Обречённый на одиночество. Том 1 - Усман Абдулкеримович Юсупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дада пропал без вести в горах.
– Нет, друзья мои, ваш дед упокоился в склепе Туш-Лама… Такова судьба всех посвященных в тайну…
Внезапно подступивший сухой кашель прервал рассказ Эсипа. Сжимая иссохшую грудь похожим на куриную лапку крючком руки, старик зашелся в кашле. Бага сбегал в прихожую и вернулся с глиняным кувшинчиком.
– Глотни молока, Эсип, оно еще не совсем остыло. Это остановит кашель.
Больной с трудом сделал пару глотков. Молоко и в самом деле помогло. Но дышать Эсипу становилось все трудней. Он с большим усилием втягивал в себя воздух, который застревал в горле и отказывался проходить дальше. Легкие старика хрипели с присвистом, словно старые изношенные меха.
– Я не доживу до завтра, – собрав последние силы, произнес Эсип. – Мои задубевшие легкие уже не в силах втягивать воздух. Я еще очень много всего хотел рассказать вам, но… Вы и сами видите мое состояние… Не задерживайтесь здесь, возвращайтесь на Кавказ. Ваше место там. За пределами ваших земель только насилие, горе и рабство. Вам не найти в этом мире ничего, что может привлекать человека, родившегося на Кавказе и выросшего среди нахов. На протяжении всего пути я часто смотрел в гороскоп – ваша судьба тесно связана с Кавказом. Вы нужны там. Возвращайтесь, и как можно скорей. Здесь наступают неспокойные времена. В Римском государстве много рабов – купленные на невольничьих рынках, рожденные в рабстве или захваченные в сражениях пленники. Ходят слухи, будто они восстали и собираются идти на Рим. Говорят, силы их растут с каждым днем. Не думаю, что ими управляют глупые люди. Должно быть, в их среде достаточно бывших воинов, и они вполне могли избрать предводителем человека, знающего ратное дело. Но отношение римлян к рабам всегда было бесчеловечным, это не могло не ожесточить самих рабов. И они, вопреки здравому смыслу, все же могут пойти на Рим. И если это произойдет… Человек, тянувший тяжелое ярмо рабства, становится кровожадным и безжалостным… Случиться может всякое. Восставшие не станут разбираться, кто римлянин, а кто путешественник. Поберечься не мешает, поэтому уезжайте, не откладывая. Может статься, что скоро уже невозможно будет это сделать.
Старик снова затих.
Как и в прошлый раз, по улице прошла стража, поднимая жутковатый в ночной тиши шум своей тяжелой поступью.
– У моих ног, под циновкой, лежит мешочек. Подай его мне, Буга, – попросил Эсип.
Мешочек был небольшим, но достаточно тяжелым.
– Здесь, конечно, не так много, но на дорогу, я думаю, вполне хватит. Примите это от меня как небольшой подарок внукам моего друга, славного Дуки… Если мои соплеменники узнают о том, что у нас состоялся этот разговор, они попытаются убить вас. Конечно, в открытую схватку они с вами не вступят, но вам не спастись от их коварства. Яд и нож в спину из-за угла – это их оружие, которое, к сожалению, промахов не дает. Вам надо уйти отсюда до их возвращения.
– Нет, Эсип, мы не уйдем отсюда, пока не отомстим им за то, что они сделали с вами! – вскочил Буга.
– Уйдете, Буга, уйдете. Должны уйти! Чтобы они ни сделали, сколько бы зла по отношению ко мне ни совершали, они все равно остаются моими братьями, одной со мной крови… Они сделали то, что обязаны были сделать. Это их долг перед своим племенем. Может быть, на их месте я поступил бы так же… Так что уходите и не встревайте в наши дела. А я и так уже слишком задержался на этом свете, и нет ничего, что могло бы радовать меня, проживи я еще сто лет. Когда ты вдруг находишь ложь в том, что тебе всегда казалось единственной истиной на земле; когда ты осознаешь, что всю свою жизнь молился ложным божествам, обрывается нить, которая связывает тебя с этим миром… Одно меня беспокоит – путь, по которому я шел все эти годы… оказался… не тем путем, что ведет к истине и