Тамралипта и Тиллоттама - Иван Ефремов

Разве не об этом молили глаза девадази при расставании, разве не надеждой загоралось ее лицо при каждой встрече, разве не этого желало и просило ее тело во время танца?

Презренный глупец, раб жалких страстей! Что мог хорошего найти в нем добрый и мудрый гуру, возиться с ним, учить его. Он недостоин ничего, и права карма, наказавшая его ужасной темницей!

Так рассуждал Тамралипта, окрыленный переменой своей души. Ревнивые мысли, тревожные видения продолжали посещать его, но теперь уже не имели полной власти над ним — другая сила появилась в нем так внезапно и так просто! Но в душе художника росла тревога за любимую девушку. Он вспомнил многое из того, что темные стены ревнивых дум заслоняли от духовного взора. Вспомнил, с какой отчаянной надеждой обернулась к нему гордая девушка в час разлуки, вспомнил злобное и безжалостное лицо жреца…

Почему он думал только о себе, о своих переживаниях? А что происходит с Тиллоттамой, оставленной им так внезапно? Ведь он мог разбудить в девушке любовь. Тогда ее стремления, желание другой жизни, так часто проглядывавшееся в ней, только обострились. Показав ей, что любит ее, он тем самым подал ей надежду на свою помощь. Неизбежный конфликт между ней, одинокой, хрупкой и беззащитной, и жестким укладом храмовой жизни, властью главного жреца, быть может, усиливается там без него!

Тамралипта все сильнее тревожился за девушку. Инстинктивное сознание, что Тиллоттаме угрожает опасность, нарастало. Художник снова начал метаться по темнице, вопить в отверстие для передачи пищи. Вновь в нем с ужасной силой вспыхнуло стремление освободиться. Тамралипта пытался безуспешно раскачать плиту. Обламывая ногти, он царапал засохшую глину, кричал и рыдал от бессилия и тревоги за Тиллоттаму. Простершись на гладком каменном полу, он старался в тысячный раз сосредоточить волю в усилии передать гуру свое безумное желание покинуть темницу. Он чувствовал что сойдет с ума, сделается темным и бессловесным зверем, если еще пробудет в этом мраке, беспомощный, ушедший в порыв к Тиллоттаме. Наконец, художник впал в странное забытье — окружающий мрак исчез, — он лежал в серых сумерках и слышал странный шум, похожий на шум прибоя. Вдруг перед ним возникла обнаженная Тиллоттама — девушка стояла на коленях. Ее огромные глаза, устремленные вдаль, не видели художника, но губы шептали ясно и звучно: «Тамралипта, помоги!» Художник с криком рванулся к девушке, видение исчезло, но странный сумрак и шум продолжали окружать его. И тогда, собрав все силы ума и воли в небывалом напряжении, Тамралипта позвал гуру. «На помощь, учитель, на помощь!» Этот внутренний крик души был настолько силен, что тело вдруг содрогнулось, и внутри него словно все оборвалось. Тамралипта очнулся, понял, что по-прежнему лежит во мраке и тишине своей гробницы и, ощущая близкую смерть, потерял сознание.

Знойные и сонные дни шли чередой, а грозный Крамриш еще не отомстил непокорной девадази.

Несколько дней Тиллоттама провела в полном одиночестве. Потом от главного жреца явилась старая женщина, бывшая девадази, а ныне прислужница в доме Крамриша. Она отомкнула цепь, растерла целебной мазью воспаленную кожу на пояснице девушки, вымыла, одела в принесенную сари, возобновила стершийся красный знак между бровями Тиллоттамы. Сторожа принесли мягкое ложе, поставили столик с лакомствами. Настороженная девушка ждала, что будет дальше.

Но все ушли, заперев дверь, и более ничего не случилось. Никто не пришел и на следующий день. Так, в напряженном ожидании, что перемена к лучшему неспроста, прошла почти неделя, пока, наконец, не появился Крамриш. Пряча недобрый огонь сумрачных глаз, жрец снова убеждал Тиллоттаму вернуться к танцам в храме, говорил, как не хватает ее, нати-жемчужины, среди натрак-танцовщиц, как ждут ее выздоровления многочисленные зрители, которым было объявлено, что девадази заболела. Заметив, что глаза Тиллоттамы затуманились воспоминаниями о танцах, жрец вкрадчиво и нежно стал гладить ее горячими, вздрагивающими от желания руками. Голос Крамриша звучал спокойно, почти монотонно, успокаивая девушку, не видевшую, как раздуваются его ноздри и оскаливаются крупные зубы. Крамриш понял, что настал благоприятный момент. Его рука, незаметно охватившая стан девушки, внезапно стала железной. С победным рычанием Крамриш рванул край сари, но девушка поджала к животу колени, ногами и руками дав отпор натиску жреца. Отброшенный резким толчком Крамриш пошатнулся и рухнул на каменный пол, ударившись затылком, вскочил и в ярости ринулся на девушку. Как и в первый день заключения, завязалась жестокая бессловесная борьба, пока жрец не выбился из сил и не понял, что овладеть Тиллоттамой не может. Тогда в злобном и властном человеке произошла странная перемена. Крамриш встал на колени перед ложем задыхающейся, но неукротимой девадази.

— О, сунахри, золотая моя возлюбленная, по достоинствам равная только себе! Забудь все, что привело тебя к безумной мысли покинуть нас. Клянусь, что я никогда не буду обижать тебя. Я возвышу тебя над всеми. Много редкостных драгоценностей хранится у меня в надежном месте, сотни тысяч рупий лежат в банке — ты станешь богатой. Я подарю тебе дом и сад, жаркие месяцы будешь проводить в предгорьях Гималаев, в прохладных садах Дарджилинга. Что еще нужно тебе, что хочешь от жизни, что можешь ты, беззащитная сирота, проданная своим первым возлюбленным? Я, видишь, я, Крамриш, стою перед тобой на коленях, заклинаю тебя послушаться. Будь по-прежнему моей, вернись в храм…

Так невероятно и необычно было это смирение для грозного и жестокого жреца, перед которым трепетали все женщины, что удивленная Тиллоттама села на ложе и внимательно слушала его. Тронутая, она простила ему вспышку зверской страсти и спокойно ответила:

— Прости меня, господин. Ты видишь, я стала другая, не та, что раньше. Непонятная сила влечет меня, и я все равно не смогу оставаться здесь и жить так, как жила прежде. Я не могу обманывать тебя, господин, и мне не нужны твои деньги. Я знаю — я глупая, маленькая женщина, но, если я доставляла тебе радость, прости меня и отпусти без гнева!

Тиллоттама соскользнула на пол, сложила руки ладонями вместе, поднесла к голове, сделав анджали, жест мольбы, и, умоляюще глядя на Крамриша, повторила: «Позволь мне уйти, господин!..»

Несколько секунд жрец стоял против нее на коленях, безмолвно погрузив свой взор в глубокие, темные и блестящие глаза девадази. Вдруг Крамриш с грубым проклятием ударил Тиллоттаму по лицу и толкнул ее так, что она упала. Жрец вскочил, судорожно кривя губы и порываясь что-то сказать, потом бешено плюнул на пол рядом с Тиллоттамой и выбежал…