Поющая для Зверя - Лали Та
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веки плотно прикрыты, между густых бровей залегла хмурая складка, а тело подрагивает, как в лихорадке. Некогда кипельно-белая форма его военного камзола превратилась в горелые лохмотья, повисая на обожженном теле.
Я вижу его страшные раны, и удивляюсь тому, как он смог остаться в живых. Невозможно. Нереально для обычного существа. Но Эмир не все. Для него нет ничего, что бы не покорилось его воле. Даже сама смерть…
— Ты пришел за мной, — шепчу, а мир дрожит от слез в глазах. — Не уходи от меня, сконцентрируйся на голосе.
Прикрываю веки, и пытаюсь вспомнить все то хорошее, что еще не выжжено пламенем мощного огненного залпа. В уме мелькают картины мальчишки, бегущего ко мне с цветами, украденными на границе Колдора едва ли не ценой собственной жизни. Мальчишки, защищающего меня своей грудью от неведомых врагов. Мальчишки, ставшим мужчиной, который едва не погиб, пытаясь спасти меня из лап Архаира.
И я приоткрываю губы и выпускаю свою песню на волю.
Алияды поют не телом. Мы поём душой. Исцеляя или принося немыслимую боль своим голосом.
Эмир чуть вздрагивает, приоткрывая карие глаза. В его зрачках горит оранжевое пламя. Не знаю, что он видит, но смотрит на меня в полубреду, неотрывно, из-под густых ресниц. А я крепко сжимаю его руку и стараюсь удержать песню, не дать ей смолкнуть, задохнувшись дымом пожара.
Наши раны начинают затягиваться на глазах. Плоть нарастает на рваных ранах от волдырей, и боль утихает. Пожар отступает по кругу, оставляя по краям выжженную золу. Но мы живы, и это главное.
— Аи-ша, — шепчет хрипло, и я едва ли не начинаю рыдать навзрыд. Орать, ругаться, и в то же время целовать его лицо за то, что решился на это безумство. Но не могу остановиться, потому что если стихнет песня, то огонь вернется. Поглотит нас и уже не отпустит из своего смертельного плена.
— Аи-ша…
Эмир хрипит и погружается в полузабытье.
А я продолжаю сжимать его руку и петь свою песню, разносящуюся по всей округе, излечивающую наши раны и остужающую раненую землю.
Глава 12
— Пустите меня к нему! Вы не имеете права! — бросаюсь на латы вооруженных солдат, но они только молчаливо сдвигают плечи, отстраняя меня.
Словно я и вовсе не существую, черт возьми!
Гнев и несправедливость разрывает грудную клетку.
— Послушайте, я Аиша фан Дормейская, дочь императора Сархада! Вы не можете игнорировать мой приказ!
— Могут, Аи-ша. Они могут…
Я резко оборачиваюсь, сталкиваясь глазами с отцом, и челюсти сжимаются сами по себе, а брови сходятся на переносице.
— Какой гнев! — усмехается Сархад, подплывая к нам в своих длинных белых одеждах. — Узнаю нашу породу!
— Скажи своим цепным псам, — цежу я сквозь зубы, — чтобы пропустили меня к Эмиру.
— Разве тебе не сказали? — картинно удивляется отец, и я еле перебарываю желание вцепиться ему в лицо. — Больной находится в тяжелом состоянии после трагической поломки двигателя, не выдержавшего нашей атмосферы.
— Да неужели? — еще больше хмурюсь я.
— Да-да, — Сархад разводит руками, пытаясь нарисовать печаль. — Тебе лучше воздержаться от визита, пока целители не приведут в порядок его тело…
— Я и сама целитель, если ты забыл, — перебиваю я. Голос звучит куда резче, чем того требуют приличия, и алияды в коридорах лазарета начинают удивленно на нас поглядывать. Точнее, в их взглядах сквозит неодобрение. Направленное на меня. За то, что посмела так говорить с императором.
А мне плевать на них. Эмир так близко, что я понимаю, — больше нет страха. Больше нет неуверенной алияды, нелюбимой дочери Сархада. Замкнутой, молчаливой девушки, чувствующей себя чужой на Архаире. Вернулась та Аиша, которой я была десять лет назад. И от этого дышать стало как будто легче. У меня глаза открылись и появились крылья.
Эмир жив! Я спасла его! И теперь уже ничто не имеет значения.
Сархад мог напасть на него исподтишка, как трус, пальнув из высокочастотной пушки, потом свалив все на неисправность шаттла. Но напасть здесь, прилюдно нарушив Кодекс, он не посмеет.
И я никогда не позволю ему причинить вред Эмиру. Даже ценой собственной жизни, если потребуется.
— Послушай… — лицо Сархада наливается гневом, на секунду являя его настоящего, но он тут же вновь надевает на себя маску, произнося уже на несколько тонов спокойнее. — Послушай, Аи-ша… Нам лучше поговорить наедине. Там, где твои крики не будут мешать больным исцеляться.
Он хочет поговорить со мной. Ну, разумеется.
У меня не получается сдержать презрительную усмешку, и я вижу спазм ярости, проходящий по лицу Сархада.
Я знаю, что случилось на самом деле. И если только открою рот, то ему придёт конец. Сархад знает, что зависим от меня сейчас, пока обломки валяются возле башни Хардира и их еще можно исследовать. Другой вопрос в том, что никому и в голову не придет делать это, если я буду молчать.
— Что ж, отец, думаю, ты прав. Поговорить нам и правда стоит.
Я прохожу следом за ним в смежную палату, где стоят только две пустые койки.
Сархад закрывает дверь, после чего разворачивается, смотря на меня прямо в упор:
— Я недооценил тебя, Аиша, — звучно произносит он, начиная ходить из стороны в сторону, но медленно, вальяжно, словно мыслитель, которому пришла в голову гениальная идея. Он вовсе не выглядит перепуганным насмерть преступником, жизнь и правление которого висят на волоске.
— Неужели? — усмехаюсь я, сцепляя руки на груди.
— Да-да, признаюсь, твой поступок с проходом по кромке самоубийства поразил меня. — Сархад останавливается, впиваясь в меня глазами. — И поэтому, приняв во внимание все обстоятельства, я решил, что дам тебе шанс искупить свою вину.
— Искупить… Вину?.. — у меня разве что на лоб глаза не лезут от его наглости. — Понимаешь ли ты в полной мере, о чем сейчас говоришь? — хмурюсь я. — Ты сознался мне в том, что совершил. Нарушении Кодекса. Ты. Чуть было. Не убил Эмира, — цежу я сквозь зубы, чувствуя, как слепая ярость начинает застилать глаза.
— И чего ты хочешь от меня? — насмешливо произносит он. — Извинений?
— Можем начать и с этого.
Сархад делает такое лицо, словно я сморозила несусветную глупость. А потом вдруг… Запрокидывает голову и заходится громким грудным смехом.
— Минутку, — говорит он, успокоившись через несколько секунд. — Ты думала, что я пришел торговаться с тобой? — усмехается Сархад.
Липкая тяжесть недоброго предчувствия начинает сковывать меня на уровне солнечного сплетения. Мысли лихорадочно бьются в голове, но я не могу и представить,
