Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева

Только губы твои,

Чтобы их целовать в ночи!

Зимний вечер, стынут брови,

От мороза мёрзнет нос…

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!61

Елена уставилась на него голубыми глазами, видимо задумалась и даже не заметила, как песня закончилась. Евгений вспомнил, как похоже уставилась на него Мила в окно, тоже задумалась. А он взял, дурак, и влюбился. Воспоминания обожгли. Он вскочил с табуретки и протянул гитару Елене:

— Всё. С меня хватит. Я курить.

Она медленно забрала инструмент, продолжая глазеть на мужчину. Палашов вышел, в соседней комнате надел пальто, нащупав сигареты в кармане. На лестнице стояла тишина, которую он разрушил шагами. Ночь обжигала морозом и могла бы блистать звёздами, если бы не свет фонарей и снега. Он остановился у подъезда, закурил, выпустил первый клуб дыма. Принялся любоваться переливчатым вспыхиванием снежинок в свежем покрове. Он потерял счёт времени. Наступил уже новый год или ещё нет? Что сейчас делает Мила? Мила!.. Она думает о нём. Он отчётливо это почувствовал и отдался этому ощущению, растворился в нём. Стынут брови, от мороза мёрзнет нос…

Дверь подъезда отворилась, и вышли двое. Палашову не нужно было вглядываться, чтобы понять, кто это. Он знал, что это Володя и Лена. Проходя мимо него, девушка приостановилась:

— Спасибо, Женя. — Заглянула в глаза: — С новым годом!

Комиссаров ничего не сказал, протянул руку. Его тёмные глаза под меховой зимней шапкой говорили за него. Он был сражён Ленкой наповал, заинтригован тем, что его ждёт, и как будто молил о поддержке.

— Я на связи, — Палашов крепко пожал протянутую руку.

Мужчины так же беспомощны перед сильными чувствами, как и женщины. Комиссаров усадил Елену на переднее пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Женя отлично понимал, что им сейчас не нужны ни гитара, ни вино. Машина недовольно фыркнула, но завелась. Ей ещё прогреваться десять минут. Палашов не простоит столько без шапки. Затушив о снег сигарету, последнее, что он увидел — Володька стащил с Лены шапку и потянулся к ней. Стоп! Снято!

Наевшись быстро и досыта, молодые переобувались в коридоре в удобную уличную обувь.

— Ты уверена, что дойдёшь пешком и мы не заплутаем в парке?

Мила кивнула.

— А Ванечка нас дождётся? Не устроит тут тра-та-та Галине Ивановне?

— Очень надеюсь, что он не подведёт. Только пойдём быстрее, а то путь неблизкий.

Мила обула удобные летние туфли, а Женя — кроссовки. Взяли сумку с документами. Покричали на прощанье Галине Ивановне.

В лифте Женя прижал Милу к себе, поцеловал в макушку.

— Лучший вид транспорта — не надо рулить.

Она обратила сияющие требовательные глаза к его лицу, но вместо поцелуя получила только ласковый взгляд.

— Надень на свадьбу то хулиганское платье, которое я заставил тебя снять летом прошлого года. Это необыкновенное платье. Оно тебе очень идёт. Будет оттенять твои жадные зелёные глазища.

Она улыбнулась.

— Но ты же его уже видел. И платьев полно на свете. Свет клином не сошёлся именно на этом.

— Я уверен, ты что-нибудь придумаешь, чтобы меня удивить.

Двери шумно раздвинулись, возвещая о конце поездки.

— Я постараюсь, — ответила Мила, и Женя вывел её из лифта за руку.

Они обогнули дом и дружно зашагали по маленькой короткой улице Благуше. Мужчина подстроился под шаг любимой. Пройдя опорный пункт милиции в десятиэтажном доме слева и обширный двор справа, образованный кирпичными домами, стоящими цельным прямым углом напротив старой котельной, они вышли на улицу Ибрагимова. Справа же по диагонали виднелась группа ёлочек в скверике. Похожие ели растут возле отделения милиции в Венёве. Мила повела на противоположную сторону к одетому в строительные леса Храму Димитрия Солунского. Места были достаточно исхожены Палашовым, а в храме даже вмурованы несколько кирпичей, подвезённые им.

Улица Щербаковская раскинулась перед ними небывалыми просторами для пешеходов. С левой стороны на проезжей части среди рычащих автомобилей постукивали и потренькивали трамваи. С правой — в пешеходной зоне деревья затеняли прохожих и прятали в зелени дома, доставая в некоторых местах до шестого-седьмого этажей, то есть до середины их высоты. Улица прямая, как стрела, с добротными домами архитектуры сталинской эпохи приняла молодых людей в тенистые, такие желанные жарким летом объятия и довела до Окружного проезда.

Палашов временами бросал взгляды на свою спутницу, бодро шагающую девчонку в воздушном голубом платье, спускающемся ниже колен, а в следующий миг переводил глаза на деревья, витрины магазинов на первых этажах домов. Последний дом привлёк внимание лжеколоннами и розетками с пучками колосьев вокруг былых атрибутов государственности — серпа и молота. Человеку, который провёл почти восемь лет среди застройки ниже растущих рядом деревьев, эти высокие замысловатые дома казались грандиозными.

Глядя на Милу, никогда не подумаешь: вот идёт мать ребёнка. Такой свежестью и юностью дышит её лицо даже несмотря на бессонную ночь. Пока стояли на светофоре и ждали проезжающий автотранспорт, предвкушая погружение в зеленеющий впереди Измайловский парк, Евгений не удержался и обнял одной рукой за хрупкие плечи свою графинечку. Сделал это и тут же столкнулся с любопытным взглядом малыша в детской коляске. Ребёнка почему-то не вывезли на лето за город, и мама отправилась с ним гулять в городской парк. Палашов подмигнул мальчишке, вызвав у него улыбку.

— Мила, — повернулся он к спутнице и серьёзно посмотрел ей в глаза, — давай перевезём вас с Ванечкой в деревню на свежий воздух. Я буду постоянно к вам наезжать.

— Я так и планировала. Просто дождусь маминого отпуска. Вдвоём с ней мне там будет спокойнее.

Они тронулись через дорогу, потому что подошла очередь пешеходов. Пересекли два проезда, Окружной и Проектируемый, а между ними прошли под железнодорожным мостом. И сразу почувствовали дыхание леса. Мила обделила вниманием две параллельных широких дороги, уводящих вглубь парка, и взяла левее на второстепенную дорожку по