Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Терапия отвращения![33]» – жизнерадостно сообщал отец, и от вращения банки в его руках содержимое ее быстро густело, а мы с сестрами, с ужасом наблюдая за этими манипуляциями, еле сдерживали тошноту. Отец божится, что у него никогда не было похмелья, и все-таки казалось, что по-настоящему банка начинала действовать, лишь когда он перебирал накануне. Даже страсть отца к курению с трудом могла перевесить эффект от столь продвинутой терапии.
В конце концов он бросил курить, но я не припоминаю, чтобы он пытался бросить пить. Во времена моего отца похмелье – ощущал он его или нет – считалось неизбежным сдерживающим фактором. То есть похмелье тоже можно было рассматривать как терапию отвращения, придуманную самой матушкой-природой.
В журнале Американской медицинской ассоциации доктор Майкл М. Миллер так описывает лечение алкоголизма гипнозом: «В большинстве случаев я просто усиливаю чувство неприятия, отвращения и тяжелого похмелья, фактически заставляя пациента пережить его наихудшее похмельное состояние».
Конечно, между средством от похмелья и аверсивной терапией лежит пропасть. Первое предназначено, чтобы вывести пациента из состояния похмелья, а вторая использует похмелье против страдальца, усиливая симптомы в попытке избавить его от предполагаемой патологической зависимости. Однако именно эта разница случайно или патологически намеренно игнорируется авторами немногочисленных современных ревю о похмелье. Я имею в виду «Книгу похмелья» Клемента Фрейда (1980), «Флойд о похмелье» Кита Флойда (1990) и «Гнев гроздьев, или Похмельный помощник» Энди Топера (1996)[34].
Каждое из этих коротеньких, хотя по-своему информативных и занимательных произведений обращается к Плинию Старшему как автору наиболее раннего и наиболее полного собрания рецептов от похмелья. Но тут такое дело: Плиний был автором наиболее ранних и наиболее полных собраний более или менее всего. Его «Естественная история» считается первой энциклопедией, в которой собрано все человеческое знание, от траектории движения планет и брачных танцев насекомых до всевозможных видов пойла.
Понадобилось маниакальное стремление найти и описать каждый известный аспект действительности, чтобы похмелье хоть ненадолго стало предметом исследования. Непьющий Плиний каталогизировал последствия злоупотребления алкоголем с присущей ему беспощадностью: «От запойного пьянства лицо бледнеет, щеки обвисают, глаза воспаляются, а руки трясутся, проливая содержимое наполненных сосудов. Заслуженным наказанием становятся также беспокойные ночи и бессонница».
По сей день сложно отыскать исторический труд по теме без отсылок к Плинию, тем более когда речь заходит о способах исцеления. В главе о древних лекарственных средствах Клемент Фрейд предлагает такой список:
совиные яйца в вине (Плиний);
кефаль, забитая в красном вине (Плиний);
два угря, задушенных в вине (Плиний).
Десятилетие спустя Флойд копнет чуть глубже: «[Плиний] считал, что лучше предупредить недуг, чем лечить его, а воздействие винных паров можно нивелировать, если облачиться в пурпурную тогу и пить из инкрустированного аметистами кубка… Тем же, кто страждет поутру, Плиний рекомендовал на завтрак совиные яйца всмятку. А если похмелье не отступало, он советовал отведать тушеного угря».
Позднее Топер сделает обобщение, похоже на рецепт: «В одной из работ[Плиний] утверждает, что избежать похмелья можно, если в ночь после тяжкой попойки надеть ожерелье из пучков петрушки; а вылечить утренний бодун – проглотив два сырых совиных яйца в вине».
Однако найти все это «в одной из работ» – задача не из простых, учитывая, что наследие Плиния оценивается примерно в 160 томов. На поверку же выходит, что ни один из перечисленных рецептов в его книгах не содержится; даже наоборот.
В том, например, что касается пурпурных тог и аметиста, Плиний в действительности написал следующее: «Чародеи утверждают, что аметист не дает опьянеть, – это неверно». Получается, что всех умерщвленных в вине морских тварей на самом деле прописывали при лечении отвращением. Это были своего рода древние вариации на тему отцовской мутной банки, но работали они не против курения, а против пьянства. «Забитая в вине барабулька, керчак или пара угрей, а также подгнивший в вине морской виноград вызывают неприязнь у тех, кто выпил сверх меры». То же касается совиных яиц: «Залитые вином на три дня совиные яйца вызывают у пьяниц отвращение к вину».
Но тут сработало нечто вроде эффекта «испорченного телефона», который характерен для публицистики: похоже, каждый из упомянутых нами немногочисленных похмельных исследователей упустил из виду вторую часть уравнения. Поэтому «рецепты» Плиния снискали такую популярность и превратились в расхожее клише. Даже блистательная Барбара Холланд[35] пишет, что «римский мудрец Плиний Старший рекомендовал наутро выпить два сырых совиных яйца». А ведь никаких подтверждений этому не существует.
Видимо, только Клемент Фрейд приблизился к истине, пояснив обратный для выпивохи эффект от «рецептов» Плиния: «Подразумевалось, что все эти средства нужно принимать вместе с вином. Было бы правильнее охарактеризовать их как опохмел, изрядно сдобренный неожиданными вкусовыми оттенками».
Часть третья
Клин клином. Горючее для горящих труб
В которой наш герой болеет дома, превращается в мутанта и начинает год с заплыва в ледяной воде с сотней похмельных моржей. В эпизодах – Гиппократ, парочка семейных врачей и три мудреца.
Лучше всего я умею пить… Я написал сильно меньше других писателей, зато выпил сильно больше других выпивох.
Ги Дебор
Мой доктор рассмеялся. Кажется, я слышу его смех впервые: эдакий сухой канадский смешок, звук неподдельного веселья с ноткой иронии. Мы обсуждаем, могла ли у меня появиться аллергия на алкоголь.
– Давайте еще раз, по порядку, – попросил он, подавшись вперед, скорее насмешливо, чем обеспокоенно. Похоже, из нас двоих встревожен только я.
– Все началось с «Мимозы»[36], – говорю я, – за завтраком…
Мы с моей девушкой Лорой поехали отдохнуть. Никакой экзотики, просто отправились в небольшой городок на пару дней. Мы играли в гольф, ели и пили, причем я ел и пил с особым усердием. Мы остановились в отеле, где в день отъезда на второй завтрак был большой шведский стол, и среди прочего – коктейль «Мимоза». Вообще-то я не большой любитель апельсинового сока, но вкупе с шампанским и похмельем он пришелся как нельзя кстати. И вот прямо во время завтрака стало происходить что-то странное.
– С тобой все в порядке? – спросила Лора.
Я попытался ответить, но рот будто опух, впрочем, как и голова. Голова
