Как я теперь живу - Мэг Рософф

Довольно странно, что в течение одной недели нас навестили дважды, тогда, как до этого никто не приходил. Где-то через час, убедившись, что Пайпер спит, я выскользнула из-под одеяла и пришла к Эдмунду. Мы почти не говорили и уснули в объятиях друг друга, завернувшись в черное одеяло из овечьей шерсти и забыв обо всем. Нам снился один и тот же сон: что в мире никого не осталось, кроме нас.

Глава 15

В каждой войне есть поворотные моменты, они же есть и в жизни каждого человека.

Сначала Осберт уехал на грузовике с одним из военных, а вернувшись, не мог нарадоваться своей работе. Судя по всему, время, потраченное на изучение азбуки Морзе и шпионские игры, не прошло даром. Я была бы рада за него, если бы не было столь очевидно, что все остальные в его глазах разжалованы до статуса Расходных Гражданских и теперь стали намного меньше его интересовать. Думаю, он в некоторой степени чувствовал свою ответственность за нас, но мы были где-то в самом низу его списка «Вещей, о Которых Нужно Беспокоиться», ведь ему также нужно было отвечать за спасение мира.

К полудню дом начали заполонять армейские типы, и мы поначалу здорово разозлились, увидев, как они распаковывают свои вещи в НАШИХ комнатах, устанавливают радиооборудование в сарае и выгоняют скот, даже не спросив. Затем мы решили, что будет к лучшему, если мы проявим благоразумие и пойдем им навстречу, тогда у них может не возникнуть чувство, что мы дети, за которыми нужен присмотр.

Мы опустились даже до того, что предложили им поесть, как это, наверное, делали сотрудничающие с нацистами французы, чтобы те были довольны, и я чувствовала себя таким же жалким, лебезящим перед врагами перебежчиком, хотя мы, по идее, находились по одну сторону баррикад. Однако они отказались от предложенного нами обеда, сказав, что принесли свою жратву. И почему некоторые думают, что еду можно называть жратвой? Пайпер сказала, что у них еда лучше нашей, что неудивительно, потому что мы уже перебрали все возможные блюда, которые только можно приготовить из риса. А у них было куриное рагу с клецками.

Итак, Пайпер, Айзек, Эдмунд и я спрятались ото всех и раздумывали, не перейти ли нам в овчарню, чтобы спрятаться еще лучше. Но тут пришел Осберт и сказал, чтобы мы с Пайпер собирали чемоданы, потому что нас переселяют. Я посмотрела на него:

— НЕТ! — закричала я. — Я не позволю выгнать меня в ПРИЮТ ДЛЯ БЕЖЕНЦЕВ в КАКОЙ-НИБУДЬ ГЛУШИ. Особенно, ТЕБЕ!

Осберт виновато опустил голову:

— Приказ есть приказ.

«Хорошо, что ему не приказали нас расстрелять», — подумала я.

Пайпер, выглядывавшая из-за моей спины, смотрела на брата словно мышь, попавшая в мышеловку. Эдмунд взял меня под локоть как раз тогда, когда я раздумывала, не врезать ли Осберту, чтобы тот все же понял, что я не шучу.

— Не волнуйся, — очень, очень мягко произнес Эдмунд.

— Я И НЕ ВОЛНУЮСЬ, — ответила я. — Просто Я НЕ СОБИРАЮСЬ НИКУДА ЕХАТЬ.

Глядя на их печальные лица, я не могла понять, что заставляет всех в этой стране молчать, когда кучке зазнавшихся солдат-неудачников, играющих в войну шутки ради, позволяют отбирать дома и разлучать только встретивших друг друга влюбленных.

Осберт выскользнул из комнаты с жалким видом предателя, и я решила, что на этом нас оставят в покое. Однако через пять минут появился еще один парень, оказавшийся лейтенантом или вроде того, и извиняющимся тоном, хотя и крайне бесцеремонно, объявил, что нам придется выселиться, хотим мы этого или нет. Он ясно дал понять, что армия не собирается терять время на объяснения с какой-то Американской истеричкой в этот Жизненно Важный Момент Истории. Нам с Пайпер ничего не оставалось, кроме как пойти наверх и начать собирать вещи. Мы взяли то, что могло нам пригодиться в течение недели, и еще книги на тот случай, если мы застрянем там надолго. Я не могла оторвать глаз от Эдмунда, Айзека и даже Осберта и едва сдерживала слезы. Эдмунд подошел и поцеловал меня.

— Возьми с собой Джет, — сказал он так тихо, что никто не слышал, кроме, может быть, Айзека.

— Я найду тебя, — ответила я.

Он кивнул, словно говоря «И я тебя».

Водитель был явно не в восторге, увидев, что я тащу за собой собаку, но я не обратила на это никакого внимания. Он закатил глаза и велел садиться. Те, кто стал мне самыми родными — сейчас они казались такими грустными, юными и беспомощными — столпились возле машины, и мы тронулись в путь. Возможно, вы удивитесь, почему при таком повороте событий мы не пытались настоять на том, чтобы держаться вместе, но в тот момент нам казалось, что мы сможем побыть отдельно недельку или две.

Вот как мало мы знали о том, что происходит.

Как бы то ни было, мы загрузились в кузов и машина отъехала. Я вспомнила о Дине, но на всякий случай ничего не сказала Пайпер, боясь, что она встревожена больше, чем казалось. Я постаралась взять себя в руки, потому что теперь забота о девочке лежала на моих плечах, и мне хотелось дать ей понять, что со мной ей ничего не угрожает и, что бы ни случилось, я буду защищать ее с яростью зверя, охраняющего своего детеныша. Мне вдруг стало ясно, откуда у матери берутся силы, чтобы поднять