Рыжая птица удачи - Татьяна Иванова

— Ничего, кроме того, что тебе больше незачем жить, — неожиданно произнесла Рита. Она ещё не понимала, зачем это говорит, но остановиться уже не могла. — Ничего, кроме того, что ты сделала больно всем своим близким. Ничего, кроме того, что ты чувствуешь себя грязной и растоптанной, а главное — знаешь, что сделала это с собой сама.

Женщина медленно повернулась к ней, открывая заплаканное лицо, и Рита обнаружила, что та не старше её самой. Бледная кожа, запавшие глаза, искусанные губы.

— Я знаю, как это, — продолжила Рита, глядя прямо в эти недоверчивые глаза. — Я сама точно также сломала себе жизнь. Ты давно здесь?

— Три недели, — тихо, но уже совсем другим тоном ответила девушка.

— Тебя привели сюда или ты сама?

— Мама…

— Мама ждёт тебя дома, — утвердительно сказала Рита и дождалась ответного кивка.

Только сейчас она поняла, как же ей самой нужна мама. Чтобы встретила, обняла, прижала к себе, сказала бы, как она любит свою дочку, сказала бы, что прощает её. Она сейчас многое отдала бы за то, чтобы дома её ждала мама. Чтобы быть нужной ей.

— Ты нужна ей, — изменившимся голосом сказала Рита. — Она любит тебя, и ей плохо тогда, когда плохо тебе. Она будет счастливой тогда, когда увидит, что счастлива ты. Она уже давно простила тебя и ждёт только того, чтобы ты простила себя сама. Но тут она не может помочь. Никто не может, кроме тебя самой.

— Я была такой стервой, — тоскливо сказала девушка. — Я её ругала, уходила из дома, воровала деньги с её карточки, я водила домой своих парней… Она всё знала, плакала, кричала на меня… А я…

— Ты была больна.

— Да, она тоже так говорила. А потом привела меня сюда. Я недавно узнала, сколько стоило это лечение. Я не знаю, откуда у неё такие деньги. Наверное, она их долго копила. Я не знаю, как мне смотреть ей в глаза после всего, что я сделала.

Тёмные глаза снова наполнились слезами.

Рита понимала. Это были точно её мысли, после того как она чётко осознала, где находится, что происходило с ней до этой клиники, и чего всем стоило уложить её сюда.

— Мама ждёт, когда ты сможешь вернуться к ней, — Рита вдруг отчётливо поняла, что сейчас нужно сказать. Это так просто. Если бы всё так же просто было у неё самой! — Тебе всего лишь нужно прийти домой, обнять её и сказать, как ты её любишь и как благодарна ей. И жить дальше так, как ты жила бы, если бы не эта твоя болезнь. Только так ты сможешь отплатить ей за то, что она сделала. Только так.

Девушка смотрела на неё широко открытыми глазами, и Рита видела, что слова дошли до её сознания.

— Хочешь, я провожу тебя в твою палату? Или в сад? Хочешь, погуляем в саду? — предложила она.

Рите уже очень хотелось, чтобы девушка улыбнулась. И чтобы к ней никогда не приходили те мысли, которые лишь недавно оставили её саму, о ненужности и никчёмности собственной жизни. Если люди спасают эту самую жизнь — значит, она нужна им.

— Мама хотела, чтобы я вернулась в колледж, — сказала девушка, а Рита поняла, что последние слова сказала вслух.

— Меня зовут Рита, — она взяла девушку за руку. — Так в палату или погуляем?

— В палате я совсем одна, — отозвалась девушка. — Я хочу в сад… я — Лидия.

Рита совсем забыла о Росине. Она потянула Лидию вниз, к лифту. В саду сегодня тепло, погода стояла солнечная.

Росина, выскочившая на лестницу, чтобы спуститься к Рите, затормозила наверху лестницы, услышав Ритин голос и странно незнакомый девичий голосок. Она осторожно заглянула вниз и обнаружила у окна своих пациенток — одну уже выписавшуюся и вторую — которая за все три недели пребывания в клинике ни разу не разговаривала в полный голос, отделываясь от лечащего врача и медсестёр односложными ответами шёпотом. Тем временем Рита взяла Лидию за руку, и они пошли вниз. Лидия ещё ни разу не спускалась ниже третьего этажа, где её обследовали во время приёма на лечение.

Вечером этого дня Рита Рей переехала в дом Росины, уже будучи зачисленной в штат клиники профессора Шитова на должность помощницы медсестры. Её взяли на испытательный срок, вменив ей в обязанность ухаживать за пациентами, идущими на поправку.

Вечером Кир с трудом заставил себя успокоиться и заснуть. Завтрашняя встреча с егерем его не тревожила. Тот, конечно, будет врать так же, как и Сайдарова. Если не заливистее. Ничего, они с Балу доберутся до правды.

Кира волновало другое — вечер в беседке. Там, под частый стук дождя и всполохи молнии, он слушал судорожное дыхание Ники и был счастлив. Глупо счастлив, как мальчишка, как последний идиот. Господи, он назвал её голубкой! Он постоянно искал её глазами, ждал этих мимолётных, таких важных для него встреч. Он не хотел всего этого, но «это» неотвратимо наступало, не давая дышать…

Утром его поднял Балу.

— Просыпайся! Завтрак на столе, а мы ещё ни в одном глазу, между прочим.

Друг вышел из комнаты, а Кир сел на постели, пытаясь справиться со странной тошнотой.

Нормально. Впервые за долгие годы не смог вовремя проснуться сам.

За столом Ника не появилась, что сразу отразилось на его и так не самом радужном настроении. Но с другой стороны, наверное, это к лучшему. Им предстоит нелёгкая беседа, и подталкивать и без того полностью съехавшую крышу Киру не хотелось.

Балу быстро запихивал в рот панкейки, поливая их густым малиновым вареньем — плохое настроение никогда не мешало его аппетиту. Киру же не лез кусок в горло. Он только пил кофе маленькими обжигающими глотками. Хороший кофе.

— Пойдём? — Балу промокнул губы салфеткой и решительно встал из-за стола.

— Угу… — Кир отодвинул свой стул и поплёлся за другом.

На улице стало значительно легче. Нужно поговорить с этим егерем и хорошо бы при этом быть в форме.

Стало быть, Реньер. Реньер, а всё остальное потом. Потом.

Реньер раздражённо вздохнул и тут же, спохватившись, улыбнулся. Двое высоких хмурых парней меньше всего походили на «экспертов-аллергологов». Гора мышц с густым басом и второй тип, обманчиво ленивый, как хищник на отдыхе — уж Реньер-то хорошо знал, как выглядят хищники. Они напоминали тех же егерей, телохранителей, наёмных киллеров, да кого угодно, но не лабораторных умников. Впрочем, вопросы парни задавали достаточно мирные, «аллергические». Вот только гора мышц был не меньше взвинчен, чем сам Реньер, а второй… второй был сама любезность, но Реньеру почему-то казалось, что по шее скользит ледяная рука, он даже закашлялся и поправил воротничок. Нет, это не рука, это всего лишь мерзкий холодный взгляд серых глаз. Странно знакомое ощущение… от взгляда Босса тоже хочется увернуться, расстегнуть рубашку — кажется, что тебя душат.