Пульс за сто - Олег Викторович Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучинский уже оправился от первого шока и смотрел на Олега Михайловича с нескрываемой злобой.
— Похоже, врачам теперь неплохо платят, раз пять тысяч в качестве аванса его не заинтересовали.
— Данный конкретный врач, насколько мне известно, не жалуется. Как я догадываюсь, падение с лестницы — мистификация?
— Как я теперь догадываюсь, у вас и в доме есть камеры. Так что не делайте вид, будто вы этого не знали.
— Камер в доме нет. Но неужели вы думали, что по вызову приедет обычный врач «с улицы»?
Мозг Карпова быстро обработал поступившую информацию.
«Никакой травмы не было. Он все придумал заранее, чтобы передать записку! Теперь понятно, почему “ушиб” так быстро прошел. Когда же он успел?»
Геннадий Иванович вспомнил про включившийся телевизор.
«Тогда все дружно повернулись на звук. В этот момент Лучинский и опустил записку в карман врача. Не случайно он потом намекнул, что умеет быть благодарным. Я еще подумал: хвастается. Лихо придумано».
Карпова не покоробило, что критик не посвятил его в свои планы — он сам недавно поступил так же. Щеки Геннадия Ивановича порозовели по другой причине. Он внезапно осознал: в записке Лучинского речь шла об одном человеке. О нем самом. Хотя ничего не стоило добавить еще пару строк. Похоже, судьба товарища по несчастью Павла Борисовича не слишком заботила…
Карпов бросил на Лучинского красноречивый взгляд, но тот его не заметил.
— Обидно, Павел Борисович, — сказал Сергеев. — Ваша уверенность в своих силах, признаться, вызывала уважение. Кто мог подумать, что она держалась всего лишь на надежде удачно передернуть карты?
— Хватит! — Лучинский вскочил. Страх, загнанный внутрь, вырвался наружу внезапным порывом. — Хватит надо мной издеваться! Я нарушил ваш шизофренический договор? Так делайте со мной, что хотели!
Сергеев ничем не отреагировал на гневную тираду. Разве только чуть кивнул головой.
— По духу, конечно, нарушили. Но по факту — нет. Иначе я появился бы здесь не сегодня, а гораздо раньше.
Лучинский, чья энергия, не встретив отпора, ушла в пространство без следа, растерянно замолчал. Карпов тоже не понял, что хотел сказать этими словами Олег Михайлович.
— Договор запрещает вам покидать территорию усадьбы и устанавливать связь с внешним миром, — напомнил тот. — Территорию вы не покидали, связаться с кем-либо, кроме моего человека, вам тоже не удалось. А санкции против неудачных попыток сделать это мы не оговаривали. Поэтому с формальной точки зрения наказывать вас не за что. Мое личное отношение к вам после этой… чайной церемонии, конечно, изменилось, но что с того? Я могу забрать рукописи?
Переход на последний вопрос оказался столь внезапным, что ни Карпов, ни Лучинский не ответили. Сергеев понял это по-своему.
— Если хотите еще поработать над ними, передадите позже.
Не протягивая никому руки, на что, впрочем, никто и не рассчитывал, Сергеев вышел из гостиной.
Наступившую паузу все переварили по-своему. Обиженный Карпов тщетно ожидал от Лучинского оправданий — критик демонстративно смотрел в сторону. Кристина встала с дивана.
— Думаю, вряд ли у кого-то осталось желание продолжать.
Никто не возразил, и Кристина ушла.
Лучинский, словно дожидавшийся этого, резко вскочил и бросился по проторенной дорожке к бару. Достав початую бутылку коньяка, он попытался плеснуть спиртное в стакан, но горлышко выбило мелкую дробь о его край. Недолго думая, Павел Борисович запрокинул бутылку над головой.
— Приятного аппетита, — не выдержал Карпов.
— Да идите вы. — Лучинский вытер губы тыльной стороной кисти. Этот жест не вязался с его натурой, но Геннадий Иванович догадывался — истинную натуру критика ему еще предстоит узнать.
Павел Борисович, забрав бутылку, направился к лестнице.
— Только один вопрос, — остановил его Карпов. — Когда вы писали записку, вам было на меня просто наплевать, или сочли, что одну жертву Сергееву лучше оставить?
— А вам какой вариант больше нравится?
Не дожидаясь ответа, Лучинский пошел наверх. Похоже, ответ Карпова был ему неинтересен.
Геннадий Иванович посмотрел на рукопись, лежавшую на столике.
«Чего ждать? Пусть забирает».
Собрав листы в стопку, он отправился искать Сергеева.
16.10
В этой части дома Карпов до сих пор не был ни разу. Дверь столовой, откуда в день их совместного ужина появилась Кристина, вела в еще один обширный зал, по размерам не уступавший гостиной. По стенам здесь висели картины. Судя по всему, из дорогих. Впрочем, откуда взяться в этом доме дешевым работам? Геннадий Иванович невольно засмотрелся на одну из них, изображавшую рассвет на морском побережье южного городка, как вдруг услышал из-за одной двери громкий голос Кристины.
— Ты мог хотя бы сказать мне обо всем заранее.
— Крис, я просто не хотел грузить эту разборку на тебя, — ответил Сергеев. — Вот и все.
«Ты? Крис? Интересная помощница…»
Новые обстоятельства застали Карпова врасплох. Тем временем, разговор продолжался.
— Ой ли? А по-моему, ты хотел еще раз проверить, отдаю ли я себе отчет в том, насколько эти люди достойны своей участи.
— Кристина, милая…
«Еще и милая?!» — Геннадий Иванович подошел поближе.
— Хватит, Олег! Мне вполне достаточно того, что ты рассказал об отце. Раз уж я согласилась тебе помочь, то не передумаю. Хватит во мне сомневаться.
— Я и не сомневаюсь. Мне просто действительно захотелось еще раз показать тебе, какие это люди.
«Люди?» — Карпов с запозданием сообразил, что его поставили на одну доску с Лучинским.
— Прости меня, — добавил Сергеев. — Ты же знаешь, как я тебя люблю.
В разговоре за дверью наступила пауза. Воображение быстро объяснило ее причину.
«Наверняка, целуются».
Геннадий Иванович разумно предположил, что ни Сергеев, ни Кристина не будут рады, если узнают, что он стал свидетелем их разговора, и на цыпочках вернулся в столовую. Про рукопись он даже не вспомнил.
19.30
Лучинский не вышел из своей комнаты к ужину. Видно, упился до беспамятства. Карпов тоже пришел в столовую с опозданием. Новость о… неформальных отношениях Кристины с Сергеевым его огорошила и немного раздосадовала. Хотя, казалось бы, какое ему до этого дело? Кто она? Сторож-надзиратель. Но думать о том, что Кристина и Сергеев близки, Геннадию Ивановичу было неприятно. Во всяком случае, видеться сейчас с Кристиной ему не хотелось. Но та, слава богу, и не появлялась. Во второй половине дня перед глазами чаще мелькали ее безмолвные
