Там, где я тебя нашел (СИ) - "theoremI"

И почему Хобсу потребовалось уехать в магический санаторий Гогенцоллерн, что находился в Швейцарии? Да еще и на целых два месяца. Это вообще законно — брать столько отпускных?

Она и сама знала, что законно — он пять лет не был в отпуске. Но чисто по-человечески — поступок Хобса был не очень. Он ведь и дела свои не привел в порядок перед отъездом. Грейнджер искренне не понимала, как он мог свалить все на нее.

Хотя, если это обещало ей повышение, она готова была разобраться. В конце концов, какая разница, когда приводить все в порядок? Пораньше — было даже предпочтительнее.

Ей удалось встретиться с Гарри только в обед четверга. И в этот раз, в качестве исключения, вина была на ней. Поттер, впрочем, не обиделся.

Они сидели на привычных местах в кафе, заканчивая обед, как Гарри внезапно выпалил:

— Трэверс поставил в архив констебля, чтобы тот лично вел регистрацию каждого документа, что берут мракоборцы.

Грейнджер, делающая в этот момент глоток кофе, подавилась. Поттер незаметно направил в ее сторону палочку и использовал невербально Анапнео. Гермиона смахнула выступившие слезы.

— Что ты сказал? — прокаркала она хриплым голосом, все еще покашливая.

— В архиве появился секретарь.

Гермиона нахмурилась.

— Ты в чем-то подозреваешь Трэверса? — недоуменно протянула она.

Поттер кивнул.

— Я не рассказывал тебе, но за мной стали внимательнее следить, — он усмехнулся, — после того, как я стал там чаще бывать.

Гермиона пожала плечами, откинувшись на спинку стула, и провела ладонью по шее, все еще чувствуя тяжесть.

— Почему бы им просто не изъять нужные файлы из архивов?

Поттер сел ровнее.

— Каждый документ зарегистрирован, — пояснил он, — и если листы станут исчезать массово — это рано или поздно заметят. Да и я пока не могу понять, что именно я не должен там найти.

— Гарри…

— Нужно его как-то спровоцировать, — твердо заключил Поттер, не дав Гермионе закончить свою мысль, которая несла абсолютно противоположный смысл.

Не могла же она сказать другу, что не так уж и сильно рвется узнать правду, и все для себя решила, выстроив в голове мысленную границу, разделяющую две личности?

Не могла. Поэтому, вздохнув, она протянула:

— Давай дождемся хотя бы ближайшего заседания, а уже после будем предпринимать какие-либо действия.

*

Заседание прошло не так гладко, как Гермионе того хотелось бы. Во время выступления с отчетом от своего отдела ей показалось, что на нее не особенно обращали внимание, хотя, видит Мерлин, она за две недели сделала больше, чем Хобс за пять лет.

Что ж, до его возвращения у нее будет еще один шанс — всего один — проявить себя. А после она снова просто станет тенью начальника.

А пока она могла позволить себе побыть маленькой девочкой, которую нужно жалеть. Она сидела на коленях у Люциуса, в его квартире в Лондоне, положив голову ему на плечо, а он ласково перебирал ее волосы, поглаживая по спине.

— Уверен, тебе просто показалось, — заявил он, — на тебя просто невозможно не обратить внимание.

Грейнджер хмыкнула. Конечно, она пересказала Офламу измененную версию сегодняшнего собрания, но была уверена, что суть он уловил.

— Я для них… просто никто, — запнувшись, проговорила она, — просто девчонка с улицы, понимаешь?

Она быстро заглянула в его глаза, а потом снова опустила голову, позволяя Люциусу обнять ее. Он был ее коконом, теплым, защищающим. Ей было… хорошо рядом с ним.

— Это не значит, что тебя не выделяют, — пожал плечами он. — Ты еще так молода, Гермиона. Стать хотя бы кандидатом в начальники отдела в двадцать четыре — это много значит. Средний возраст сотрудников, занимающих ключевые позиции в моей фирме, тридцать семь.

Люциус говорил размеренно, почти лениво. Его глубокий бархатный баритон успокаивал Гермиону, и она, пригревшись на его плече, ощущала, как расслабляется. Впрочем, ненадолго — очень скоро касания Офлама перестали быть невинными, поглаживания становились интимнее и интимнее, а сидеть спокойно становилось все неудобнее и неудобнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда пальцы Люциуса скользнули по груди, дыхание Гермионы на миг сбилось. Это стало для него сигналом. Одна его ладонь собственнически накрыла грудь, а вторая уже пробралась под юбку, мягко поглаживая плоть через влажную ткань трусиков.

Грейнджер поражалась его влиянию на ее тело. Порой ей хватало одного жадного, голодного взгляда.

Легко усадив Гермиону спиной к себе, Люциус опустил губы на ее шею, заставляя кожу плавиться от прикосновения. Он продолжал ласкать ее, проводя дорожку из поцелуев от изгиба шеи к ушку, а затем переходя к подбородку.

Грейнджер, не сдерживаясь, стонала. Запах возбуждения, откровенные прикосновения Люциуса, его хриплое дыхание, эрекция, упирающаяся ей в поясницу — все это стремительно сводило ее с ума, застилая глаза мутной пеленой. А потом мир вздрогнул, а внутри живота взорвались тысячи фейерверков, разнося по крови горячий заряд.

Но не успела Гермиона расслабиться от полученной разрядки, как Люциус подмял ее под себя, стягивая брюки и белье. Грейнджер, как и тогда, в самый первый раз, таяла под ним. Каждый раз, снова и снова. Чувствуя, как с каждым толчком они сближаются не только физически, но и духовно.

*

С заседания прошло больше месяца, и Гермиона, сразу же начав готовиться к следующему, полностью посвящала себя работе и Люциусу. Что стало ее ошибкой.

Они виделись с Гарри все так же часто — на обедах, в течение дня, вечера же она проводила с Офламом, практически поселившись в его квартире. И каждый день, что она проводила с ним, она понимала, что этот человек не являлся Люциусом Малфоем. Он не был им. Не мог быть им.

Этот чуткий, внимательный, деловой магл был просто маглом, который имел точно такую же внешность и такое же имя, как волшебник Люциус Малфой. Гермиона и сама понимала, что это абсурд, но упорно твердила себе, что это возможно, ведь всего пятнадцать лет назад она и существование волшебства считала абсурдным.

Из человека не вытравить старых привычек, и Офлам просто не мог бы так искусно притворяться все это время другим человеком. Он не смог бы сыграть те эмоции, мелькающие в его глазах раз за разом, отражающие ее собственные, о которых никто не решался заговорить вслух.

Состояние эйфории не покидало Гермиону ни на мгновение. Она впервые в жизни поняла, что являют собой эти самые пресловутые бабочки в животе.

Сегодня она рассчитывала, что в обед, как и всегда, встретится с Гарри, но Поттер прислал патронус, что хочет встретиться с ней вечером. В ее квартире. Это означало только одно — ему нужно место с максимальной конфиденциальностью, хорошо защищенное. Мысленно содрогнувшись в ожидании плохих новостей, Гермиона была вынуждена согласиться.

Ей пришлось отправить Люциусу сообщение, что сегодня она переночует у себя. А потом долго убеждать его, что все в порядке и она ни на что не обиделась.

Грейнджер, ощущая, как сжимается ее желудок, решила посвятить себя работе, стараясь отвлечься. Она в самом деле сумела разобрать почти весь завал, оставленный Хобсом, и на заседании планировала взять, собрать волю в кулак и, как советовал Люциус, высказать этим министерским выскочкам, что она думает о том, как ведет дела ее начальник. Не в таком тоне, конечно, но сохранив суть. Помимо этого, она наведалась к мистеру Хадсону, чтобы передать ему новые регистрационные бланки, и даже нашла в себе силы переброситься парой слов с Мирандой. Грейнджер была убеждена: из нее — Гермионы — получится хорошая начальница. А мисс Деррек, кажется, была с этим полностью согласна, судя по тому, что количество жалоб за последние полтора месяца снизилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она отправилась в свою квартиру, захватив по дороге ужин, и принялась терпеливо ожидать Гарри, гадая, что за новости он для нее приготовил. И все же Поттер заставил ее понервничать, явившись только в девятом часу.

Усевшись за стол и разложив свою порцию фастфуда перед собой, Гарри заговорил.