Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

– Солидная работа, – заметил Бартон.

– Пожалуй. Но это было нелегко. Я не до конца свободен, они по–прежнему контролируют какую–то часть меня. Жаль, что у меня нет снимка моего дома, чтобы показать вам.

Бартон перевернул пустой стакан и вытряхнул из него зернышко кофе.

– Вы, конечно, продолжаете пробовать?

– Что?

– Ну, с этим прибором. Теперь вас ничто не может остановить. Вы же можете все вернуть.

Кристофер смутился.

– Мистер Бартон, я должен вам кое–что сказать…

Впрочем, говорить не пришлось, потому что на рукав Бартона вдруг пролилось теплое вино и стекло на пальцы и запястье. В ту же секунду кофейная мельница исчезла и вместо нее появилась бутылка с мускатом, запыленная и до половины наполненная вином.

– Это длится недолго, – горько сказал Кристофер. – Не больше десяти минут. И я ничего не могу поделать.

Бартон сполоснул руки в раковине.

– И так всегда?

– Всегда. Я не могу надолго вернуть истинный облик вещи. Наверное, кишка тонка.

Бартон вытер руки грязным полотенцем.

– Но, может, так только с этой вещью? Вы пробовали свой прибор на других предметах?

Кристофер встал, подошел к буфету, порылся в ящике и вынул из него небольшую картонную коробку. Затем снова сел на пол.

– Взгляните сюда, – сказал он, открыл коробку и что–то достал из нее. Потом трясущимися руками развернул тонкую бумагу. Бартон, присев рядом, внимательно смотрел.

В бумаге оказался клубок коричневого потрепанного шнура, намотанного на щепку.

Старое лицо Кристофера прояснилось, глаза засверкали, а губы приоткрылись, пока он ласкал клубок пальцами.

– Я пытался на этом. Много раз. Пытаюсь почти каждую неделю. Много бы я дал, чтобы превратить это, но удается мне совсем ненадолго.

Бартон взял клубок из рук Кристофера.

– Что это такое, черт возьми? Похоже на обычный шнур.

Усталое лицо Кристофера посерьезнело.

– Мистер Бартон, это съемник для покрышек Аарона Нортрупа.

Бартон недоверчиво уставился на него.

– О боже!.. – вздохнул он.

– Да, это правда. Я украл его. Никто, кроме меня, не знал, что это такое, и мне пришлось его искать. Если помните, он висел над дверями Миллгейтского торгового банка.

– Да. Его повесил туда сам бургомистр. Я помню тот день, хотя и был тогда мальцом.

– Это было очень давно. Банка, разумеется, сейчас нет, на его месте стоит дамская чайная. Над ее дверью висел этот клубок, и однажды ночью я его украл. Кроме меня, он ни для кого ничего не значил. – Кристофер отвернулся, пытаясь скрыть волнение. – Никто, кроме меня, не помнит съемника Аарона Нортрупа.

На глазах Бартона тоже выступили слезы.

– Мне было всего семь лет, когда это случилось, – сказал он. – Вы видели это?

– Видел. Боб О’Нейл орал на весь город.

– Я в тот момент был в кондитерской.

– А я чинил старый «Атватер Кент», – сказал Кристофер. – И слышал этого мерзавца – он орал, как свинья, когда ее режут. Его тоже было слышно за несколько километров.

Лицо Бартона посветлело.

– Потом я увидел, что грабитель бежит мимо… Его машина не заводилась.

– Нет, он не смог завести ее от волнения. О’Нейл кричал, а тот просто бежал посреди улицы.

– С деньгами в бумажной сумке, которую держал, словно сумку с покупками.

– Он был из Чикаго, один из тамошних бандитов.

– Сицилиец. Крупный гангстер. Я видел, как он бежал мимо кондитерской и как выскочил наружу. Боб О’Нейл стоял перед банком и орал во все горло.

– А все вокруг бегали и кричали, как стадо ослов. Воспоминания Бартона все больше слабели.

– Гангстер бежал по улице Фултона, а именно там старый Нортруп менял камеру на своем «форде».

– Да, он приехал с фермы за кормом для коров. Сидел на бордюре, а рядом валялись домкрат и съемник. – Кристофер взял у Бартона клубок шнура. – Этот тип хотел его обогнуть…

– Но старый Нортруп вскочил и дал ему в лоб.

– Он был очень высокий.

– Более шести футов, но при этом худой. Длинноногий старый фермер. Он свалил мерзавца одним ударом.

– Да, удар у него был что надо… покрути–ка заводную ручку «форда». Он его чуть не убил.

– Да, съемник – тяжелая штука. – Бартон вновь взял клубок шнура и осторожно погладил его. – Значит, это и есть съемник Аарона Нортрупа. Банк заплатил ему за него пятьсот долларов, а бургомистр Клейтон повесил ее над дверями банка. Это было настоящее торжество.

– На него все сбежались.

– Я тогда держал лестницу. – Бартон вздрогнул. – Мистер Кристофер, я держал его в руках. Когда Джек Вэйкли поднялся с молотком и гвоздями, он дал мне съемник, чтобы я его подержал. Я касался его.

– Сейчас тоже, – взволнованно сказал Кристофер. – Это именно он.

Бартон долго смотрел на клубок.

– Я помню, как он выглядел, ведь я держал его. Он был тяжелый.

– О да…

Бартон встал, осторожно положил клубок на стол, снял плащ и повесил на спинку стула.

– Что вы хотите делать? – обеспокоенно спросил Кристофер.

Лицо Бартона выглядело как–то странно. На нем читалась решимость пополам с задумчивостью.

– Я вам скажу, – ответил он. – Я хочу убрать этот туман и сделать съемник таким, каким он был.

Глава 8

Кристофер притушил масляную лампу, и комната погрузилась в полумрак. Он поставил лампу возле мотка шнура, но потом передвинул на край стола.

Бартон стоял у самого стола, вглядываясь в моток. До сих пор он не пробовал превращать вещи, для него это было совершенно внове. Однако он помнил, как выглядел съемник, помнил подробности ограбления, старого Нортрупа, вскакивающего с земли, и удар по голове вора. Помнил растянувшегося на тротуаре сицилийца, торжество, радостные лица собравшихся и тяжесть съемника, когда ему довелось подержать его в руках.

Он сосредоточился, собрал все воспоминания воедино и направил их на клубок коричневого шнура, лежащий на столе, представив вместо него съемник для покрышек. Большой, черный, металлический. И тяжелый.

Оба замерли, Кристофер даже затаил дыхание. Бартон стоял, концентрируя на клубке все свое внимание, всю свою психическую силу. Он думал о старом городе, настоящем городе, который вовсе не исчез и по–прежнему был здесь, вокруг него, окружал со всех сторон. Этот город продолжал жить, пусть даже под саваном мрачного тумана.

А под клубком шнура скрывался съемник Аарона Нортрупа.

Время шло, в комнате становилось холодно. Где–то вдали прозвонили часы. Трубка Кристофера погасла. Бартон вздрогнул, но отвлекаться не стал. Он думал обо всем, что касалось съемника, о его виде, звуке, осязательных ощущениях…

– Дрогнул… – прошептал Кристофер.

Клубок шнура колебался, словно его заволновало нечто нематериальное. Бартон напряг все силы. Все дрожало вокруг него – комната, тени, отбрасываемые предметами.

– Еще, – прошептал Кристофер. – Продолжайте, продолжайте.

И Бартон продолжал. Медленно и беззвучно клубок шнура начал исчезать, вскоре сквозь него уже были видны стена и пол. Потом исчезло все, кроме слабой тени.

– Я никогда не заходил так далеко, – удивленно шепнул Кристофер. – Никогда.

Бартон не ответил, концентрируя свое внимание на том же. На съемнике. Он должен был появиться, он открывал его, заставлял возникнуть. Он просто обязан был появиться.

Внезапно образовалась какая–то длинная тень, гораздо длиннее клубка шнура. Почти в полметра длиной. Она мерцала, становясь все более отчетливой.

– Есть! – воскликнул Кристофер. – Проявляется!

И действительно, он проявлялся. У Бартона от напряжения уже мелькали перед глазами черные точки, но съемник проявлялся. Черный, матовый, он слабо блестел в свете масляной лампы. А потом…

Съемник с грохотом упал на пол.

Кристофер бросился к нему и поднял вверх, он весь дрожал и вытирал слезящиеся глаза.

– Удалось, мистер Бартон! Вы его вернули!

Бартон сник.

– Да, – вздохнул он. – Это он. Такой, как я его помню.

Кристофер провел рукой вдоль металлического стержня.

– Старый съемник Аарона Нортрупа… Я не видел его восемнадцать лет, с того самого дня. У меня такое не получалось, но вы сумели, мистер Бартон.

– Я хорошо его запомнил, – ответил Бартон и вытер трясущейся рукой лоб. – Может, даже лучше вас, ведь я держал его в руке. Кроме того, у меня хорошая память.

– И вас здесь не было.

– Да, Перемена меня не коснулась. Я нисколько не изменился.

Лицо Кристофера посветлело.

– Теперь мы можем действовать вместе, мистер Бартон. Нас ничто не остановит. Мы можем вернуть весь город, часть за частью. Все, что мы помним.

– Я не помню всего, – буркнул Бартон. – Есть места, которых я вообще не видел.

– Но, может, их помню я? Вместе мы, наверное, помним весь город.