потом он недоверчиво оглядел марку. Марка была красивая, с птицей, из недавно выпущенной серии. Если он ничего не путает, отправления, снабженные марками этой серии, доставляются медленнее обычных. Хитрость совершенно в духе почтовых работников.

«Да, – подумал Кольберг, – почта у нас работает исправно; теперь, когда она избавилась от недоброй памяти шифрованных индексов, жаловаться нельзя».

Все так же погруженный в размышления о загадках бытия, Кольберг поехал в больницу.

Корпус, где произошло убийство, был по-прежнему оцеплен, и в палате Нюмана тоже не произошло особых изменений.

Гунвальд Ларссон был уже, разумеется, там.