Рыжая птица удачи - Татьяна Иванова

Феникс мрачно усмехнулся, но промолчал.

— Поэтому я всё-таки наведаюсь сегодня к одному человеку. Попробую, — закончил Дэн и решительно поднялся. — Я пошёл, а то опоздаю. Попытайся заснуть.

Да он и так всё время полуспал. Мутный туман вокруг раздражал и угнетал невыносимо. Со слепотой Феникс так и не смирился, поэтому ему проще было лежать с закрытыми глазами. Шевелиться не хотелось — даже простой поворот головы требовал таких усилий, которые он сейчас просто не мог приложить. Он ненавидел чувство беспомощности и безнадёжности, когда от него ничего не зависело. А сейчас он уже чёрт знает сколько дней валяется бревном и, кажется, собирается загнуться именно в таком состоянии. Чёрт, как душно…

…Душно и жарко. Как в джунглях. Опять джунгли?! Темнота отступила на шаг назад, и его плавно окружило ядовито-зелёное переплетение трав, листьев и колючек. Колючки были особенно раздражающими, их уколы заставляли кожу гореть изнутри. А откуда-то сверху палило невидимое светило, обжигая чёрными лучами горячечного жара. И снова надо было куда-то идти, и единственное, что он помнил — там, за этими зарослями, должна быть Ника…

…Ника, почему она не ответила? Или Димка. Почему они не отвечают? Неужели они так и не знают, что он жив и ему нужна помощь? Никогда Феникс не ждал ничьей помощи, а вот сейчас она была ему просто необходима. Умирать не хотелось. А ещё больше не хотелось умирать от глупой лихорадки в подвале на чужой проклятой планете, не имея возможности увидеть Нику, дотронуться до неё, услышать её голос, не пожать руку Димке, не сказать им обоим, как он их любит. Ника, он никогда не говорил Нике, что любит её…

…С Фойзе они никогда не говорили ни о той его давней операции, после которой впервые встретились, ни о родителях Павла, ни о семье самого Фойзе, о которой, к слову сказать, Павел не знал ничего — даже того, а была ли она, эта семья? И только однажды, подписывая при нём приказ об увольнении одного из «динозавров», Фойзе, тогда ещё майор, сказал:

— Знаешь, когда человек приходит ко мне с рапортом об увольнении по причине… Ну, словом, если он женится, то я подписываю этот рапорт с удовольствием.

Поймав мимолётную улыбку, скользнувшую по губам Павла, он покачал головой.

— Не только потому, что я рад за очередного окольцованного парня или готов с ним легко расстаться. Просто я считаю, что он правильно делает, что уходит, — он опустил глаза, внимательно разглядывая собственные руки, неподвижно лежащие на столе. — Жена, семья, дети… Это хорошо, и, в принципе, совместимо со службой даже в ВКС. Но для каждого из нас такой багаж за плечами — это тяжёлый груз. Потому что если сейчас ты отвечаешь только сам за себя и перед собой, то когда у тебя появляется близкий человек, появляется и ответственность перед ним. За твою жизнь. — Фойзе поднял задумчивый взгляд, но смотрел не на Павла, а мимо и сквозь, как будто говорил уже не с ним. — За твою собственную жизнь. За то, что ты у него… у неё есть. За то, что если завтра ты не вернёшься или станешь калекой, больнее, чем по тебе, это ударит по ней. За то, что ты месяцами не появляешься дома и лишь раз-два в неделю выходишь на связь. А голограмма не может заменить ей тебя.

Он явно говорил уже не свои слова. Когда-то ему сказал так человек, которого… которую Валентин Фойзе считал близкой.

Тогда Павел до конца не осознал, о чём говорил командир. Зато в эту минуту он не просто понял, он прочувствовал каждое слово. Если он не вернётся, Нике будет очень больно. Конечно, больнее, чем ему, потому что ему будет уже всё равно.

И, наверное, впервые в жизни, он почувствовал, по-настоящему почувствовал, что хочет вернуться домой. Дом — это там, где ждёт его она. А раз ждёт, раз он ей нужен, так же как нужна ему она сама, значит, он выиграет. Не имеет права проиграть.

Я вернусь, родная моя, ты только дождись. Дождись меня только…

…Заросли подступили к самому горлу, сдавливая и мешая вдохнуть…

…Эти слова раньше казались ненужными, и именно сейчас, когда нет никакой возможности сказать их, стали самыми главными…

…Очертания предметов по-прежнему расплываются, а туман перед глазами не только не рассеялся, но и стал ещё плотнее. Как трудно оказалось приспособиться смотреть на мир сквозь эту дымку…

…Дерево слева от тропы блестит на солнце, как будто кто-то развесил на стволе и оплетших его лианах сеть из светящихся мелких шариков. Он не успел понять, что это было, когда оно кинулось на него прямо из зелёной занавеси листьев. Отшатнувшись назад, спиной наткнулся на дерево, то самое, в блестящих пятнах, и вдруг понял, что не может больше сделать шаг ни вправо, ни влево, ни вперёд. Ствол словно клеем намазан. Эти блестящие шарики… Он не мог толком разглядеть подробностей, но по внешним очертаниям оно напоминало суслика ростом чуть выше чем по колено человеку. От суслика существо отличал ровный зелёный цвет и неправдоподобно большие уши. Или это был гребень на плечах — с его зрением не разобрать. «Суслик» молча неподвижно застыл на примятой траве, словно гипнотизируя приклеенную жертву, и вдруг зашипел, вытянувшись ещё больше. Взгляд выхватил широко раскрывшуюся алую пасть, а в следующий момент раздался характерный звук, и на правое плечо и шею шмякнулось нечто горячее. Эта тварь ещё и плюется… Бесшумное стремительное скольжение прямо перед глазами, и в левое плечо вцепляются миллионы мелких зубов, острых, как у акулы. И не отмахнуться — колючие заросли плотно охватили руки, не позволяя шевельнуться, а сил и так совсем нет…

…Ника…

Ника выбрала одну из главных просек, ведущую в соседний городок. Скутер по-прежнему слушался её рук, как будто не было перерыва почти в год. Сначала она ехала медленно, но когда по обочинам начались сплошные стены зелёных зарослей, она прибавила скорость. Ветер бил в лицо, очки она, конечно, забыла надеть, а останавливаться для их поисков не хотелось, поэтому тёплый, но резкий ветер выбивал из глаз слёзы. Или это не ветер был виноват?

Слева джунгли расступились, и мелькнула тропинка, уводящая вглубь. Ника, почти не раздумывая, притормозила и вернулась к этому повороту. Тропка была узкой, но скутер по ней проходил свободно. Скорость пришлось сбавить, и мысли постепенно упорядочивались, как будто до этого они не успевали за Никой и только теперь догнали и сами разложились по полочкам. Не успела она немного успокоиться, как её настигла новая неприятность. Двигатель скутера неожиданно сбавил мощность. Цифры на панели управления беспомощно замелькали, замигали, и вдруг табло погасло, а скутер плавно остановился.

Девушка растерянно соскочила на землю, обошла заглохшую машину. Она понятия не имела, что случилось, как с этим бороться, а главное — как теперь вернуться в городок. Был, конечно, вариант связаться с отцом или Орестом, но пока ей не хотелось слышать ни того, ни тем более другого, поэтому она просто зло пнула колесо и, не задумываясь, села рядом на траву.