Громыко. Война, мир и дипломатия - Святослав Рыбас

К 1990 году относится и еще одно событие, которое характеризует растерянность в высшем круге советской власти. Как вспоминал бывший начальник Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) Леонид Шебаршин, Горбачев принял своего студенческого товарища Зденека Млынаржа (один из активных деятелей Пражской весны, центрист), который после встречи поделился впечатлениями со своими друзьями. По оценке Млынаржа, Горбачев «был неадекватен», то есть искаженно воспринимал реальную обстановку{467}.

Как заметил Николай Рыжков, после 1987 года Горбачев «стал чувствовать себя мессией»{468}.

Деградация международных позиций СССР

Испытывающая колоссальные трудности экономика требовала избавления от чрезмерного давления военных расходов. На второй встрече с Рейганом в Рейкьявике (1986 год) Горбачев пошел на новые уступки, которые затем продолжались вплоть до распада СССР.

Посол Гриневский указывал на такую последовательность событий: «12 июня 1987 года Рейган появился в Западном Берлине и произнес речь у Бранденбургских ворот — прямо напротив Берлинской стены. Отметив, что Горбачев говорит о реформах и открытости, президент поставил вопрос ребром: “Является ли это началом глубоких изменений в советской системе? Или это пропагандистский прием, рассчитанный вызвать напрасные надежды на Западе?” — И призвал Горбачева дать миру безошибочный сигнал:

— Г-н Горбачев, если вы стремитесь к миру, если вы стремитесь к процветанию Советского Союза и Восточной Европы, если вы стремитесь к либерализации… разрушьте эту стену!»

Но разрушением стены дело не ограничилось. На следующий день он объявил 14 июня «Днем свободы для Балтики». А месяц спустя, 17 июля, в обращении по поводу Недели порабощенных народов говорил уже о «народах, порабощенных советским империализмом». Причем не только в Восточной Европе. «Борьба, начатая на Украине 70 лет назад, идет по всей советской империи… в Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар». И США будут на стороне этих народов.

Тем же летом Рейган изложил стратегические цели своей политики под броским лозунгом, как «найти выход из тупика холодной войны». Суть их: «разогнать, а не жить под двумя огромными, темными тучами послевоенного периода — угрозы ядерного холокоста и распространения тоталитарного правления». Отсюда вытекали две новые доктрины Рейгана, хотя сам он их так не называл: «новая политика помощи демократическим повстанцам в их борьбе за самоопределение и права человека в своих странах» и «переход к оборонительному сдерживанию» путем создания СОИ.

В той же речи 26 августа президент бросил другой вызов Горбачеву: нужен не только контроль над вооружениями, но и большая военная открытость. «Настало время перейти к гласности в ваших военных делах. Во-первых, публиковать обоснованный военный бюджет ваших военных расходов так, как это делаем мы. Во-вторых, раскрыть советскому народу и всему миру численность и состав советских вооруженных сил. В-третьих, начать дебаты в вашем Верховном Совете по крупным вопросам военной политики и вооружениям так, как это делаем мы»{469}.

Анализ ситуации, данный Е. Гайдаром (первый вице-премьер РФ в 1992—1994 годах), рисует печальную картину: «Лишь зная остроту экономических проблем, с которыми столкнулся Советский Союз к 1988 г., можно понять инициативу Президента Горбачева о сокращении вооружений, соглашение советского руководства на несимметричное сокращение войск в Европе, на заключение соглашения по ракетам промежуточной дальности, практически идентичные тем, которые предлагало НАТО»{470}.

Что в реальности могло сделать советское руководство? Начальник Генерального штаба СССР маршал С.Ф. Ахромеев так оценивал обстановку: «Но те, кто знал действительное состояние нашего государства и его экономики к средине 80-х годов, понимали, что во внешней политике Советского государства не могло не произойти крупных изменений. Продолжать политику противостояния с США и НАТО после 1985 года Советский Союз не мог. Экономические возможности для такой политики были практически исчерпаны. При продолжении гонки вооружений и противоборства с Западом он неизбежно столкнулся бы через три—пять лет после 1985 года с не менее острым кризисом в экономике, чем сегодня, но в неизмеримо худшей для него международной обстановке»{471}.

Впрочем, отказ от противостояния и дезинтеграция государства — это разные вещи.

Одна из версий катастрофы — чрезмерно большие срочные кредиты, за которые в итоге пришлось заплатить высокую цену, фактически отменявшую итоги Второй мировой войны. Как свидетельствует бывший посол США в СССР Дж. Мэтлок, Горбачев на встрече с президентом США на Мальте (2—3 декабря 1989 года) дал понять, что Москва не будет использовать войска для сохранения существующих режимов в Восточной Европе.

После Мальты крах социалистических правительств в странах Варшавского договора произошел в два месяца. Канул в Лету и Варшавский договор, грозный противник НАТО. Но этим дело не ограничилось. «Руководство СССР получает однозначные сигналы: хотите экономической помощи — соблюдайте права человека, не злоупотребляйте силой. Но что значат для политико-экономической системы, в основе стабильности которой всегда была готовность к неограниченному применению насилия против собственного народа, подобные советы? Они равнозначны требованию ее ликвидации»{472}.

Показательно, что США дали знать прибалтийским политикам, что не будут признавать независимости Литвы, Латвии, Эстонии, но одновременно предупредили Горбачева, что применение силы приведет к непоправимым последствиям в отношениях с Западом. По сути это означало, что руководству СССР был предъявлен ультиматум: мы даем вам кредиты, вы демонтируете свою систему. Поэтому понятно, почему сторонники быстрого умиротворения Запада провели через Верховный Совет СССР решение, осуждавшее заключенный в 1939 году пакт Молотова — Риббентропа и секретные приложения к нему, разделившие Восточную Европу на зоны влияния. Сам Горбачев на заседании Политбюро 22 января 1990 года признался: «…Теперь мы в ситуации “Брестского мира” № 2. Если не справимся, нам грозит… что отхватят опять полстраны»{473}.

В апреле 1989 года во время разгона антиправительственного митинга в Тбилиси в узком пространстве, ограниченном грузовиками, произошла давка, погибли 12 человек. Грузинскими оппозиционерами была выдвинута версия, будто люди погибли от ударов саперными лопатками, нанесенными солдатами, охранявшими правительственное здание. Однако оперативные видеоматериалы спецслужб опровергали это. Тем не менее в прессе была развернута пропагандистская кампания, в убийстве невинных людей обвиняли «реакционные силы» в Москве и руководство армии. Горбачева не обвиняли, считалось, что он ничего «не знал». На самом же деле именно Горбачев одобрил использование войск в Тбилиси для наведения порядка{474}. Несмотря на представленные КГБ факты, комиссия Верховного Совета РСФСР под руководством А.А. Собчака приняла решение, осудившее армейское руководство за жестокое применение силы. После этого армия как государственный институт была дискредитирована. Представители МДГ заявили, что она источник опасности военного переворота. Кремль не решился защищать вооруженные силы, и это вскоре привело к надлому фундаментальной государственной опоры.