Колодцы знойных долин - Сатимжан Санбаев

поехал учиться на археолога. Старик был тогда сильно взволнован той трепетной, какая бывает только в юности, заинтересованностью Булата историей родного края. Булат был еще мальчишка мальчишкой, жил лишь мечтой, не представляя себе, что такое опыт и что он значит в жизни. Елен без усилий вспомнил восторженный рассказ Булата о своей работе и почти все его вопросы относительно храма Шакпак и наскальных рисунков.

Целое лето парень работал увлеченно, был учтив с людьми, застенчив и даже как-то болезненно скромен. Елен уверовал, что его земляк беззаветно любит свою работу, а такие люди старику были по сердцу, и он показал Булату все известные ему самому бейты[13] и скалы со старинными рисунками, изображающими охоту и сражения кочевников. Только мало рассказывал о смысле тех рисунков — не верил, что ли, парню. А сейчас старик видел в нем другого человека. Какое-то тепло родилось у старика в груди. Да и не так часто под такое, как сегодня, настроение попадается искренний, живой человек, а он, Елен, был слишком стар, чтобы не верить в приметы. Им овладело предчувствие доброго.

— Ну что ж, зайдем, — предложил он, вставая.

Они вошли через прямоугольный проем в длинный полутемный коридор и, пройдя его, вступили в просторную, с расписанными стенами комнату. Прохладный сухой воздух коснулся лиц, когда они перешагнули через порог. Храм был вырублен в скале, и он предстал взору весь: крестовидной планировки с анфиладным решением помещений, которые были явно не симметричны и не одинаковы, но как-то органично связаны друг с другом. Посредством четырех подпружных арок и стольких же разнокапительных колонн комнаты выходили в центральный круглый неф. Булат знал, что надо пройти к центру зала, чтобы увидеть купол нефа и через солнечное окно в нем — голубое небо, и им снова, как только он спустился под землю и увидел первый рисунок на портале, овладело желание немедленно идти дальше.

Старик двинулся в подкупольное помещение первым, не задерживаясь, словно понимая состояние Булата. Неф напоминал гигантскую юрту, сверху из шанрака — солнечного окна — падал свет, проясняя росписи на стенах и четырех колоннах. И снова волнение охватило Булата, когда он стал рассматривать изображения лошадей, верблюдов и гепардов, человеческих рук, орнаментальных узоров, надписей на древних языках. Немыслимо сложные по замыслу и исполнению гравюры безвестных художников жили вечной жизнью и покоряли совершенством. Многоплановые композиции, изображающие сцены охоты и сражений, чередовались со знаковой символикой, магическими эмблемами и изречениями, и все это было так увязано и одно с другим, и со светом, падающим сверху, и с самим небом, и с формой стен; составляло нечто настолько общее, слившееся в едином движении, что мысли путались. Великая завеса таинственности царила в подземелье, которую он, Булат, решился приподнять. Под силу ли?..

Старик остановился перед михрабом, высеченным справа от центрального помещения, потом повернулся и показал рукой на арку.

— Видишь? Там высечен лотос. Это символ вечного возрождения. Запомни.

Он прошел дальше и поднял с каменного выступа домбру.

— Я расскажу тебе тайну Шакпака. Ты, должно быть, и не ведаешь, что мой голос с одинаковой силой слышится сейчас во всех четырех комнатах. Это одна из тайн. Тебе надо понять начало начал всего этого, — Елен повел вокруг домброй, — поэтому ты сперва выслушаешь рассказ о конях. О том, что произошло сегодня утром.

Бледный, взволнованный, Булат молча последовал за старым табунщиком. В какой-то миг седой как лунь старик показался ему хранителем давних времен.

Медленно поднялись они на холм, откуда было видно синее море и давно забытый южный караванный путь на Каспий.

Старик тронул пальцами струны…

2

Небольшой конный отряд стремительно спускался по южной, с частыми поворотами дороге. Дробный перестук копыт арабских скакунов далеко разносился в утреннем хрустальном воздухе, множился эхом и разноголосо перекатывался между скалами. Воины скакали цепочкой, молча; посадка их выдавала усталость.

Показался очередной сторожевой пост, оба легкоконных воина, застывших у вышки, торопливо поклонились, увидев над скачущими бунчук из конского хвоста, окрашенный в голубой цвет. Тревожным взглядом проследил старший караульный за всадником в белой накидке, под которой тускло блеснул юмшань — кольчуга в крупных бляхах с изображением лука и стрелы на груди. Не каждый день появляется в Мангыстау темник — грозный командующий правого крыла сельджуков. Старый воин пересчитал всадников — их было сорок четыре — и помахал над головой копьем, давая знать об отряде ближнему к городу посту.

Всадники между тем въехали на плато, и темник натянул поводья. Белый скакун, уже почуявший близость города и желанный отдых, нетерпеливо затанцевал под седоком, зазвенел удилами. Военачальнику было не больше сорока лет. Скуластое мужественное лицо, сведенные к переносице широкие густые брови, длинные усы и бородку, окаймляющую лицо, покрывала серая дорожная пыль. Черные воспаленные глаза его жадно уставились на море, раскинувшееся внизу, на небольшой прибрежный городок. Тяжелая рука медленно стащила с головы шлем с тем же изображением сельджукского тугры — лука и стрелы — на лобном вершке. В гавань, медленно и легко скользя по зеркальному серебру воды, входили галеры; над ними суетливо летали белые чайки. Негустые дымки поднимались над кубиками домов, сложенных из серо-желтого ракушечника. Здания стояли поодаль друг от друга, нигде не виднелось глинобитных дувалов, и город просматривался насквозь. Четкими рядами спускался он по раскатам к самому морю, и только порт Суль, как и все порты мира, выделялся беспорядочными постройками, складами и лавками.

На окраине города темник увидел необычный дворец. Он поднимался вверх усеченной пирамидой, постепенно сужающейся, и от этого даже издали дворец казался очень высоким. Отсюда, с плато, ясно различались четыре ровно разделенных внутренних двора, сдвоенные — один в другом — дверные проемы с полукруглым верхом-притолокой, над ними поднимались заостренные арки. По всем наружным стенам от угла до угла шли ниши, повторяющие форму дверей; неширокие вертикальные углубления создавали впечатление угловых колонн. Дворец был строгий, в нем ощущались и величественность и простота, и все это было так точно согласовано и с домами, и с морем, и с очертанием берега, что у воина родилась вдруг странная убежденность в необходимости дворца именно на этом месте. Теплой волной окатила его эта мысль, и растрескавшиеся губы дрогнули в неслышном шепоте. Молодой воин, стоявший рядом, повел взглядом на полководца: ему почудилось слово «родина». Но в этот момент у дворца появились всадники, и темник выпрямился в седле. Судорога прошла по его лицу. Он оглянулся на своих спутников, и те тоже разом подтянулись,