Две жизни - Владимир Корчагин

Дмитрий осторожно разлил вино, подал бокал Анастасии:

— А дальше?..

— А дальше — чокнемся и выпьем, — громко рассмеялась она. — за встречу, Митя!

— За встречу? Да, за встречу… Хотя я до сих пор не могу поверить, что все это всамделишное, не мерещится мне.

— Какой вы смешной, Митя! — снова рассмеялась Анастасия. — Что вам еще мерещится? Это я, это — вы, — коснулась она его плеча. — такие, какие мы есть. Можете даже потрогать меня рукой. А лучше — пейте до дна, и все само собой станет обыденным. Ведь все это, — обвела она рукой окружающее их великолепие, — на мой взгляд, гроша ломаного не стоит, и уж во всяком случае не помешает нам с вами стать друзьями.

— Ой, вы скажете!

— А вы против этого?

— Мне боязно даже подумать такое.

— Вот и залейте страх вином, — осушила она свой бокал.

Дмитрий также сделал несколько глотков, осторожно нацепил на вилку ломтик какой-то красной рыбы. К его удивлению, господское вино оказалось не больше чем сладкой водичкой. Ведь до сих пор он не пробовал ничего кроме самогона и был уверен, что от этого вина у него дух захватит, а на самом деле… Впрочем, уже после второго бокала все тело его налилось бодрящей силой, голова слегка затуманилась, а главное — он почувствовал себя не таким уж ничтожным и жалким и все происходящее обрело черты вполне реальные.

Анастасия тоже заметно раскраснелась. Голос ее стал глуше, но как-то проще, душевнее.

— А теперь расскажи немного о себе, Митя, — неожиданно перешла она на «ты». — Этот дядя Егор — твой родственник?

— Нет, родственников у меня нет. Совсем нет. Отец с матерью умерли, братьев и сестер Бог не дал. А дядя Егор… Мы были просто соседями. А недавно… Как вам сказать?.. В общем, взял он меня к себе заместо сына.

— Усыновил, стало быть?

— Выходит, так. Теперь я зову его отцом, а тетю Глашу — матерью. Вот и все мои близкие.

— Но есть у тебя, наверное, и любимая девушка?

— Какое там! Кому я нужен, такой увалень!

— Не прибедняйся, Митя. Я уверена, что заглядываются на тебя девки на гулянках.

— А я ни на какие гулянки не хожу. Зачем это?..

— Вот как! Что же ты делаешь?

— Работаю.

— А кроме работы? Не все же время работаешь.

— А кроме работы… Люблю ходить в лес, на луга, за реку. Там прелесть!

— А книги ты читаешь? Или не одолел еще грамоту?

— Читать я могу. И писать тоже. Только где их взять, книги?

— Ну, книги ты можешь брать теперь у меня. А там, за рекой, что такого особенного?

— Словами не расскажешь. Там все не такое, как здесь. Даже воздух другой. Травой пахнет, цветами. В небе жаворонки поют. Да мало ли…

— Слушай, Митя, а ты не взял бы и меня с собой туда, за реку?

— А это как вашей ми…

— Митя! — она погрозила ему пальцем. — Мы о чем договорились?

— Ладно, сходим как-нибудь. Покажу вам все свои любимые места.

Так проговорили они часа два. Потом Анастасия проводила его до калитки. И тут вдруг воскликнула, всплеснув руками: — Ой, Митя, я же обещала что-нибудь подарить тебе! Так вот… — она сняла с себя цепочку с золотым нательным крестиком и, прежде чем он успел что-либо сообразить, набросила ее ему на шею. — А теперь беги! Беги, беги! И помни — ты обещал взять меня с собой за реку.

— Да как же это так… с крестиком-то?.. Разве я посмею? — начал было Дмитрий. Но она лишь сжала его руку своими маленькими горячими ладошками и побежала вверх по мраморным ступеням, крикнув на прощание:

— До свидания, Митя! До завтра!

Совершенно сбитый с толку, он тщательно прикрыл калитку и медленно побрел к себе в кузницу. Маленький крестик, надетый под рубаху, казалось, хранил еще тепло девичьей груди. А в голове билась одна мысль: «Что это, величайшее счастье или начало величайшего несчастья?».

Глава третья

День начал клониться к вечеру, когда они, возвращаясь с заречных лугов, миновали мост и остановились возле Святого ключа. Здесь Анастасия легонько тронула Дмитрия за плечо и тихо сказала:

— Всё, Митя, дальше я пойду одна.

— Это почему? — удивился Дмитрий.

— Так будет лучше. Незачем лишний раз мозолить глаза всем любопытным. Да и не стоит мне, пожалуй, идти через калитку. Слишком припозднились мы сегодня. А отец мой, сам знаешь… Так что пойду я по большой дороге через парадный вход. Слышишь благовест? Это закончилась обедня в храме. И я смогу, в случае чего, сказать, что задержалась на церковной службе.

— Вот оно что! — понял Дмитрий скрытый смысл ее слов. — Но вы не жалеете о нашей прогулке?

— Как я могу жалеть о том, что принесло мне огромнейшую радость?

— Но это может закончиться, как мне кажется, неприятностью для вас.

— Нет, я не думаю, что это будет так. По крайней мере пока… Да если б и случилось что-нибудь подобное, то… Хватит! Я жить хочу. Жить и радоваться жизни. Как радовалась сегодня там, за рекой. Ведь то, как я до сих пор проводила время за этими каменными стенами, да и в городском пансионе, это не жизнь, Митя. Это тюрьма, неволя в золотой клетке. И я так благодарна тебе, что ты дал мне увидеть наконец красоту настоящей, живой природы, вместо той, косметической, какую день и ночь наводят в усадьбе наши садовники, а главное — помог ощутить волю, ощутить всю прелесть жизни, почувствовать себя свободной. Хоть на несколько часов. Но дело не только в этом…

— В чем же еще?

— А это я скажу тебе как-нибудь после. Да, после, — повторила она, почему-то покраснев. — Кстати, а ты сам… Ты рад сегодняшней прогулке?

— Еще бы! Да я…

— И согласишься еще раз провести меня по своим любимым местам?

— Хоть завтра.

— Нет, завтра не получится. Завтра у нас в имении какие-то знатные гости. Чуть ли не сам граф Потоцкий из Рязани. Так что, сам понимаешь… А вот послезавтра… Послезавтра ведь Петров день, престольный праздник. И дядя Егор без слов освободит тебя от работы. Да и я смогу сказать, что пойду в церковь. В Петров день там с утра до вечера служба. Все наши чтут этого святого. Зайду и я поставить свечку. Постою покрещусь немного и — в лес. Очень хочется взглянуть на эту… как ты сказал недавно, белую рощу.

— Да, это мое самое любимое место в лесу. Представь себе целую рощу берез. Одних берез! И среди них — дуб. Огромный, развесистый, как гриб боровик среди волнушек. Так и кажется, что он что-то нашептывает несмышленым березкам…

— Да ты — поэт, Митя!

— Вы скажете!

— Нет, серьезно. Всякий раз, как ты говоришь о природе, я не могу наслушаться. Не всякому писателю дано такое. Тебе бы поучиться где-нибудь!

— Зачем? Дядя Егор вон даже грамоты не знает, а другого такого мастера поискать.

— У каждого своя судьба, Митя. И я хотела бы видеть тебя не просто кузнецом. Но мы еще поговорим об этом. Вот послезавтра в белой роще и поговорим. Только встретимся лучше не здесь, а сразу за мостом, в прибрежном орешнике, где сегодня зайчонка спугнули.

— Сразу с утра?

— Ну, не совсем с утра. А как ударят к заутрене, так и приходи туда. Я не заставлю тебя долго ждать.

— Да я готов теперь ждать вас хоть всю жизнь, — невольно вырвалось у Дмитрия.

— Я верю тебе, Митя. Я и сама… Но пока всё. Всё, всё! Мне действительно пора.

— Ну что же, бегите, коли так. Только… Вы сказали, что завтра ждете графа Потоцкого. Он что, ваш родственник, что ли?

— Если б только родственник! Так нет же. Аграфена шепнула мне, что он чуть ли не сватать меня собирается.

— Сватать вас?! — воскликнул Дмитрий упавшим голосом. — И вы согласитесь на это?

— Ну уж нет, пусть поищет себе другую невесту!

— А если ваши отец с матерью… Если они принудят вас?

— Плохо ты знаешь меня, Митя. Пусть только попробуют. Тогда я закачу такой скандал! А в крайнем случае — сбегу из дома, уйду в монастырь, утоплюсь в речке, только не стану женой этой развалины.

— Тогда и я…

— Что ты? Глупенький ты мой! — рассмеялась Анастасия. — Да и что мы словно уже хороним друг друга. Все это еще на воде вилами писано. Были и до графа охотники до моей руки. Многим не дает покоя отцовское богатство. Да не все знают мой характер. А я вот назло всем… В общем послезавтра я скажу тебе такое! А сейчас уже поздно, я пойду. Но через день как договорились — в час обедни в орешнике. До послезавтра, Митя.

— Да-да, до послезавтра, — не переставал шептать он, не сводя глаз с удаляющейся Анастасии. А душа его впервые сжалась в тисках неведомой тревоги.

Глава четвертая

И вот это послезавтра наступило. При первом ударе церковного колокола Дмитрий пулей выскочил из-за стола и, несмотря на все увещевания тети Глаши съесть еще хоть кусочек праздничного пирога, вихрем помчался к условленному месту встречи. Здесь, в густых зарослях орешника, он выбрал местечко, откуда, не будучи замеченным, можно было отлично видеть все дороги, ведущие к мосту, и устремил взгляд на ворота в церковной ограде, через которые просматривалась даже церковная паперть и широко раскрытые двери в храм. Именно там должна была, прежде всего, показаться Анастасия, и именно с этой широкой, заполненной народом паперти не спускал он глаз в надежде увидеть ее еще при выходе из церкви. А в том, что он сразу узнает ее среди толпы сельчан и дворовой челяди господ Мишульских, Дмитрий почти не сомневался.