Россия и современный мир №2/2012 - Юрий Игрицкий

В духовно-культурном аспекте речь идет об активном оживлении с помощью знаков (символов) событий истории, мифов в литературе, искусстве, политике. У каждой местности, каждого народа есть свой нарратив (рассказ, история), поддерживающий историческую идентичность, оттеняющий особенности данного места и народа. Важнейшую роль в поддержании такого местного нарратива играют краеведческие музеи. В то же время Б. Андерсон справедливо отмечает роль института музеев в форсировании «воображаемых сообществ», обосновании политических целей и мероприятий, легитимации и артикуляции национальных интересов государства, противопоставлении их интересам другого государства. Музеи, особенно историко-гражданского профиля, поддерживают мифы данного народа и образы целостного государства [15, с. 217–221], наиболее последовательно хранят духовно-культурные символы38. В этом направлении работают также и другие институты духовной и когнитивной концентрации символов – культы местных святых, исторические памятники, газеты, школы, книги, театр, кино, СМИ, которые поддерживают местные, национальные, государственные мифы, формируют локальный и общенациональный нарративы.

Примеры воздействия мифов на формирование национально-государст-венной идентичности общеизвестны. Мифология территории и государственности использовала для этого эпосы, эпических героев, перенося их в современную литературу, музыкальное, изобразительное искусство. Искусство располагало издавна наиболее богатыми, особенно визуальными, возможностями концентрации и воспроизводства символов и знаков на разнообразных носителях (скульптура, архитектура, гравюра, в том числе на монетах, медалях, орденах, изображения на купюрах, марках, открытках, футболках, бланках, сувенирах, стенах зданий, транспортных средствах и т.д.). СМИ расширили возможности воспроизводства и трансляции знаков и символов.

В агентно-профессиональном плане для концентрации и трансляции знаков, характеризующих локалитеты (место), и для идейно-символьной политики в целом важны достижения народного хозяйства в широком смысле: в ремесле, промышленности, науке и технике, управлении, спорте, медицине и т.д. В качестве институтов здесь выступают выставки достижений, профессиональные праздники, награды, чествования передовиков. Так, для ряда городов различные профессиональные праздники в силу доминирования отдельных отраслевых производств приобретают явный местный колорит (дни железнодорожника, строителя, металлурга, химика и т.д.). Особенно это заметно в монопрофильных городах и поселках (моногородах), как, например, День металлурга в Магнитогорске, Златоусте, Череповце, Норильске; День авиации – в Жуковском, Монино; День ВМФ – в Петропавловске-Камчатском, Владивостоке, Севастополе, Кронштадте. В тоже время эти достижения концентрируют и транслируют связь местных достижений с государственными. Так, для советской государственности достижения в космосе порождали символы, поддерживавшие гордость за страну (скульптуры, монументы, другие изображения Ю. Гагарина, кораблей «Восток» и «Восход», станции «Мир», бывший павильон «Космос» на ВДНХ и т.д.). В спорте символами СССР и России были в числе прочих Л. Яшин, В. Брумель, И. Роднина, В. Харламов; на эстраде СССР и России к таким символам относят Л. Зыкину, Л. Русланову, Г. Отса, И. Кобзона, Р. Паулса, Т. Гвердцители, Л. Лещенко, А. Пугачёву, С. Ротару и др.

Идейно-символьная политика на местах и в центре призвана поддерживать такие институты. По своему составу символ – сложная система знаковых элементов, куда входят: а) сам знак (визуальный, аудиальный, печатный, мистифицированный, шифрованный); б) идея или миф о смыслах как духовная основа превращения знака в символ; в) носитель знака (обычно материальный); г) идейный контекст. Соединение этих элементов в символе предполагает конструирование социальной легитимности знака (отложения его в памяти и / или современном массовом восприятии), а по необходимости и правовой легальности с помощью соответствующих юридических норм. Национальный символ – своеобразный социальный конструкт, способствующий ориентации человека в идеологии, мотивации общественных действий, включению идей и символов в национально-государственный дискурс.

Чтобы идеи, знаки, институты получали и транслировали символьно-государственные смыслы, они должны испытать влияние некоей идеи-универсалии, выражающей смысл и траекторию позитивного развития, где нижние уровни символьной пирамиды конкретизируют более высокие. Если идея-универсалия артикулируется элитой (харизматиками, партиями), поддержана идеологически, концептуально и институционально, представлена как имеющая «корни» в истории, отражает непрерывность последней, если ее смысл адекватно доведен до населения и подкреплен жизнесферными знаками, то она становится национальной идеей. В таком состоянии она обладает духовно-политической и социально-психологической силой, укрепляет национально-государственную идентификацию граждан, выражает ценностный код нации.

Вершину идейно-символьной системы занимает конституция государства, в которой ценности и символы закрепляются через декларации и нормы. Другими словами, в системе в виде своеобразной «пирамиды» соединяются партикулярные знаки и символы, начиная от пространственных и природных знаков отдельных мест (территорий), изображений природы (гор, рек и т.д.), животных и растений, обычаев народов, памятников истории и культуры, достижений отечественного народного хозяйства, статусных знаков и праздников профессий. И так они поднимаются до конституции государства и других государственных символов (герба, гимна, флага, столицы).

Образы и знаки размещаются на множестве носителей, оформленных с учетом науки геральдики, соответствующих законов восприятия и визуализации. Все это учитывается в идейно-символьной политике. Последняя помогает поддерживать правила поведения для производства первичных (самоочевидных) благ повседневной жизни и воспринимать их как ценности, значимые в социальных отношениях, в политике и управлении, возвышает до символьно-государственных форм, вплоть до конституции. Национальная идея способствует связи статусных символов отдельных территорий, местностей, социальных групп, граждан в определенной иерархии, поддерживающей консолидацию общества в отношении общенациональных интересов.

К.С. Гаджиев, исследуя политические символы, отмечает, что со времени возникновения национальных государств политические лидеры разрабатывали и использовали различные национальные символы – флаги, гимны, конституции, праздники, денежные знаки, политические ритуалы, наличие столицы государства с целью привлечь внимание граждан, объединить их вокруг какой-то масштабной идеи и соответственно подвигнуть их на те или иные действия [2, с. 227–229].

Это означает, что общепризнанная идея-универсалия удерживается в национальном сознании, связывает и выстраивает иерархически другие знаки, как наполненные национально ориентированными смыслами. К идеям-универсалиям и объединяющим национальным символам государства относились, например, император в Японии39, королева в Великобритании, конституция (основной закон), президент, парламент, верховный или конституционный суд; где-то такими символами стали священные книги (Библия, Коран). В национальном сознании поддерживается связь между ними и символами более приземленного уровня, которые выражают особенности смысловых наполнений жизненных сфер (повседневной жизни) в данном обществе. Император Японии обязан продолжать национальную традицию, высаживая перед дворцом рис и собственноручно ухаживая за маленьким рисовым полем. Рис, а точнее система ритуалов вокруг выращивания риса, возникшая в естественно-антропологической жизненной сфере, является также национальным символом, олицетворяющим трудолюбие и терпение японцев. В символьной системе Китая панда является символом, органично включенным в систему национальной идеологии и психологии40. Если общество и идейно-символьная политика развиваются нормально, то знаки и символы разных уровней связываются в символьной системе государства, и, образуя определенную иерархию, восходят к национальной идее как национальному символу.

Конец ознакомительного фрагмента.

1

. Солженицын А.И. Россия в обвале. – М.: Русский путь, 1998. – С. 137.