Невидимые голоса - Яна Москаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда брату девочки четырнадцать, брат-рифма возвращается в отряд без него. Рассказывает, что в того попала пуля врага и он упал. Дальше враг погнал партизан вглубь болота, и мальчик-рифма не смог вернуться за другом. Мама молится, девочка молится. Крынка с ужасом пополняется. Брат не возвращается никогда. Брату-рифме не к кому теперь рифмоваться. Девочка выживает. Мама выживает. Брат-рифма выживает. Возвращается в Ленинград, узнает о том, что именно он не застал в родном городе. Маму-рифму и сестру-рифму он не находит никогда. Становится директором школы. Девочка становится медсестрой. Ставит детям уколы, прививки, часто в руку.
Во мне плещется крынка ужаса. Досталась мне по наследству. Гораздо мельче, чем девочкина, моя – малюсенькая. Но мне хватает. Когда ужас расплескивается или пополняется извне, то у меня случаются приступы. Этот ужас – знание того, что самое страшное и бесчеловечное на свете точно существует. И это моя прививка. Ее побочки – мои ОКР и депрессивные эпизоды. Они у меня не из-за взросления в девяностые или персональной сверхчувствительности, а от того, что моей бабушке-десятилетке хотели отрезать руку армейским ножом люди, которые оккупировали ее страну. Из-за руки моей бабушки я против любой войны.
Саша Карин
Сезон кабанов
План был простой: убраться подальше от Москвы. Переждать пару месяцев в настоящей глуши, поправить здоровье, надышаться свежим воздухом и на трезвую голову решить, что делать дальше.
Стоит сказать, что к осени 2021 года я походил на живую иллюстрацию из справочника по наркологии. Из всех возможных вредных привычек, которые доступны человеку моего поколения, я собрал приличный букет из наиболее опасных. Следующий шаг – героин и гача-игры. Впрочем, и они уже были не за горами.
Да, к двадцати девяти годам я перепробовал многое из того, что пробовать не следовало. Особое беспокойство вызывала поврежденная память: нередко я забывал имена своих близких друзей, а приходя в магазин за покупками, бессмысленно таращился на стеллажи, силясь вспомнить, где я вообще нахожусь – в «Диксоне» или в «Пятерочке»?
Больше так продолжаться не могло – работу в журнале я уже потерял. Действительно, кому нужен вконец опустившийся журналист, неспособный связать пару слов в предложение? Жалкое зрелище.
В общем, к сентябрю я уже понимал, что дошел практически до точки невозврата. Моя изношенная нервная система, как и больное сердце, нуждались в немедленной перезагрузке. Побег от соблазнов цивилизации стал моей навязчивой идеей…
* * *
Подходящее жилище я нашел на «Авито». Уютный двухэтажный домик, удачно затерянный в Можайском лесу. Путь из Москвы занял у меня целый день. Электричка, автобус от станции… Дальше – на север от поселка Старая Руза: шесть километров по убитой бетонке до последнего СНТ, потом – еще два километра по грунтовке и, наконец, пять сотен метров непроходимого болота с глубокими колеями. Вокруг только непуганые дятлы, лисы, змеи, лоси и кабаны.
Охотничьи угодья начинались в двух шагах от крыльца. В какую сторону ни посмотри – везде смешанный лес, буйство растительности. Кричать можно сколько угодно – никто не услышит. Словом, идеальная обстановка для того, кто хочет пожить аскетом и обрубить все концы.
С хозяином мы встретились на заросшей поляне у повалившегося плетня. Сурового вида дагестанец представился Романом, а я назвал свое настоящее имя.
У меня были основания полагать, что бородатый мужик чуть за сорок, сдающий участок в таком оригинальном месте, наверняка скрывается от закона. (Позже он сам мне признался, что прожил тут почти целый год – после того как «откинулся».)
Разумеется, я зацепился за эту возможность, чтобы сбить цену. Указал на пару недостатков (гнездо шершней под крышей, линия электропередач, проходящая в десяти метрах от южной стены, отсутствие дренажей и многое-многое другое). Но в целом дом мне понравился, и мы ударили по рукам.
– Сань, если будут дожди, сливай септик, – говорил Роман, придирчиво оглядывая мои тощие руки. – Но только по вечерам, чтоб никто не увидел. Справишься?
Я кивнул. Тогда я еще не подозревал, что мне предстоит запускать насос практически каждую ночь: тянуть удлинитель на улицу под нескончаемым дождем. До сих пор не знаю, как не умер от удара током.
– И еще… – продолжал он с напором, – не говори, что меня знаешь.
Должно быть, я не сдержал удивления, потому что хозяин поспешил улыбнуться.
– Тут иногда ходят грибники. Гоняй их с участка, а если вдруг спросят, ты говори, что приехал на выходные. – Тут он опять посмурнел. – И не пизди особо, лады?
Ну разумеется. Его карта была заблокирована, и я расплатился наличными. Потом мы обменялись взглядами, полными недоверия, и распрощались. Так начались два самых безумных месяца в моей жизни.
* * *
Начну с того, что с условиями мне повезло. Представьте дом героя Джонни Деппа из фильма «Тайное окно». Конечно, бюджетный вариант… На первом этаже были бойлер с горячей водой, раковина и даже душевая кабина (пусть и ржавая – я не стал придираться). Кухня с газовой плитой и холодильником ЗИЛ. Наверху – крепкая двуспальная кровать и телевизор с приличной диагональю. Не зря я привез из Москвы старую «соньку». Первые ночи я коротал исключительно за приставкой, залипая до самого рассвета в Diablo III (естественно, только хардкор, максимальная сложность).
Короче, у меня было все необходимое – и даже чуть больше – для того, чтобы протянуть пару месяцев. Избалованный городской тунеядец, поначалу я действительно не испытывал в чем-либо недостатка. По утрам собирал грибы (в основном подосиновики) и читал вслух Есенина, бродя по поляне перед домом: мне нужно было привести в порядок желудок и поправить память. Поначалу все шло неплохо…
А потом объявился он – гребаный дятел. Он явился на седьмой день моего пребывания с рассветным лучом. Первая неделя чудовищной трезвости – и вдруг кто-то долбит
