Божественная комедия - Данте Алигьери

37 И мне мой вождь: "Чтоб этот круг всецело

       Исследовать во всех его частях,

       Ступай, взгляни, в чём разность их удела.

40 Но будь короче там в твоих речах;

       А я поговорю с поганым дивом,

       Чтоб нам спуститься на его плечах".

43 И я пошёл ещё раз над обрывом,

       Каймой седьмого круга, одинок,

       К толпе, сидевшей в горе молчаливом.

46 Из глаз у них стремился скорбный ток;

       Они всё время то огонь летучий

       Руками отстраняли, то песок.

49 Так чешутся собаки в полдень жгучий,

       Обороняясь лапой или ртом

       От блох, слепней и мух, насевших кучей.

52 Я всматривался в лица их кругом,

       В которые огонь вонзает жала;

       Но вид их мне казался незнаком.

55 У каждого на грудь мошна свисала,

       Имевшая особый знак и цвет[214],

       И очи им как будто услаждала.

58 Так, на одном я увидал кисет,

       Где в жёлтом поле был рисунок синий,

       Подобный льву, вздыбившему хребет.

61 А на другом из мучимых пустыней

       Мешочек был, подобно крови, ал

       И с белою, как молоко, гусыней.

64 Один, чей белый кошелёк являл

       Свинью, чреватую и голубую,

       Сказал мне: "Ты зачем сюда попал?

67 Ступай себе, раз носишь плоть живую,

       И знай, что Витальяно[215], мой земляк,

       Придёт и сядет от меня ошую.

70 Меж этих флорентийцев я чужак,

       Я падуанец; мне их голос грубый

       Все уши протрубил: "Где наш вожак,

73 С тремя козлами, наш герой сугубый?"[216]

       Он высунул язык и скорчил рот,

       Как бык, когда облизывает губы.

76 И я, боясь, не сердится ли тот,

       Кто мне велел недолго оставаться,

       Покинул истомившийся народ.

79 Тем временем мой вождь успел взобраться

       Дурному зверю на спину — и мне

       Промолвил так: "Теперь пора мужаться!

82 Вот, как отсюда сходят к глубине.

       Сядь спереди, я буду сзади, рядом,

       Чтоб хвост его безвреден был вполне".

85 Как человек, уже объятый хладом

       Пред лихорадкой, с синевой в ногтях,

       Дрожит, чуть только тень завидит взглядом, —

88 Так я смутился при его словах;

       Но как слуга пред смелым господином,

       Стыдом язвимый, я откинул страх.

91 Я поместился на хребте зверином;

       Хотел промолвить: «Обними меня», —

       Но голоса я не был властелином.

94 Тот, кто и прежде был моя броня,

       И без того поняв мою тревогу,

       Меня руками обхватил, храня,

97 И молвил: "Герион, теперь в дорогу!

       Смотри, о новой ноше не забудь:

       Ровней кружи и падай понемногу".

100 Как лодка с места трогается в путь

        Вперёд кормой, так он оттуда снялся

        И, ощутив простор, направил грудь

103 Туда, где хвост дотоле извивался;

        Потом как угорь выпрямился он

        И, загребая лапами, помчался.

106 Не больше был испуган Фаэтон,

        Бросая вожжи, коими задетый

        Небесный свод доныне опалён[217],

109 Или Икар, почуя воск согретый,

        От перьев обнажавший рамена,

        И слыша зов отца: «О сын мой, где ты?»[218] —

112 Чем я, увидев, что кругом одна

        Пустая бездна воздуха чернеет

        И только зверя высится спина.

115 А он всё вглубь и вглубь неспешно реет,

        Но это мне лишь потому вдогад,

        Что ветер мне в лицо и снизу веет.

118 Уже я справа слышал водопад,

        Грохочущий под нами, и пугливо

        Склонил над бездной голову и взгляд;

121 Но пуще оробел, внизу обрыва

        Увидев свет огней и слыша крик,

        И отшатнулся, ёжась боязливо.

124 И только тут я в первый раз постиг

        Спуск и круженье, видя муку злую

        Со всех сторон всё ближе каждый миг.

127 Как сокол, мощь утратив боевую,

        И птицу и вабило[219] тщетно ждав, —

        Так что сокольник скажет: «Эх, впустую!»

130 На место взлёта клóнится, устав,

        И, опоясав сто кругов сначала,

        Вдали от всех садится, осерчав, —

133 Так Герион осел на дно провала,

        Там, где крутая кверху шла скала,

        И, чуть с него обуза наша спала,

136 Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1 Есть место в преисподней, Злые Щели,

      Сплошь каменное, цвета чугуна,

      Как кручи, что вокруг отяготели.

4 Посереди зияет глубина

      Широкого и тёмного колодца,

      О коем дальше расскажу сполна.

7 А тот уступ, который остаётся,

      Кольцом меж бездной и скалой лежит,

      И десять впадин в нём распознается.

10 Каков у местности бывает вид,

       Где замок, для осады укреплённый,

       Снаружи стен рядами рвов обвит,

13 Таков и здесь был дол изборождённый;

       И как от самых крепостных ворот

       Ведут мосты на берег отдалённый,

16 Так от подножья каменных высот

       Шли гребни скал чрез рвы и перекаты,

       Чтоб у колодца оборвать свой ход.

19 Здесь опустился Герион хвостатый

       И сбросил нас обоих со спины[220];

       И влево путь направил мой вожатый

22 Я шёл, и справа были мне видны

       Уже другая скорбь и казнь другая,

       Какие в первом рву заключены.

25 Там в два ряда текла толпа нагая;

       Ближайший ряд к нам направлял стопы,

       А дальний — с нами, но крупней шагая[221].

28 Так римляне, чтобы наплыв толпы,

       В год юбилея, не привёл к затору,

       Разгородили мост на две тропы,

31 И по одной народ идёт к собору,

       Взгляд обращая к замковой стене,

       А по другой идут навстречу, в гору[222].

34 То здесь, то там в кремнистой глубине

       Виднелся бес рогатый, взмахом плети

       Жестоко бивший грешных по спине.

37 О, как проворно им удары эти

       Вздымали пятки! Ни один не ждал,

       Пока второй обрушится иль третий.

40 Пока я шёл вперёд, мой взор упал

       На одного; и я воскликнул: "Где-то

       Его лицом я взгляд уже питал".

43 Я стал, стараясь распознать, кто это,

       И добрый вождь, остановясь со мной,

       Нагнать его мне не чинил запрета.

46 Бичуемый, скрывая облик свой,

       Склонил чело; но труд пропал впустую;

       Я молвил: "Ты, с поникшей головой,

49 Когда наружность носишь не чужую, —

       Венедико Каччанемико[223]. Чем

       Ты заслужил приправу столь крутую?"

52 И он: "Я не ответил бы совсем,

       Но мне твоя прямая речь велела

       Припомнить мир старинный. Я был тем,

55 Кто постарался, чтоб Гизолабелла

       Послушалась маркиза[224], хоть и врут

       Различное насчёт срамного дела.

58 Не первый я болонец плачу тут;

       Их понабилась здесь такая кипа,