Властелин колец - Джон Толкин

– Погодите–ка… Пять дней?.. Вот тут мы подходим к тому, о чем вы еще не знаете. Древоборода мы встретили утром, после битвы. Мы переночевали у него в Родниковом Зале — это один из его домов, — а на следующий день пошли на Собор энтов, ну, на совет ихний, и скажу честно — ничего удивительнее я в жизни не видывал! Собор продолжался целый день, а потом еще день. Ночевали мы у другого энта, у Стремглава. А в конце третьего дня их прорвало… Вот это было зрелище! В лесу все вытянулось по струнке и встало на цыпочки. Будто лес ждал грозы — и вдруг как бабахнет! Вот бы вам послушать, что они пели на марше!

– Если бы эта песня дошла до ушей Сарумана, он бы сейчас был за сто верст отсюда, даже если бы ему пришлось бежать всю дорогу на своих двоих, — добавил Пиппин.

На Исенгард! Вперед! Вперед!До самых каменных ворот!Мы штурмом Исенгард возьмем —Под барабан идем, идем!

Это, конечно, только начало! Песня длинная, но большей частью это было просто что–то вроде пения рогов и грома барабанов. Здорово у них это получалось! Правда, поначалу я думал, что это так, похвальба, песенка для храбрости. Теперь–то я знаю, что ошибался.

– В Нан Курунир мы спустились уже ночью, — продолжал Мерри. — Тут–то я и почувствовал, что за нами идет Лес. Поначалу я подумал, что это мне сон такой снится, «с энтинкой», но Пиппин тоже заметил. Мы оба перепугались, но узнали мы, что это за напасть, гораздо позже. А были это хьорны[404]. Так их называют энты, когда говорят на нашем, «быстром», языке. Из Древоборода ничего про них не вытянешь. Я подозреваю, что это бывшие энты, которые стали так похожи на деревья, что не отличишь, во всяком случае с виду. Их можно встретить где угодно, даже на опушке. Стоят себе, молчат и наблюдают за деревьями. А в чаще, в самых темных урочищах, их, наверное, сотни и сотни. Сильны они необыкновенно и, как нам показалось, умеют окутывать себя какой–то странной мглой, поэтому–то никто и не видит, как они ходят. А ходят они очень быстро — особенно если их хорошенько рассердить. Стоишь себе эдак, разглядываешь небо, слушаешь ветер, и вдруг — хлоп! — ты уже в лесу, и к тебе со всех сторон тянутся огромные ветки… У них, кстати, есть голоса, и с энтами они говорить могут, поэтому, как сказал мне Древобород, их и называют «хьорнами», но вообще–то они странные и дикие. Я бы, например, не хотел с ними повстречаться один на один, без настоящих энтов под боком… Ну вот, стало быть, спускаемся мы под вечер с горы в Чародееву Долину. Энты впереди, за нами топает толпа хьорнов, одним словом, все как полагается. Видеть мы хьорнов, конечно, не видели, но вокруг стоял такой скрип и треск, что хоть уши затыкай. Ночь была темная, облачная. Хьорны в тому времени уже как следует разогнались и шумели, как лес под сильным ветром. Луна из–за туч так и не выглянула, и вскоре после полуночи северный склон долины зарос густым высоким лесом. Врагов поблизости не было, и никто на нас не напал. Только на башне светилось верхнее окно, и все. Древобород взял с собой парочку энтов, прошел вперед и затаился неподалеку отсюда так, чтобы видеть ворота. Мы с Пиппином сидели у него на плечах и чувствовали, что он чуть–чуть подрагивает от напряжения. Но энты, даже если их «разбудить», очень осторожны и терпеливы. Они стояли, словно каменные истуканы, — только дышали и прислушивались. И тут вдруг все как оживет! Затрубили сразу все трубы, да так, что по стенам аж гул пошел. Мы уже было думали, что нас засекли и сейчас начнется битва. Ничего подобного! Это просто армия Сарумана отправлялась на войну. Я почти ничего не знаю ни об этой войне, ни о роханских всадниках, но было полное впечатление, что Саруман решил на этот раз окончательно разделаться с Королем и со всем его войском. Он буквально опустошил свою крепость! Я сидел и смотрел, а мимо шли полки. Сначала шеренги пеших орков, одна за другой, без числа, потом — отряды верхом на больших волках. Были там и люди. Многие из них несли факелы, и я хорошо разглядел их. Большинство так себе, люди как люди, ну, сильные такие, рослые, с темными волосами. Лица их мне показались мрачными, но не особенно злыми. Зато вот другие были пострашнее! По росту — люди, а рожи — как у гоблинов. Глаза косят, пасть ощерена, сами злющие!.. Знаете что? Мне сразу пришел на ум тот южанин из Бри. Только он все–таки не так явно смахивал на орка, как эти!

– Я тоже о нем вспомнил, — кивнул Арагорн. — В Хельмской Теснине мы видели множество таких полуорков. Теперь понятно: тот южанин был лазутчиком Сарумана! Вот только трудно сказать: был он в сговоре с Черными Всадниками или работал только на своего хозяина? С этим отребьем никогда не скажешь наверняка, сговорились они между собой или, наоборот, водят друг друга за нос…

– Ну так вот, всех вместе их было самое малое тысяч десять, — продолжал Мерри. — Чтобы выйти из ворот, им и целого часу не хватило. Одни двинулись к броду, другие повернули на восток: в полутора верстах от крепости, где река уходит в глубокое ущелье, через нее перекинут мост. Если вы встанете в полный рост, его будет видно. Так вот, войско разделилось и все повалили каждый в свою сторону, хрипло распевая и гогоча. «Туго же придется роханцам!» — подумал я. Но Древобород не двинулся с места. «Сегодня ночью мое место в Исенгарде. Попробуем, крепки ли здешние камни!» — сказал он. В темноте ничего нельзя было разглядеть, но, кажется, как только во рота закрылись, хьорны двинулись вслед за войском. У них забота была одна — орки. К утру хьорны были уже далеко. Только у выхода из долины еще маячило что–то вроде темного облака, за которым ничего нельзя было разглядеть… Ну а когда Саруманова армия наконец ушла, настала наша очередь. Древобород поставил нас на землю, приблизился к воротам и давай в них стучать — а ну, мол, Саруман, выходи! Ответа не было — только град камней и стрел сверху. Но в энтов стрелять нет никакого смысла. Стрелы их лишь покалывают слегка и выводят из себя, как кусачие мухи, но даже если энта утыкать отравленными стрелами на манер игольной подушечки, вреда это ему никакого не причинит. Яд на энтов не действует, а кожа у них, по–моему, толстая, как древесная кора, но гораздо тверже коры. Чтобы нанести энту серьезную рану, нужно как следует стукнуть по нему топором. Топоров они не любят, это да. Но чтобы поранить энта топором, надо выставить против него целую толпу здоровенных дровосеков, потому что, если кто раз ударит энта топором, второй раз ему уже этого не сделать. Руки у энтов такие сильные, что сталь гнут, как тонкий прутик. Так вот, когда в Древоборода вонзились первые стрелы, старик осерчал и стал, его же словами выражаясь, действовать несколько «поспешно». Он выкликнул свое оглушительное «Гумм, гумм!», и к нему сразу шагнула дюжина других энтов. Ух и страшное же это зрелище — рассерженный энт! Они набросились на скалу, ввинтились в нее пальцами и давай отдирать от нее слой за слоем, будто корки от каравая. Обычно корни деревьев тратят на такую работу века, а тут мы и глазом моргнуть не успели, как все было кончено. Энты толкали, тянули, рвали, сотрясали, колотили, и через пять минут — бах! трах! — обе здоровенные створки рухнули на землю. Грохоту было!.. Остальные энты помаленьку вгрызались в стены — им это все равно что кролику рыть норку в песке. Не знаю, что обо всем этом подумал Саруман, но скорее всего, он не знал, как быть. За последнее время его волшебная сила, как я понял, порядком ослабла, да еще, подозреваю, на этот раз он просто струхнул. Тут у любого поджилки затрясутся! Бежать некуда, рабов не осталось, машинами управлять некому — а он без этого всего как без рук… Да, старина Гэндальф совсем другой! И почему о Сарумане идет такая слава? Просто у него хватило в свое время хитрости окопаться в Исенгарде, пока другие его не заняли, — вот все и решили, что он страшно умный.

– Это не так, — возразил Арагорн. — Когда–то Саруман действительно был велик, и слава о нем шла не зря. Знания у него глубочайшие, ум тонкий, руки искусные, как ни у кого другого. А главное — у него была власть над умами. Он умел убедить даже самых мудрых, а обычных людей мог без труда запугать. Должно быть, этот дар и теперь при нем. Даже сейчас, когда он потерпел поражение. Мало кто в Средьземелье устоит перед его речами, если останется с ним наедине. Гэндальф, Элронд, Галадриэль, конечно, не стали бы его слушать, особенно теперь, когда его злые дела видны всем. Но таких, как они, в Средьземелье мало.

– За энтов можно не волноваться, — махнул рукой Пиппин. — Однажды Саруману удалось обвести их вокруг пальца, но больше ему это не удастся. Саруман вообще плохо разобрался в энтах и допустил большую ошибку, когда не учел их в своих планах. Он не потрудился привлечь их на свою сторону или обезопасить, а когда они взялись за дело, было уже поздно… Когда мы напали на Исенгард, Сарумановы крысы, оставшиеся в крепости, попытались удрать через бреши в стене. Людей энты, предварительно допросив, отпустили — их и было–то всего дюжины две или три, по крайней мере мы больше никого не видели. А из орков навряд ли кто унес ноги. Во всяком случае, если кто и унес, то не дальше войска хьорнов: к тому времени по склонам шумел настоящий лес, хотя большинство ушло к выходу из долины. Когда большая часть южной стены превратилась в каменный мусор, разбежались последние остатки гарнизона и Саруман остался в одиночестве. Тогда он и сам решил дать деру. Наверное, все это время он стоял у ворот — вышел полюбоваться своей ненаглядной армией. Когда энты проникли за ворота, ему пришлось брать ноги в руки. Поначалу его просто не заметили, но небо уже прояснилось, засияли звезды, а энтам звездного света вполне хватает. Стремглав увидел его и как закричит: «Убийца! Убийца деревьев!» Он вообще–то добряк, но тем яростнее ненавидит Сарумана — тот загубил орочьими топорами многих его соплеменников. Так вот, Стремглав кинулся за Саруманом — а бегает он быстрее ветра, его надо только расшевелить как следует. Тут и я увидел вдали бледную фигурку: она пряталась в тени и перебегала от столба к столбу. Надо сказать, Саруман еле успел добежать до ступеней башни. Еще миг — и Стремглав его задушил бы. Энту не хватило какого–нибудь шага или двух, но Саруман все–таки успел проскользнуть в дверь. Запершись в Орфанке, он чуть–чуть поколдовал и запустил свои ненаглядные машины. К этому времени в Исенгарде было уже полно энтов. Одни последовали за Стремглавом, другие ворвались с севера и с востока, круша все подряд. И вдруг из люков и подвалов вырвалось пламя и едкий дым. Некоторые энты сильно обожглись и даже обуглились, а один из них — Буковей, если не ошибаюсь, высокий такой, красивый энт — попал под струю какого–то жидкого огня и запылал, как факел. Вот ужас был! Тут энты просто обезумели. Я–то, простак, думал, что они расшевелились дальше некуда! Теперь мне стало ясно, что это было так себе, разминка. Котловина прямо–таки вскипела. Энты ревели, гудели и трубили, да так, что камни начали трескаться. Мы с Мерри лежали пластом, натянув плащи на головы и заткнув уши, а эти «увальни» метались вокруг Орфанка, что твои смерчи. А что творили — ух! Столбы ломались как спички, шахты в один миг наполнились валунами, словно попали под горную лавину, а каменные плиты летали по воздуху, как листья в бурю. Орфанк стоял словно посреди водоворота. По окнам башни барабанили железные брусы и обломки скал. Древобород, впрочем, головы не терял. К счастью, сам он совсем не обжегся. Он не хотел, чтобы энты забыли об осторожности и покалечились, да и опасался к тому же, что под шумок Саруман ускользнет через какой–нибудь потайной ход. Энты бились о стены Орфанка изо всех сил, но Башня оказалась им не по зубам. Уж очень она гладкая и твердая! Может, она заговоренная, а? Тогда чары, наложенные на нее, постарше и помогущественнее Сарумановых! Словом, энтам не удалось даже трещинки по ней пустить. Только наставили себе шишек, и все. Тогда Древобород вышел на середину, и как крикнет! Голос у него такой, что сразу перекрыл общий гвалт. Наступила мертвая тишина. И тут из верхнего окна Башни стал слышен тонкий, ехидный смех. На энтов этот смех подействовал очень странно: только что бурлили как кипяток — и вдруг в один миг остыли, сделались мрачными, как ледяные скалы, и успокоились. Вернулись к воротам, окружили Древоборода и замерли. Тот начал что–то говорить на своем языке — я так понимаю, он излагал план, который, скорее всего, сложился в его старой голове задолго до штурма. Энты выслушали его, а потом молча растворились в серых сумерках. Уже светало. Наверное, у Башни оставили часовых, но те, должно быть, затаились в тени и не двигались, так что я их и разглядеть–то не смог. Остальные отправились на дальний конец долины. Больше мы их в тот день не видели: они были чем–то заняты, а чем — неизвестно. Мы остались в одиночестве. Это был долгий и, надо сказать, тоскливый день. Мы немного побродили по котловине, стараясь держаться в стороне от окон Орфанка — уж очень грозно они смотрели! — а потом угробили кучу времени, разыскивая чего–нибудь поесть. Ну а еще мы сидели и от нечего делать болтали друг с дружкой, гадая, как идут дела в Рохане и что стало с Отрядом. Иногда вдали, в горах, раздавался грохот, падали камни, что–то глухо ухало, и каждый раз по долине прокатывалось эхо. После полудня мы обошли стену — поглядеть, что делается. У входа в долину, на склоне, стоял большой сумрачный лес хьорнов. У северной стены мы тоже на них наткнулись, но войти в тень самого леса побоялись. Оттуда, из сумрака, доносился какой–то хруст и скрежет. Потом оказалось, что энты с хьорнами рыли огромные рвы, копали ямы, устраивали пруды и плотины: им нужно было отвести в новое русло воды Исены вместе со всеми ручьями и ручеечками, какие нашлись поблизости. Мы оставили их за этим занятием и вернулись к воротам, а в сумерки нас навестил Древобород. Он что–то гудел себе под нос и казался весьма довольным. Подойдя к нам, он потянулся, раскинул свои длинные руки и вздохнул полной грудью. Я спросил, не устал ли он. «Устал?.. — переспросил Древобород. — Пожалуй, немного есть… Задеревенел немного. Сейчас бы добрый глоток энтвейской водицы! Мы на славу поработали: камнераскалывания и землекопания у нас сегодня было больше, чем за все прожитые годы, вместе взятые! Но теперь уже почти все закончено. Когда настанет ночь, не подходите к Воротам, не бродите по старому туннелю! По нему может хлынуть вода, причем поначалу очень грязная — будем отмывать Саруманову пакость. А потом отпустим Исену обратно — пусть течет, как прежде». Пóходя он, как бы забавляясь, выломал из стены еще пару камней. Мы с Мерри стали думать да гадать, где бы нам устроиться на ночлег, чтобы и от беды подальше, и поспать можно было. Тут–то и случилось самое удивительное. На дороге послышался цокот копыт. К воротам несся всадник! Мы притаились за камнем, а Древобород отошел в тень, под арку. И тут к воротам подлетает огромный конь, не конь прямо, а какая–то серебряная вспышка. Уже стемнело, но лицо всадника мы разглядели хорошо: оно словно лучилось. Одежды на всаднике были белые. Я разинул рот — да так и сел на землю. Хочу крикнуть, а не могу. Впрочем, кричать и не понадобилось. Всадник остановился прямо рядом с нами и посмотрел на нас сверху вниз. Тут я наконец выдавил: «Гэндальф!» И что же он ответил? Думаете, «Привет, Пиппин! Какая приятная неожиданность!»? Держи карман шире. Как рявкнет на меня: «Вставай, Тукк, балбес несчастный! Гром и молния! Где Древобород? Подать его сюда, и немедля! Живо!»