Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летние каникулы и необходимое согласование законопроектов в Сенате и Палате представителей заняли большую часть трех месяцев. Только 24 октября – всего за две недели до выборов в США – Буш подписал Закон о поддержке СВОБОДЫ. В дополнение к двусторонней помощи в размере 1 млрд долл., связанной с закупкой американского продовольствия, законодательство одобрило увеличение доли США в сопутствующем пакете помощи МВФ на 12 млрд долл. «Я горжусь тем, что у Соединенных Штатов есть эта историческая возможность поддержать демократию и свободные рынки в этой критически важной части мира, – заявил президент. – В очередной раз американский народ объединился, чтобы продвигать дело свободы, добиться мира, помочь превратить бывших врагов в мирных партнеров». Как обычно, он играл на внутренних выгодах: «Внося свой вклад в более процветающую мировую экономику, МВФ расширит рынки для американских экспортеров и увеличит количество рабочих мест для американских рабочих»[1478].
В целом Закон о поддержке СВОБОДЫ представлял собой демонстративную попытку администрации показать, что президент, проводящий внешнюю политику, может также добиться успеха у себя дома. Тем не менее это была рискованная стратегия в преддверии выборов, особенно при уровне безработицы, значительно превышающем 7%. В середине июля, даже после американо-российского вашингтонского саммита и голосования в Сенате, Буш баллотировался более или менее вровень с Биллом Клинтоном, к тому времени утвержденным кандидатом от демократов. Излучающий уверенность и энергию молодой человек из Арканзаса во всех отношениях сильно контрастировал с шестидесятивосьмилетним Бушем[1479]. Поэтому президент предпринял важный шаг, попросив Бейкера взять отпуск в Госдепартаменте и занять пост главы администрации Белого дома, чтобы активизировать свою кампанию. Даже в середине августа, после съезда республиканцев, который обычно становился большим стимулом, результаты опросов оставались неизменными. Буш был расстроен и подавлен – «все уродливо и все отвратительно», но в его дневнике все еще звучали нотки уверенности. «Я могу это сделать; я могу вытолкать Клинтона; превзойти его; перехитрить его; лучше провести кампанию; и мы победим», – храбрясь, написал он 13 сентября[1480].
Однако сохранение устойчивости новой Россией зависело не только от Америки. Даже после принятия Закона о поддержке СВОБОДЫ большая часть помощи должна была поступать через международные институты. Ельцин это прекрасно понимал. Буш и Конгресс США были не единственными, за которыми ему нужно было ухаживать. 1 июня 1992 г. Россия стала полноправным членом МВФ и Всемирного банка, добившись соответствия необходимым критериям. Но Ельцину еще предстояло достичь соглашения с МВФ об условиях, на которых может быть выделена помощь. МВФ, например, хотел получить от Москвы твердое обязательство сократить свой огромный дефицит бюджета до нуля и обуздать рост денежной массы. МВФ также был заинтересован в создании стабильной «рублевой зоны» на постсоветском пространстве (конечно, без Прибалтики). Гайдар, все еще в ранге исполняющего обязанности премьер-министра при Ельцине из-за перестановок в кабинете министров с целью усмирения правых, считал эти меры катастрофическими для России[1481]. После успешного визита Ельцина в Вашингтон администрация США настоятельно потребовала некоторого смягчения критериев МВФ. «Если Борис Ельцин не сможет добиться успеха в проведении экономических реформ, ему будет трудно оставаться лидером в России, – предупреждал высокопоставленный чиновник администрации. – Это может серьезно угрожать демократическим реформам, которые так сильно отвечают нашим интересам. Соглашение с МВФ является ключом к этому»[1482]. В результате двух безумно напряженных недель, включивших поездку в последнюю минуту в Москву директора МВФ Мишеля Камдессю для встречи тет-а-тет с Ельциным, Россия и МВФ достигли, наконец, взаимопонимания, позволившего инициировать первый транш помощи в виде займа в размере 1 млрд долл. Это произошло как раз накануне встречи G7, которая состоялась в Мюнхене 6 июля[1483].
На саммите G7 объявили о пакете помощи МВФ России. Это принесло чувство облегчения, отразившегося в заключительной экономической декларации саммита от 8 июля:
«Мы поддерживаем поэтапную стратегию сотрудничества между правительством России и МВФ. Это позволит МВФ выделить первый кредитный транш в поддержку наиболее неотложных стабилизационных мер в течение следующих нескольких недель, продолжая переговоры с Россией о всеобъемлющей программе реформ. Это проложит путь к полному использованию пакета поддержки в размере 24 млрд долл., объявленного в апреле»[1484].
Несмотря на облегчение по поводу достигнутого соглашения по пакету МВФ, настроение на встрече в Мюнхене было явно подавленным. «Существует ощущение институциональной пустоты, затхлости, – неофициально заметил один высокопоставленный американский чиновник. – После эйфории, вызванной окончанием холодной войны, воцарилось что-то вроде утреннего похмелья понедельника». Немцы, которые раньше так часто демонстрировали финансовую устойчивость, теперь говорили более осторожно. «Мы не можем полностью финансировать переходный период, – сказал Хорст Кёлер, статс-секретарь Министерства финансов Германии. – Это невозможно»[1485]. Большинство лидеров G7 столкнулись с серьезными экономическими проблемами внутри своих стран, которые угрожали их рейтингам в опросах общественного мнения. Затруднительное положение Буша, возможно, было наихудшим из всех, но теперь и Колю пришлось столкнуться с оплатой счета за объединение Германии – как в финансовом плане, так и в виде усиления правых на недавних выборах в федеральных землях. Социалистическая партия Миттерана опустилась почти до рекордно низкого уровня в рейтингах общественного мнения незадолго до сентябрьского референдума во Франции по Маастрихтскому договору, на котором он поставил свое президентство против маловероятной, но опасной коалиции коммунистов, голлистов и Национального фронта. А Киити Миядзава из Японии ясно дал понять, что хочет сосредоточиться на стимулировании своей собственной вялой экономики. Помощь России была политически непопулярна среди японцев, учитывая их давний спор с Москвой из-за Курильских островов, которые Сталин получил в конце Второй мировой войны[1486].
В совокупности «Большая семерка» столкнулась с тем, что Миттеран назвал «мрачным состоянием мировой экономики» – с медленным ростом, высокими процентными ставками, хроническим бюджетным дефицитом и серьезным уровнем безработицы (7,8% в США и 9,4% в ЕС). Несмотря на это общее недомогание, члены «семерки» на самом деле не работали сообща, а напротив, ссорились по вопросам, по которым у них были разногласия, и тянули друг друга вниз. Самым поразительным из всего этого являлся продолжающийся провал «Большой семерки» в заключении обновленной версии Генерального соглашения по тарифам и торговле 1947 г., которая соответствовала вызовам конца XX в. В то время как мир политически вступал в эпоху после окончания холодной войны, глобальная экономика и ее управление все еще оставались на уровне 1980-х гг., практически не проявляя признаков творческого лидерства[1487].
Саммит G7 также высветил пределы поворота России на Запад. Несмотря на усилия Буша превратить эту встречу в начало полномасштабной «Большой восьмерки», его коллеги отказались это сделать[1488]. Особенно скептически был настроен Коль, предупредивший Буша, что Ельцин
