Газета Завтра 39 (1088 2014) - Газета Завтра Газета

И долго на свете томилась она

Желанием чудным полна

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли

Неповторимость "русской души" в том и состоит, что она никогда не успокоится на земных скучных песнях, постоянно устремлена к высшим мирам.

Внешне он и на самом деле близок Байрону, но вчитаешься в двух этих гордых гениев и понимаешь их различие. Романтические, свободолюбивые герои Байрона, как правило, космополитичны, в самом хорошем смысле этого слова, борются со злом повсюду в мире. Да и сам Байрон сражался в Греции, где и погиб. Его всегда, с юности, тянуло вдаль, за моря. В 21 год уплыл сначала в Испанию, потом в Албанию, где подружился с турецким властителем Али-пашой. Затем проследовал в город своей судьбы, на родину красоты, которой всю жизнь поклонялся, - в Афины. Молодой Байрон влюбился в гречанку, прославил её в стихах, называя не иначе как Афинской девой. Так древние греки именовали богиню Афину Палладу, ставшую символом всё той же свободы. Он вёрнется в Англию через два года с автобиографической поэмой "Паломничество Чайльд Гарольда", которая принесёт поэту всемирную и вечную славу. И сам Байрон, и его герои - первые космополиты мира, свободные от всех национальных и нравственных оков. Трагична богоборческая драма "Манфред". Трагичен и сам поэт. Байрон разочаровался во всём: в Боге, в любви, в политике, в жизни как таковой. Бросает он и Грецию, ради нового увлечения - Италией, в которую он влюбляется как в новую женщину, всё также благородно всячески поддерживает карбонариев в их борьбе за независимость Италии от Австрии. Я уж не говорю о его любовных обильных похождениях. Константин Кедров справедливо пишет: "А в личной жизни образуется магический четырёхугольник: Перси Биш Шелли, его жена Мэри Шелли, Байрон и его фактическая жена Тереза. От этого "брака" родился впоследствии роман Мэри Шелли "Франкенштейн". Неожиданная гибель поэта Шелли в морских волнах разбивает демоническую идиллию. Байрон очнулся от дурмана и наконец-то закончил поэтическую феерию "Дон Жуан". Разумеется, герой испытал всё то, что испытывал Байрон, - любовь в гареме, пресыщение, любовную идиллию на острове. Но литература вскоре надоедает Байрону, и он вслед за своим Дон Жуаном устремляется в самую горячую точку Европы, в любимую Грецию. Обратно в молодость. Греки встречают великого лорда как полководца. Байрон на свои деньги снаряжает греческий флот, снабжает повстанцев и даже командует отрядом, но внезапная лихорадка обрывает его жизнь в 1824 году. Традиционный предел жизни поэтов - на рубеже 37 лет.

"Вольности поэтом" назовёт его Пушкин. Но к Байрону это вряд ли применимо. Он никогда не был в рабстве и в вольности не нуждался".

И впрямь, ни Пушкину, ни Лермонтову в николаевской России не представима та вольность, какой обладал богатейший английский аристократ лорд Байрон.

Незадолго до смерти Байрон писал:

Мой дух! Ты помнишь ли, чья кровь

Завещана тебе в удел?

Воспрянь же, как Эллада, вновь

Для славных дел!

Пусть над тобой утратит власть

Гнев и улыбка красоты.

Умей унять любую страсть, -

Не мальчик ты!

Ты прожил молодость свою.

Что медлить? Вот он, славы край.

Своё дыхание в бою

Ему отдай.

Свободной волею влеком

К тому, что выше всех наград,

Взгляни кругом, найди свой холм

И спи, солдат!

Прекрасная поэзия. Прекрасная судьба. Но - иная. Совсем иной наш "гонимый миром странник", со своим отечеством, со своею русскою душой. И в этом главное отличие лирического героя Лермонтова от героя Байрона.

Во-первых, он был странником, был гонимым властями и элитой, был ссыльным, но никогда не был изгнанником со своего Отечества, как Герцен или Печерин. Скорее, он мечтал о дальних путешествиях: в Персию, в Китай, на Восток, который его всегда манил, и был равнодушен к западным странам. Разве что мечтал о родной Шотландии.

Гоним он был прежде всего властями, презренными новорусскими богачами, очень схожими с нашими нынешними "новыми русскими". Гоним "сильными мира сего". Гоним невежественной элитой. Но был ли он гоним его боевыми товарищами? Теми же казаками? Разве смог бы далекий от души своего народа поэт написать знаменитую "Казачью колыбельную песню"? Сколько в песне любви, нежности, заботы, тревоги, которые близки и понятны всем матерям:

Стану я тоской томиться.

Безутешно ждать;

Стану целый день молиться,

По ночам гадать;

Стану думать, что скучаешь

Ты в чужом краю

В песне соединены Бог, мать, дом родной, отчизна - высшие ценности народного бытия. Таких песен, кстати, у Байрона нет.

Прочёл в литературных исследованиях, что "Для русского романтизма свойственны многие европейские черты, но некоторые из них имеют свои особенности. Так же, как и в Европе, романтизм ставит в центр произведения героя, чьи разногласия с обществом достигли такого накала, что он порывает с ним отношения и ищет место для себя в опасностях и подвигах далеких странствий, в борьбе за справедливость, в необычных подвигах, в необычной любви, как это делали герои Байрона, Шиллера, Вальтера Скотта, Гюго и других. Но М.Лермонтов совершенно верно заметил: "Нет, я не Байрон, я другой".

Русский романтизм отличает особая глубина страсти, "надежд разбитый груз", как говорил Лермонтов, поскольку русская культура и русское искусство гораздо теснее, чем в Европе, связаны с политической жизнью общества, с горячим гражданским чувством его художников, рождающим удивительный сплав любви к родине и её народу и неприятия реалий жизни. Отсюда резкая ирония, горечь и безысходность в судьбах романтических героев литературы и отблеск трагичности в портретной живописи этого художественного направления".

В этом нет ни пренебрежения иными культурами, ни излишнего возвышения своего. Это данность от Бога. Необходимо ценить другие национальные культуры, но негоже забывать и про свою.

И потому с юных лет Михаил Лермонтов считал себя прежде всего национальным русским поэтом. Все творчество поэта - это его размышления о смысле существования и человека, и нации, и своей судьбы, и судьбы своей Родины.

На фото: памятник М.Ю. Лермонтову в Тарханах работы скульптора О. Комова

Изгнание из рая

Марина Алексинская

24 сентября 2014 4

Культура

Грустные откровения известного композитора

Поэтические зарисовки, жизнеутверждающие оратории, полифония симфоний и народность хоралов - музыка Томаса Корганова. Композитора советского ХХ века, он этот век услышал и запечатлел в "Концерте для оркестра", хоре a cappella "Человек", хоровой симфонии "Давид Сасунский", и крах его ощутил как "изгнание из рая". Среди россыпи самоцветов - сочинений композитора, что ждут еще глубоких и серьезных исследований ученых, есть одно - знаковое. "Дон-Кихот ведет бой" - музыка к драматическому спектаклю МХАТа. Вот эта возвышенная правда романтика и сегодня даёт Томасу Корганову вдохновение, силы и уверенности держать марку советской музыкальной культуры и честь фамильной династии. Несколько поколений Коргановых трудились во славу Московской консерватории, музыковед Василий Корганов был другом Чайковского и оставил блестящие биографические исследования, посвященные Моцарту, Бетховену, Верди.

С Томасом Иосифовичем Коргановым мы встретились в редакции газеты "Завтра", и вот что он рассказал.

Томас КОРГАНОВ. Утром 5 марта 1953 года в Московской консерватории я сдал свой первый экзамен по композиции, можно сказать экзамен на звание композитора. А вечером пришло сообщение: умер Сталин. Стало известно и о смерти Прокофьева. Официального сообщения о смерти Прокофьева не было, только по телефону передавали друг другу. На следующий день в консерватории мы стали собирать деньги на цветы Прокофьеву. Нашли в каком-то питомнике на Ленинградском шоссе последние остатки цветов в горшках. Конечно, никто не спрашивал: для кого цветы, были уверены - Сталину. Гроб с телом Сталина стоял в Колонном зале, и весь центр был в оцеплении. Но Тихон Хренников сумел как-то организовать доставку гроба с телом Прокофьева из проезда Художественного театра (композитор жил в доме напротив МХАТа) в Дом композиторов на 3-й Миусской улице. Мы привезли цветы в Дом композиторов, у гроба Прокофьева стоял почетный караул из музыкантов и студентов консерватории. Сначала народу было немного совсем, а потом - всё больше и больше. Около Прокофьева постоянно были люди, помню еще, Кабалевский из Китая прилетел.