Тот момент - Линда Грин

Я медленно киваю, считая про себя до десяти.

— Хорошо, — говорю я. — Давай я сама с ними разберусь?

— Еще они в водопроводе, — продолжает он, вставая с пола. — Я слышу их повсюду. Я заблокировал трубу бумагой, чтобы они не могли выбраться.

— Верно, — отвечаю я. — Я знаю, что ты хотел помочь, но теперь дай мне разобраться с ними, хорошо?

Он пожимает плечами.

— Мэттью говорит, что в центре занятости тоже будут крысы.

— Откуда им там взяться? Правительство бы не допустило.

— Правительство прекрасно о них знает. Мэттью говорит, оно их туда и подослало.

Вздыхаю. И это реакция на то, что нужно просто подписать одну бумагу. Одному Господу известно, как поведет себя брат, если его вынудят пойти на работу. Обнимаю его за плечи.

— Я пойду туда с тобой, не о чем волноваться.

— Ты пойдешь, чтобы убить крыс?

Снова вздыхаю.

— Мне тоже придется записаться, Терри. Я сегодня потеряла работу.

Брат хмурится.

— Это из-за крыс? Мэттью говорит, они и в кафе. Поэтому вам не присваивают хороший рейтинг по гигиене.

— Нет, я же рассказывала. Просто Бриджит слишком жадная, не желает покупать большой холодильник и сваливает все в одну кучу.

Терри качает головой.

— Нет, крысы там тоже есть. Инспектор их явно видел.

Спорить с ним в таком состоянии бесполезно.

— Что ж, я там больше не работаю, так что не стоит волноваться из-за крыс. Поставь нам чайник, милый, хорошо?

Иду в ванную, чтобы разобраться с туалетом. Брат засунул туда целых два рулона бумаги. И кухонное полотенце.

Достаю из шкафа ведро, ставлю его рядом с унитазом и начинаю все собирать.

Будет только хуже. Я знаю, это лишь начало. Всегда становится намного хуже, прежде чем мы наконец сможем помочь Терри. В понедельник я позвоню в больницу, но уже знаю, что они скажут. Это не срочно. Многим помощь нужна больше. И у них нет ни денег, ни персонала. Это не их вина. Просто так оно и есть.

Я встаю и мою руки. Мне нужно заскочить в магазин на углу и купить еще бумаги. И спрятать ее, иначе брат провернет то же самое.

Возвращаюсь на кухню. Терри вывалил содержимое моей сумки в кухонную раковину и чистит все щеткой для ногтей.

— Из-за крыс, — говорит он, глядя на меня. — Мэттью сказал, что они залезли к тебе в сумку в кафе.

После. 3. Финн

Первое, что я замечаю, когда дама с овечьим фартуком приходит, — на ней нет фартука. Чувствую легкое разочарование. Это как если бы Алан Титчмарш пришел на чай без садовых перчаток. Хотя вряд ли можно выпить чашку чая в садовых перчатках, но мне нравится думать, что он попробовал бы.

Дама секунду стоит и смотрит на меня. Ее косы снова выглядят поникшими, как в ту ночь, и мне кажется, она вот-вот заплачет.

Папа приглашает ее в дом, и гостья входит.

— Привет, Финн, — здоровается дама.

Она шагает вперед и обнимает меня. Как только я чувствую ее объятия, то начинаю плакать. У меня даже нет времени остановить слезы, пока те не полились из глаз. Как будто дама нажала невидимую кнопку. Слезы текут, я не знаю, как их остановить, и чем больше плачу, тем сильнее она меня обнимает, и чем больше она меня обнимает, тем больше я плачу. Дама тоже плачет, не так горько, как я, но все же довольно сильно для взрослого. Думаю, если в ближайшее время не остановимся, то наплачем в холле большую лужу. Прямо как в той истории о Винни-Пухе, где лил дождь, Пятачок не мог выбраться, и Пуху и Кристоферу Робину пришлось его спасать.

Мама читала «Винни-Пуха» на разные голоса. У нее отлично получалось, особенно за ослика Иа. А вот папа взялся один раз почитать, когда мамы не было дома, и было впечатление, что я смотрю фильм без звука. Тогда я действительно заснул.

Наконец дама в овечьем фартуке ослабляет хватку и слегка отстраняется. Смотрю на нее сквозь слезы.

— Часто о тебе вспоминала, — признается она. — Спасибо, что позвал на чай.

Киваю, до сих пор борясь с рыданиями, и вытираю глаза рукой. Папа возвращается из кухни с парой салфеток, дает одну мне, другую гостье. У него тоже глаза красные.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, Карен? Чай, кофе, что-то покрепче?

— Чай, пожалуйста, — отвечает она. — И прошу, зовите меня Каз, как все.

— Конечно, — соглашается папа. — Финн, проводишь Каз в гостиную, пока я занимаюсь напитками?

Гостья наконец меня отпускает.

— А мне вас тоже Каз называть? — уточняю я, ведя ее в комнату. — А то до сих пор я вас звал дамой в овечьем фартуке.

Она смеется, но, как по мне, это лучше, чем плач. Каз смеется не надо мной, как ребята из школы. Ее смех добрый. Мы вместе садимся на диван.

— Да зови как хочешь, милый. Дама в овечьем фартуке — еще ничего. Меня и похуже называли.

— Меня тоже. В школе.

— Моего младшего брата тоже в школе дразнили, — морщится она. — Дети бывают жестокими.

— А как его звали?

— О, вонючкой, палочником — он был тощим, да чего только не придумывали.

— Меня дразнят чудиком и фриком. Остальные прозвища повторять не хочу, они неприличные.

— Старайся не обращать внимания, — с улыбкой советует Каз.

Киваю, вспоминая, сколько раз мама повторяла мне подобное.

— Моя подруга Лотти говорит, они все жалкие лузеры.

— Она права, — соглашается Каз. — Лотти — твоя лучшая подруга?

— Да. Вообще-то, она моя единственная подруга, но это неважно. Мама говорит, один хороший друг стоит миллиона фальшивых.

Каз смотрит на свои руки. Некоторое время мы сидим в тишине.

— Простите, — говорю я.

Она, слегка нахмурившись, быстро поднимает глаза.

— За что?