Отражение - Дик Фрэнсис

— Да, сэр.　

— Вы все слышали? Хорошо? Отлично. — Он кивнул, повернулся и через минуту уже разговаривал с другим тренером, рысак которого принимал участие в том же заезде.　

— Интересно, сколько нужно призов, — сказал, понизив голос, Гарольд, — чтобы купить себе место в «Жокей-клубе»? — И уже нормальным голосом добавил: — Виктор приехал.　

— Точило в отличной форме. Здесь ему нет равных, встревоженно сказал я.　

— Успокойся, — насмешливо ответил Гарольд. — Если сможешь, валяй, выигрывай! Виктор ошалеет от радости, если ему достанется кубок Айвора ден Релгана. Они друг друга терпеть не могут.　

— Я не знал, что они знакомы…　

— Мир тесен, — сказал Гарольд, пожав плечами. Они вроде бы члены одного игорного клуба. — Эта тема ему надоела, и он вышел из весовой, а я еще поболтался там несколько минут, наблюдая, как лорд Уайт подходит к очередному тренеру, чтобы дать указания.　

Лорду Уайту шел шестой десяток. Высокий, стройный, с открытым приятным лицом и густыми седеющими волосами, обещавшими вскоре достигнуть снежной белизны, он обезоруживал яркой синевой глаз, а благородство его манер очаровывало всякого, кто приходил к нему с жалобой. Именно он, а не главный распорядитель, был истинным главой «Жокей-клуба», поскольку занял этот пост не в процессе голосования, а благодаря прирожденной внутренней силе.　

Все уважали лорда Уайта за безупречную честность. Его прозвище — Старина Сугроб — произносилось только за глаза и было придумано, чтобы как-то умерить восхищение человеком, чьи достоинства так явно бросались в глаза.　

Слава богу, — подумал я со смешанным чувством вины и облегчения, — Стив Миллейс не приехал, и я не увижу молящих и беспомощных глаз. Слава богу, сегодня мне не придется подвозить его, помогать ему таскать вещи и вместе с ним посещать его больную мать. Я переоделся в цвета Тишу и вышел из весовой, сосредоточившись на мысли о предстоящем заезде — скачке с препятствиями для новичков.　

Заезд был несложным, но и не сулил вчерашнего триумфа. Всю дистанцию Тишу шел резвым галопом и финишировал четвертым, чем безмерно обрадовал свою хозяйку. После заезда я пришел в весовую и взвесился вместе с седлом. Потом вернулся в раздевалку и переоделся в цвета Виктора Бриггса, чтобы скакать на Точиле. Привычное дело. Каждый день приносил с собой что-то новое, но в целом один был похож на другой. Две тысячи дней я шел в раздевалку, надевал камзолы разных цветов, взвешивался и скакал. Две тысячи дней надежд, труда и пота, заслуженных и незаслуженных наград. Работа. Более того — часть моего существа.　

У меня оставалось довольно времени — Точило скакал через два заезда, — и я, набросив пиджак на жокейский камзол, вышел из весовой посмотреть, что творится на белом свете. И увидел леди Уайт. Тонкое аристократическое лицо ее было напряжено.　

Мы не были коротко знакомы, хотя меня вместе с другими жокеями, участвующими в скачках с препятствиями, представляли ей на приемах, которые дважды на моей памяти давал лорд Уайт. Приемы устраивались раз в три-четыре года по инициативе и на деньги лорда Уайта. Они отличались размахом, и на них приглашались все; изящная леди Уйат, стоя рядом с мужем, приветствовала многочисленных гостей, собиравшихся на ипподроме в Челтнеме. Лорд Уайт считал мир конного спорта неким братством друзей, которые должны иногда поразвлечься, и на приемах сам веселился от души, зажигая остальных. Я с удовольствием там бывал и прекрасно проводил время.　

Зябко кутаясь в норковое манто, леди Уайт сосредоточенно смотрела вперед из-под широких полей коричневой шляпы — и не могла оторвать глаз. Интересно, куда она так смотрит? Проследив за направлением ее взгляда, я увидел ее образцового мужа — он разговаривал с девушкой.　

Но как! Он буквально упивался беседой, всем существом, от сияющих глаз до кончиков подвижных пальцев, излучая радость неподдельного увлечения.　

Я скривился в улыбке, глядя на эту старую, как мир, картину, не без удовольствия представив, что сегодня чистый, как снег, лорд получит далеко не аристократическую взбучку. Ну и дела!　

Айвор ден Релган все еще держал речь перед журналистами из больших ежедневных газет. Двое из них были спортивные репортеры, трое вели колонку светской хроники, а кто как не Айвор ден Релган мог считаться человеком светским и не чуждым спорту?　

Барт Андерфилд громко объяснял пожилой супружеской чете, что Осборну следовало подумать, прежде чем пускать Точило в забег на три мили, ведь каждый дурак знает, что эта лошадь не может пройти и больше двух. Пожилая пара обалдело кивала.　

До меня вдруг дошло, что стоящий рядом со мной человек, так же как и леди Уайт, не может оторвать глаз от лорда Уайта и его собеседницы. Человек этот ничем не выделялся: заурядная внешность, не первой молодости, но еще не приблизился к среднему возрасту. Темные редеющие волосы, очки в черной оправе, серые брюки, замшевый, хорошо пошитый пиджак оливкового цвета. Заметив, что я смотрю на него, он бросил на меня беспокойный взгляд и пошел прочь, а я на ближайший час напрочь забыл о нем.　

На площадке для выводки стоял Виктор Бриггс. Вид у него был довольный. Увидев меня, он и словом не обмолвился о нашем конфликте. Гарольд уже успел зарядиться оптимизмом и держался очень уверенно: расставив длинные ноги, сдвинув шляпу на затылок и равномерно покачивая биноклем, который держал в руке, он вещал, как с трибуны:　

— Точиле этот заезд — пара пустяков. Лошадка в отличной форме, верно, Филип? Видал, как он классно прошел по Даунсу? Что твой локомотив! — Его шумный голос парил над группами владельцев, тренеров и жокеев, которые, в отличие от Гарольда, находились в состоянии предскакового мандража.　

— Просто из кожи вон лез, — гремел Гарольд. — В превосходной форме. Он их всех сегодня побьет, как по-твоему, Виктор?　

Гарольду случалось впадать в излишнюю самоуверенность, но, к счастью, если она в конечном итоге оказывалась неуместной, он не унывал, легко объясняя проигрыш излишним весом, и никогда не упрекал жокея, даже если тот и был виноват.　

На Точило оптимизм Гарольда, безусловно, воздействовал положительно; я же, окрыленный после двух вчерашних выигрышей, тоже чувствовал себя на высоте. Скакун прошел всю дистанцию без ошибок, быстро и смело, а я, уже в третий раз за сегодняшний день, сорвал аплодисменты.　

На этот раз Гарольд был просто на седьмом, небе, и даже Виктор Бриггс позволил себе чуть улыбнуться.　

Айвор ден Релган мужественно перенес известие о том, что его оригинальный приз достался человеку, которого он недолюбливал. Лорд Уайт, порхая вокруг своей юной собеседницы, расчищал ей путь сквозь толпу.　

После соревнований я взвесился и, передав седло служителю, пригладил волосы и пошел получать приз. Моим глазам предстал квадратный стол, покрытый синим сукном, на котором стоял один большой серебряный предмет и два поменьше. За столом сидели лорд Уайт, девушка, Айвор ден Релган, Виктор и Гарольд.　

Через ручной микрофон лорд Уайт объявил собравшимся, что вручать призы, которые любезно учредил ее отец, будет мисс Дана ден Релган, и при этих словах, наверное, циничные предположения возникли не у меня одного. Кого лорд Уайт хотел принять в «Жокей-клуб»: папу или папину дочь? Но я тут же отбросил эти скабрезные мысли. Лорд Уайт и любовница? Невозможно!　

При ближайшем рассмотрении мне, однако, стало ясно, что лорд Уайт увлечен не на шутку. Обычно степенный, он был очень оживлен, даже развязен, и вел себя крайне неблагоразумно. Рассаживая собравшихся на отведенные места, он постоянно старался дотронуться до мисс Даны, словом, его поведение истолковывалось однозначно. 　

Дана ден Релган в самом деле могла вскружить голову любому мужчине, удостоившемуся ее внимания. Небольшого роста, изящная, грациозная, с копной белокурых волос, небрежно падавших на плечи волнистыми прядями разных оттенков, красивым, резко очерченным ртом, широко расставленными глазами и чудесной кожей, Дана к тому же выглядела далеко не пустышкой. Она вела себя гораздо сдержаннее лорда Уайта; не то чтобы ей были неприятны его ухаживания, но слишком явные знаки внимания смущали ее, и призы Виктору, Гарольду и мне она вручала без особо долгих речей.　

Мне она просто сказала «молодец» и передала маленький серебряный предмет (который оказался пресс-папье в форме седла) с широкой равнодушной улыбкой человека, который смотрит сквозь тебя и через пять минут забудет о твоем существовании. Говорила она с таким же, как у отца, акцентом, но, что приятно, без отцовского высокомерия. Хорошенькая девушка, жаль, не моя. Ну что ж, такова жизнь.　

Пока мы с Виктором и Гарольдом разглядывали призы, вновь появился неприметный человек в очках. Он неслышно возник из-за плеча Даны ден Релган и что-то тихо сказал ей на ухо. Она вышла из-за призового стола, и они неторопливо направились прочь. Дана с улыбкой слушала собеседника и слегка кивала.