Две жизни - Владимир Корчагин

— Мне ли этого не знать. Ведь я и Анастасия…

— Как?! Ты и Анастасия… — не смог закончить Сергей, задохнувшись от внезапно вспыхнувшей догадки.

— Да, так же как ты и тот, кем ты видел себя во сне.

— Невероятно! Сонюшка, дорогая моя… — он обхватил ее плечи, привлек девушку к своей груди. — Я так и знал, я чувствовал… Сразу, как только увидел тебя. И теперь…

Но в этот миг страшный удар грома раздался у них над головой. Огненный зигзаг молнии прочертил внезапно почерневший небосклон. Яростный вихрь взметнул ввысь тучи пыли. И крупные, с грецкий орех, градины запрыгали у них под ногами.

— Бежим в машину! — крикнула Софья, срываясь с места. — Быстрее!

— Постой. А как же это? — кивнул Сергей на содержимое вырытой коробки, бережно разложенное им на небольшом выступе часовни.

— Кидай все в полевую сумку и — ходу!

— А яма… Надо бы ее заровнять, а то…

— После, все после! Видишь, что творится?

— Беги, я — сейчас, — Сергей тщательно уложил в сумку дорогие реликвии, лихорадочно забросал землей место найденного клада и, подхватив лопату, пустился вслед за Софьей сквозь дождь и град, обрушившиеся с грохочущего неба.

Глава десятая

Густые сумерки сплошь затопили притихший двор базы, когда Сергей, разделавшись со всеми неотложными делами, смог наконец выбраться из душной камералки и вдохнуть всей грудью тугой, пьянящий воздух, настоенный на цветах только что распустившейся калины. Взгляд его сейчас же обратился на окна боковушки Софьи. Но в них почему-то не было ни малейших проблесков света.

«Странно… Мы же договорились вечером встретиться и поговорить», — мысленно посетовал Сергей. Но уже в следующую секунду заметил, что одно из окон распахнулось и в нем показалось что-то белое.

Он быстро пересек двор и подошел к раскрывшемуся окну. За ним стояла Софья.

— Заходи, заходи скорее, — прошептала она чуть слышно.

— Но почему ты без света? — удивился Сергей.

— Тише! Так нужно. Не стоит привлекать внимание других.

Он ощупью прошел через темные сени и осторожно раскрыл дверь. Софья взяла его за руку и, проведя в глубину комнаты, усадила на стул.

— Понимаешь, я еще засветло заметила, что из того вон сараюшка, что напротив, без конца пялит глаза на мои окна наш бывший завхоз, — высказала она свои опасения Сергею.

— Ярин?!

— Да. И с ним те двое, что приходили утром. Ну да Бог с ними. С тобой мне ничего не страшно. И все-таки не будем зажигать света.

— Да, так, пожалуй, даже лучше… — он нашел в темноте ее руку и легонько сжал тонкие, слегка вздрагивающие пальцы. — Так что ты хотела рассказать мне?

— Не знаю даже, как начать…

— Ты тоже видела какие-то вещие сны? — постарался прийти ей на помощь Сергей.

— Нет. Но мне с ранних лет, с тех пор, как я себя помню, казалось, что в моей памяти сохранилась какая-то совсем другая жизнь, что я уже была взрослой девушкой, воспитывалась в каком-то закрытом привилегированном заведении, была дочерью очень богатых, знатных родителей и в летние каникулы выезжала в их сельское поместье, являющее собою чудо садово-паркового искусства. Имение это располагалось неподалеку от крупного села над небольшой живописной речкой и было окружено сплошным каменным забором. Первое время мне было строжайше запрещено выходить за пределы этой ограды, но когда я подросла, стала почти барышней, строгий запрет отпал сам собой. Кстати, самые яркие проблески в этой непонятной, сверхъестественной памяти относятся как раз к этому, уже взрослому, периоду моей жизни. Ведь именно тогда, в то время я… Но не буду набегать вперед. Так вот, тогда я уже знала, что принадлежу к очень старинному дворянскому роду Мишульских, являюсь единственной наследницей огромного имения в несколько десятков тысяч десятин земли, а речка, что протекает мимо нашего родового имения, называется Ермишь, в честь одного из наших далеких предков Еремея Мишульского.

Не все картины этой прошлой жизни запечатлелись в моей памяти одинаково хорошо. Некоторые из них до сих пор проступают словно сквозь плотное туманное марево. Но отдельные сцены сохранились настолько отчетливо, будто происходили лишь вчера или несколько дней назад. И одной из таких сцен был мой приезд домой после окончания городского учебного заведения. Помню, ехали мы с кучером в открытом экипаже. Была весна. Воздух словно сгустился от запаха цветущей сирени. Река блестела, как пасхальная позолоченная риза. Два белых лебедя неслышно скользили по ее лону неподалеку от небольшой сельской кузницы.

Мы проехали через мост, обогнули убогую придорожную часовенку, и тут я заметила, что возле этой часовни, прислонившись спиной к ее каменной стенке, стоит мальчик-подмастерье, должно быть, подручный кузнеца. Мальчик был примерно моих лет, худой, бедно одетый, но с такими добрыми, ясными глазами, что я невольно обернулась к нему, наши глаза встретились…

— Боже мой, Соня, что ты говоришь! Ведь это… — Сергей больно сжал пальцы девушки. Но в тот же миг дверь боковушки затрещала под ударами чего-то очень тяжелого и о грохотом рухнула на пол, а тьму прорезал узкий луч карманного фонарика, в свете которого Сергей успел рассмотреть согнувшегося, как перед прыжком, Ярина и тонкое лезвие ножа, блеснувшего у него в руке.

Между тем луч фонарика описал широкую дугу и уперся прямо в лицо Софьи. Не было сомнения, что в следующее мгновенье убийца бросится на нее и нанесет ей смертельный удар. Все решали считанные доли секунды, и Сергей, не раздумывая, ринулся на зловещую фигуру с ножом, вложив в этот бросок всю силу, на какую был способен.

Ярин был выше и сильнее Сергея, но, по-видимому, не ожидал ничего подобного, и оба они тут же повалились на пол. Теперь главное было — выбить из рук убийцы нож. Но силы были слишком неравны.

Оправившись от неожиданности, Ярин сильным ударом прижал противника к стене, и прежде чем Сергей мог вскочить на ноги, грудь его пронзила острая, режущая боль.

Последнее, что он услышал, был топот быстрых ног в сенях и голос коллектора Володи:

— Сюда, сюда, ребята! Эти бандюги уже тут. Я выследил их. Держите их, держите! Четверо — к окнам, остальные — за мной!

«Дорогие вы мои», — пронеслось в помутившемся сознании Сергея, и он провалился в черную зияющую бездну.

Часть вторая

Глава первая

Сознание возвращалось медленно. Сначала это были лишь редкие искорки света, слабо мерцавшие в кромешной темноте. Потом замелькали бессвязные картины каких-то зияющих провалов, голых утесов, грохочущих стремнин. Затем откуда-то из-за горизонта начали наплывать неясные контуры диковинных циклопических сооружений, причудливых пейзажей и образов. И только когда тупая, непроходящая боль, сопровождающая все эти видения, немного утихла, они стали приобретать более реальные очертания: то юноша оказывался вдруг на берегу какой-то речки, то на опушке леса, то на глухой проселочной дороге. Но все это было еще туманно, зыбко, с трудом удерживалось в сознании, как появлялось, так и исчезало, пока он не увидел себя наконец в знакомой кузнице, где проработал подручным, как отчетливо запечатлелось в сознании, не один год.

Кузницу эту, как и само кузнечное ремесло, он полюбил, казалось, на всю жизнь. Но еще больше полюбился ему старый кузнец Егор Кручинин, взявший его к себе в ученики и воспитавший как родного сына.

Вот и теперь, глядя, как сноровисто и быстро старый мастер орудует молотком, превращая бесформенный кусок раскаленного железа в изящную розочку для господской ограды, он не мог глаз отвести от его ловких жилистых рук.

«Как бы и мне стать таким мастером, как дядя Егор, — мысленно повторял Дмитрий, не переставая налегать на ременную петлю мехов, раздувающих угли в горне, — чтобы тогда и я смог выковать что-то для господ Мишульских!»

Впрочем, вспоминая сейчас о господах Мишульских, он имел в виду отнюдь не старых барина и барыню, частенько проезжавших в своей шикарной карете по дороге, что пролегала неподалеку от кузницы, и не их приказчика Гаврилу, чьи заказы для имения не раз приходилось выполнять им с дядей Егором. Нет, перед глазами его вновь и вновь вставал образ молодой барышни, которую он случайно увидел два дня назад у Святого ключа, куда дядя Егор послал его за свежей водой, и которая с явной заинтересованностью взглянула на него, Дмитрия.

«Вот бы снова ее увидеть! — мелькнула у него потаенная мысль. — Да где там, она, наверное, и шагу не ступит за ограду поместья. А если и ступит…»

— Слышь, Митрий, что я тебе скажу, — вывел его из задумчивости голос старого кузнеца.

— Что скажешь, дядя Егор? — живо отозвался Дмитрий, торопясь отделаться от несбыточной мечты.