Недремлющий глаз бога Ра - Константин Шаповалов

— А Бааль Зебуба вы случайно не вызывали? Или он здесь прописан? — не унимался Веник.

— Да отстаньте вы со своими дурацкими шуточками! — разозлился куратор. — Я не с вами разговариваю, а с господином Гвоздевым.

— Даже не знаю…, природа шизофрении ещё недостаточно изучена. Вы ведь в курсе, как часто случается: одни ученые думают одно, а другие — совсем другое. Лучше скажите, что мы должны выяснить у этих монстриков?

В устремленном на меня взоре мелькнуло детское удивление.

— Что выяснить? Да я же об этом у вас хотел спросить! — старец чуть чашку не опрокинул от неожиданности. И тут же разобиделся на весь свет.

— А в чем дело, господин научный консультант? — Веник церемонно поклонился тарелке с гречневой кашей. — Дайте нам только точку опоры и…

Сперанский метнул в него злобный взгляд.

— Доктор-то не особо со мной советовался своими, значить, программами, а с господином Президентом вообще разговор короткий: “Кру-угом, шагом марш. Пошел вон.” Ну я и подумал, что, может быть, вы там у покойника в компьютере что-нибудь вычитали. К тому же, диссертация ваша… хотя обождите! — он слегка хлопнул ладонью по облысевшему лбу и полез в портфель. — Обождите! Вот же голова садовая! У меня, значить, вопросничек имеется, с которым доктор к монстрикам ходил. Вот он где, родимый, — в зеленой папочке…, - Федор Федорович извлек на свет тонкую пластиковую папку и, с торжествующим видом, протянул мне.

— Покойник, значить, долго с ними по душам беседовал, перед тем как под ножик-то пустить. Всё выяснял про жизнь, здоровье, — он призадумался, словно вспоминая что-то особенно интимное, — ну, не знаю, про что там ещё, но на листочках всегда для себя пометки делал. А после беседы, значить, пожалуйте на операцию!

— Правильно делал, — одобрительно заметил Веник. — Дружба — дружбой, а табачок врозь! Значить.

— Да, по всему видно, был отпетым гуманистом, — согласился я, открывая папку.

Внутри оказался отпечатанный типографским способом вопросник с пустыми клеточками для баллов, однако ситуацию он не прояснил.

— Часто ли вы ощущаете печаль? — спросил я у Липского, ткнув наугад в одну из строчек.

— В трезвом виде почти постоянно, — сокрушенно ответил тот.

— Значит, редко. А ощущаете ли вы стремление говорить и говорить?

— Это в зависимости от аудитории. Вообще-то, я большой молчун и затворник и только во время еды делаюсь опасным.

— А часто ли вы обдумываете проекты, которые не в состоянии реализовать?

— Несомненно. Но это связано с моими супружескими обязанностями.

— Тогда вопросов не имею, — я захлопнул папку и протянул маркизу.

Он бегло просмотрел бумаги и передал Сперанскому.

— Ну и зачем это нужно, как думаешь?

— Какая разница? — удивился Веник. — Ты, Пэмосэд Анатольевич, ведешь себя как стахановец и ударник, а необходимости-то нету! Нету у нас никакой объективной заинтересованности, поскольку научная деятельность заключается в своевременном написании докладов и отчетов. Правильно я излагаю методологию, уважаемый Осман-баба?

Склонившийся над портфелем Осман-баба звучно застонал.

— Чу! Муэдзин пропел! — Веник проглотил последнюю ложку и поднялся. — Срочно ведите меня в лабораторию — пора совершать намаз. Скоро уже рамадан, а я ещё ни в одном глазу!

Федор Федорович, отдуваясь, разогнулся.

— Мы, господин Гвоздев, в лабораторию не пойдем. Прямо отсюда, значить, к монстрикам двинем. Только в Лабиринт охране заходить не положено, так вы мне пообещайте, что будете вести себя прилично, а не как этот вот, — он указал на стоявшего в ожидании Веника, — мародер! Обещаете?

Я пожал плечами.

— В Лабиринт? К Минотавру? — взволновался начальник экспедиции. — А ну как сожрут его — с кем я тогда отчет злоупотреблять буду?

— Ничего не сожрут! — Федор Федорович выбрался из-за стола. — Обычная, значить, больница с изоляторами. Просто дверей много, вот и прозвали.

Мы пошли к выходу и разделились: маркиз в сопровождении фрейлин отправился в лабораторию, а меня через короткий боковой коридор куратор вывел на открытую палубу.

Здесь нас встретил тугой морской ветер, насыщенный солью, йодом и мелкими водяными брызгами.

Вокруг, на сколько хватало глаз, простиралась водяная пустыня, окрашенная низким небом в грозные стальные тона. Вершины бесчисленных волн кучерявились штормовыми барашками, сливавшимися у горизонта в сплошную пенную полосу.

Громадный корабль несся к ней бесшумно и стремительно, так, что казалось, будто он не плывет, а низко летит над водой, то и дело зарываясь ажурными мачтами в плотное брюхо кучевых облаков. Атмосфера была заполнена ожиданием надвигающегося ненастья.

— Ветер-ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, — продекламировал по этому поводу Федор Федорович.

Нет, не деменция. Скоре сенильный психоз. Для деменции он слишком активен, — решил я.

Старик поежился, запахнул разлетевшиеся полы мягкой курточки и, прижав к груди портфель, засеменил к носовой надстройке. Добравшись до закрытой двери, он прокричал какое-то заклинание и боком протиснулся в образовавшееся перед ним отверстие.

Картина назвалась: “Партайгенносе Борман ведет штандартенфюрера Штирлица к рейхсминистрам”.

Я шагнул следом и очутился на площадке наклонной железной лестницы с перилами из труб, ведущей в выкрашенный белой краской просторный дугообразный коридор.

Мы прошли по нему метров десять, миновав пять овальных боковых дверей, пока не остановились перед мощной поперечной дверью с провисавшим, суставчатым цепным приводом.

— Computer, open the door "F"! — бодро скомандовал Федор Федорович, взмахнув портфелем как волшебной палочкой.

Поддавшись его магии, дверь дернулась и, лязгая тяжелой цепью и гремя уродливыми роликовыми лапами на рельсовых направляющих, медленно поползла вбок.

— Надо же, как вас компьютер уважает!

— А как же! Мне во все места проход разрешается. Кроме капитанского мостика и каюты господина Президента, я всюду могу попасть. Доверяет, значить, начальство!

Следуя за ним, я переступил через рельсы и попал в точно такой же коридор с пятью боковыми дверями и поперечной в дальнем конце. Едва мы вошли, лязганье и грохот за нашими спинами возобновились, и дверь «F» вернулась в начальное положение.

Федор Федорович извлек из портфеля уже знакомый блокнот и, беззвучно шевеля губами, отыскал в нем нужную запись.

— Ага, вот оно. Подождите!

— Жду.

Он помедлил, собрался с духом и прочитал, ведя пальцем вдоль строк: “Computer. Stop the nitrogen protoxide supply to all sections”.

— The nitrogen protoxide supply stopped, — бесцветным голосом доложил компьютер.

— Закись азота? Вы этих гвардейцев что, под наркозом, что ли содержите?

— А они не под наркозом, — успокоил меня куратор. — То есть, не совсем под наркозом, а просто бредят и всё. В прошлое путешествуют. Сейчас подождем пока ихние мозговые остатки повыветриваются, а потом, значить, пообщаемся.

— В прошлое путешествуют? Как это понять? — ещё больше удивился я.

— Ну, книжки про машину времени читали? Вот наш доктор её и изобрёл. Правда, ездить на ней можно только в своё прошлое. Точнее, значить, не в собственное, а как бы в прошлое своего рода, прямо до самой первой обезьяны. Или, я не знаю, кто там был в начале.

Нет, всё же деменция:

— Любопытно! Ну и как она, эта машина? Заводится хорошо?

Федор Федорович вполне уловил насмешку.

— Опять ёрничать начинаете, молодой человек? Я, конечно, не отрицаю, что вы талантливый ученый и всё такое прочее, но, с другой стороны, чему вас там учили, в этих ваших университетах? Вас, значить, обучали диалектическому материализму и истории партии, а теперь вы смеетесь над тем, что в этот курс включено не было. Поняли мой тонкий намек?

— Куда уж тоньше! — пришлось соглашаться. — Но всё равно с трудом верится. Вы уж мне поподробнее объясните, что это за аппарат такой.

— А и не аппарат вовсе. Просто подается этот вот «протоксид» и готово дело — человек помчался неведомо куда! Сквозь время, значить.

— Нет, вы ерунду говорите. В Москве почти все зубные врачи для наркоза закись азота применяют, но почему-то никто из пациентов никуда не мчится. Только если за деньгами.

— В этом, значить, и есть секрет доктора! — он хитро прищурился. — Скажу уж вам, так и быть. Всё дело в концентрации. Есть такая концентрация, когда человек ещё не спит, но уже и не бодрствует, а пребывает, значить, на самой границе — вот тогда и начинаются эти видения. Страх, я доложу, кромешный!

— Неужели вы тоже?

— А как же! С меня то он и начал экспериментировать, а монстриков уж потом подключили. Я, молодой человек, так напутешествовался, что начал даже предупреждения получать!

— Какие? От кого?