Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Воин провел их через ворота к замковому сооружению. Во дворе стояли две стройные небольшие лошади. Это были удивительные животные. В свете луны их шерсть казалась песочного цвета, хвосты и гривы были молочно-белыми. Сбруи были украшены серебряными оправами. Животные подняли головы, и раздался негромкий перезвон колокольчиков. «Такие лошади достойны короля», — подумал Ульрик. Его отец привел из Альвенмарка нескольких скакунов и скрестил их с низкорослыми жилистыми лошадьми Фьордландии. Результатом стали очень выносливые, уверенные и умные животные. Но элегантности эльфийских коней они не унаследовали.

Гнедой испугался громкого хохота, донесшегося из королевского зала. А потом из сотен глоток прогремел боевой клич фьордландцев:

— Победа и слава! Победа и слава!

Спешиваясь, Ульрик испытывал нехорошее чувство. Отец слишком близок к эльфам! За последнюю услугу, которую он им оказал, вынуждены были заплатить жизнями сотни фьордландцев.

Хальгарда подошла к супругу. Похоже, она чувствовала его тревогу.

— Что здесь происходит?

Ульрик посмотрел вслед мауравани, уводившему их лошадей.

— Боюсь, нам предстоит поход.

— Сейчас, на пороге зимы? Ни один разумный человек не станет вести войну, когда погоды нужно опасаться больше, чем врагов.

Сын короля печально улыбнулся.

— В этом я с тобой согласен. Ни один разумный человек! А эльфам и троллям наплевать на снег и лед. И, боюсь, то, что нас ожидает, будет иметь мало общего с разумом.

Он распахнул ведущие в королевский зал двери. Свет и едкий дым ослепили его. Тяжелый запах пира, где мет лился рекой, ударил в нос.

— Победа и слава! Победа и слава! — отскакивало от стен.

Воины поднимали рога для мета. Боевой клич звучал снова и снова.

— Многих из вас я знаю с детства. И знал ваших отцов, которые положили жизни в эльфийскую зиму, чтобы спасти вас и чтобы защитить Фьордландию от кровожадных чудовищ. Вы наш щит и наш меч, с тех пор как стали достаточно взрослыми, чтобы держать оружие. Вы тоже стали кровожадными чудовищами, и наконец настал день, когда я спущу вас с цепи. День, когда закончатся стычки, а мы отомстим за всех погибших! Тролли принесли факел войны в наши деревни и города. Пусть теперь узнают, каково это — когда твой дом горит. Эльфийский флот направляется к Нахтцинне, и мы поможем нашим братьям по оружию, выманив троллей из крепости. А когда они будут снаружи, мы дадим им под зад так, что они почувствуют носки наших сапог в собственной глотке!

Воины разразились восхищенным ревом.

Ульрик усмехнулся. Эту шутку с носком сапога Ламби использовал уже сотни раз, но воинам она нравилась. Речь герцога без этой любимой поговорки было просто невозможно представить, точно так же, как всегда толковал Ламби о задницах, поджатых хвостах, сукиных сыновьях и ублюдках. Ульрик мог бы повторить любую из этих речей слово в слово, и воины одарили бы его в лучшем случае сочувственной улыбкой. Но Ламби каким-то непостижимым образом удавалось зажигать сердца воинов. А ведь он был, наверное, самым уродливым мужчиной во всей Фьордландии. Ему отрезали пол-носа, и это его отнюдь не красило. Даже самые крепкие воины опускали взгляд перед герцогом. Но когда он говорил накануне битвы или у разрытой могилы, никто не мог разбудить при помощи слов столько чувств, как он. И никто не умел рассказывать такие веселые истории о своих подвигах — как настоящих, так и вымышленных, — как это умел делать Ламби. Его таланту заставить слушателей ловить каждое слово завидовали даже некоторые скальды.

Ульрик протолкался сквозь ряды мужчин и наконец увидел Ламби. Тот стоял на столе и, вещая, размахивал рогом с метом, словно мечом, которым нужно было сразить тролля.

Герцог весело махнул ему рукой.

— Вижу, теперь герои в полном составе. Добро пожаловать, Ульрик Альфадассон!

Принц откашлялся.

— Что за праздник я пропустил?

— О, ничего особенного, просто начало войны!

Сидевшие вокруг мужчины оглушительно расхохотались.

Некоторые стали хлопать Ульрика по плечу. Одним из них был Маг. Даже сейчас, опьяненные метом и красивыми словами, большинство мужчин старались держаться от принца подальше.

Ульрик испуганно поглядел на отца. Его трон стоял на небольшом деревянном возвышении, чтобы пирующие могли его хорошо видеть. Но слишком многие размахивали руками. Некоторые воины принялись танцевать, подзадоривая друг друга тем, кто выше подпрыгнет.

Ламби спустился со стола и протолкался к сыну короля.

— Идем, отец хочет видеть тебя. Думаю, мы можем предоставить наших гуляк самим себе.

Герцог обменялся быстрым взглядом с Магом. Отмеченный клеймом воин кивнул. Он позаботится о том, чтобы настроение в пиршественном зале не стало слишком разгульным.

— Хальгарда пойдет с нами, — решил Ульрик.

Ламби поднял брови. Сквозь кратеры его ноздрей вырвалось сопение.

— Ты ведь не думаешь, что я оставлю ее среди оравы пьяных воинов?

— Может быть, на улице…

— Я что, кобыла на ярмарке? — раздраженно вмешалась в разговор Хальгарда. — Я сама могу за себя постоять! Идите уже, обсудите войну. Я буду ждать в нашей комнате. — Взгляд ее потеплел. — Спасибо, — прошептала она. — Что бы ни случилось, воспоминания об озере Отраженных Облаков будут согревать меня целую зиму.

Она плотнее закуталась в зеленый плащ и с гордо поднятой головой проследовала сквозь ряды пирующих воинов. И они расступались перед ней, словно воды перед носом большого корабля, входящего во фьорд.

— Она станет хорошей королевой, — с уважением произнес Ламби. — Если бы у меня был нос, я бы за ней поухаживал.

Ульрик недоверчиво поглядел на бородатого воина.

— Ты что, не боишься нежити? — холодно поинтересовался он.

— Нет, если она такая красивая, как твоя девочка. Но сейчас не время для разговоров о бабах. Идем!

Герцог провел принца за трон, а оттуда в небольшую комнату, где Альфадас иногда обедал с приближенными и обсуждал доклады разведчиков. Ульрик знал, что отцу не нравились пиршественные залы Фьордландии, с их открытыми жаровнями и вульгарными пирующими. Когда они оставались одни, отец любил вспоминать о дворцах и праздниках эльфов. О магии, о чудесных одеждах, о женщинах, красивых и холодных, точно колдовское сияние, пляшущее в небе Фьордландии зимними ночами…

Первой, кого Ульрик увидел, когда открылась дверь в комнату за троном, была Сильвина. Она стояла у самой двери, несколько в стороне от стола, над которым склонились остальные присутствующие. Ее волчьи глаза не выражали чувств, несмотря на то что на губах играла легкая улыбка. Ребенком принц всегда восхищался ею. Эльфийка Сильвина была для него воплощением сказки. Но заменить потерянную мать она не могла и не хотела. Позднее он понял, насколько наивно было ожидать материнской ласки от женщины, которая оставила с волками собственного ребенка, чтобы быть с его отцом. А с тех пор, как Хальгарда открыла ему глаза на то, кто такая на самом деле Кадлин, Ульрик заподозрил, что Сильвина имеет какое-то отношение к исчезновению матери. Он помнил, что эльфийка тоже уходила в горы на поиски Аслы и Кадлин.