Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

– Никогда о таких не слышал, – удивился Озмод. – Что еще за тролли?

– Огромные серые твари, которые живут в горах. А троллями их прозвали, потому что идешь-идешь и вдруг – трр! – на тебя катится скала.

– А вот мне один местный рассказывал, – прошамкал разбитыми губами Хама. – Жил в горах человек по имени Лафи. И однажды он пошел на охоту, а его схватили две троллихи, затащили в логово и стали держать заместо племенного жеребца. Они носили невыделанные шкуры, а ели только мясо и рыбу. Иногда мясо было конское или баранье, а иногда они ему и не объясняли, что это за мясо, но все равно приходилось есть. Долго ли, коротко ли, он притворился больным, и пока молодая троллиха охотилась, другая стала расспрашивать, чем его лечить. А он и говорит: нету для меня лекарства, кроме гнилого мяса, которое пролежало в земле пять лет. Она говорит: ну, я знаю, где есть такое мясо, и ушла. Но она-то думала, что он совсем больной и не убежит, поэтому не завалила вход в пещеру камнем. А он выбрался и давай деру. Троллихи его унюхали и потрусили вдогонку, но он учуял запах дыма и бежал до самой стоянки углежогов. Углежоги схватились за оружие, вышли навстречу троллихам и отогнали их. Потом все целые и невредимые спустились с гор. Но через девять месяцев отворяет Лафи дверь, а на крылечке младенец и весь покрыт серым волосом. После этого он даже боялся ночью выйти до ветра. А что с младенцем сталось, не знаю.

– Значит, они не животные, коли могут с нами делать детей, – задумался Озмод. – Поди, это вовсе не сказка, а быль.

– Может, лучше отдать троллихам Карли? – предложил кто-то.

– Точно, а если их старый папаша-тролль будет недоволен, Карли просто набьет ему морду.

* * *

Снаружи, не обращая внимания на доносящиеся из темной хижины взрывы смеха, Бранд пытался серьезно поговорить с Шефом.

– Говорю тебе, – настаивал он, – она опасна. Смертельно опасна. Это самое опасное, с чем ты столкнулся с тех пор, как стоял на сходнях против Ивара. И даже опасней Ивара, потому что, когда ты вышел против него, он уже чувствовал, что проиграет. А она так не думает. Ей есть за что побороться.

– Не понимаю, из-за чего ты беспокоишься, – сказал Шеф. – Я с ней даже не разговаривал.

– Я видел, как ты на нее смотрел. И как она на тебя смотрела. Ты должен понять: ее интересует только одно, и это одно – ее сын Харальд. Про него были пророчества. Сначала все считали, что пророчества относятся к его отцу. Но потом стали думать, что речь шла о нем. Уж кто-кто, а Рагнхильда уверена, что все пророчества относятся к Харальду. Но теперь появился ты, и пошли разговоры, что, может быть, ты и есть тот самый великий король, которого все ждут, король, который будет править всей Норвегией.

– Я не попал бы в Норвегию, если бы меня не выкупили у Хрорика и не привезли сюда.

– Да, но теперь-то ты здесь. И люди вроде Торвина – он не во вред тебе, но все равно должен бы соображать, – люди вроде Торвина ходят и рассказывают, что ты сын богов, и тот, кто пришел с Севера, и уж не знаю, что еще. У тебя бывают видения, ты сам встречаешься в видениях, Хагбарт что-то говорит, а Виглейк добавляет. Естественно, люди прислушиваются. Потому что есть одна штука, над которой никто не может посмеяться, как над бабкиной сказкой: ты трэлл, который стал королем, этому я сам свидетель. Ты подвинул Альфреда в сторону, а ведь он богорожденный, происходит прямиком от Одина, даже англичане это признают. Ты прогнал короля франков. Что против этого предсказания каких-то гадалок? Разумеется, Рагнхильда думает, что ты опасен. Вот что ее заботит.

– Что готовится на завтра? – спросил Шеф.

– Жрецы Пути соберутся в священный круг. Будут решать твою судьбу. Тебя там не будет. И меня тоже.

– А если они решат, что Торвин ошибся? Наверняка отвяжутся от меня, отпустят домой. В конце концов, ведь я поддерживаю Путь, ношу амулет, помогаю им утвердиться в бывших христианских землях. Любой жрец Пути всегда может запросто приехать в мое королевство, и будет желанным гостем, и научится новым искусствам, и даже более того, – добавил Шеф, вспоминая, о чем недавно разговаривал с Уддом.

– А если жрецы все-таки решат, что ты тот, кого они ищут?

Шеф пожал плечами:

– Если миру и суждены какие-то перемены, я бы предпочел начать их в Англии, а не застрять здесь, куда никто не приезжает.

Бранд нахмурился, недовольный таким отзывом о Норвегии:

– А вдруг они сочтут, что ты не тот, кого они ищут, а только притворяешься им? Или того хуже: ты соперник и враг того, кого они ищут? Так думает Вальгрим Мудрый, и у него есть доводы. Он уверен, что великий перелом в мире, после которого падет власть христиан, должен прийти от Одина. А ведь все согласны, что тебя послал не Один. – Он ткнул Шефа в грудь могучим перстом. – Хотя ты с головы до пят выглядишь как надо, с одним глазом и этим проклятым копьем. Вальгрим думает, что ты – угроза для замыслов Одина. Он постарается, чтобы тебя за это приговорили.

– Итак, Вальгрим думает, что я угроза для замыслов Одина. А Рагнхильда думает, что я угроза для будущего ее сына. И все потому, что я научился делать катапульты и арбалеты, плести веревки, ковать шестерни и пружины. Им следовало бы понять, что подлинная опасность – это Удд.

– В Удде всего пять футов роста, – проворчал Бранд. – Его никто не считает опасным, потому что даже разглядеть не может.

– Тогда поберечься стоит тебе, – ответил Шеф и задумчиво повторил услышанное от Торвина:

У каждой двери оглядись,

Когда враги в чертоге каждом.

В сумерках высоко в горах сидел человек, который когда-то пожертвовал удачей своей семьи, который чувствовал, как удача уходит у него из рук. Некоторым людям доводилось увидеть hamingja, удачу какой-нибудь семьи, земли или королевства: обычно это была гигантская женщина, полностью вооруженная. Олаф ничего подобного не видел. Но тем не менее ощущал, как удача уходит от него. Это из-за того, что ушла удача, умер его сын Рогнвальд Великодушный. Рогнвальда убил собственный отец.

Сейчас несчастному отцу приходится решать, не была ли его жертва напрасной. Появился этот пришелец, одноглазый. Олаф видел, как он сошел на берег, как его приветствовали жрецы Пути и эта опасная шлюха, невестка Олафа. Даже на расстоянии Олаф ощущал, насколько вокруг