Изгнанники - Михаил Михеев

Когда, достаточно сблизившись, смогли определить состав и принадлежность вражеской эскадры, Соломин присвистнул. Французы… Эта фашистская мразь опять решила влезть в авантюру. Корабли не имели опознавательных знаков, но идентифицировать авианосцы типа "Шарль де Голль" не представляло сложностей, а эти корабли Франция не продавала никому. Кстати, почему, интересно? Не столь уж и выдающиеся корабли, надо сказать, у тех же немцев или американцев, не говоря уж о Российской империи, авианосца были куда как лучше.

Но, тем не менее, на каждом из этих авианосцев могло быть от сорока до пятидесяти ботов разных классов. Соответственно, если попасть под их удар, проблем будет масса. Хорошо еще, что собственных гиперприводов большая часть ботов не имеет, а значит, опасны они будут, когда корабли уже войдут в систему и перейдут на досветовые скорости. Но уж там-то они отыграются по полной, хреновые перспективы. А в открытом космосе опасны только тяжелые боты-торпедоносцы, которые, несмотря на малый радиус действия, могли работать на сверхсвете. Но их, насколько знал Соломин, эти авианосцы на двоих несли не больше десятка – слишком уж они большие, а десяток торпедоносцев – это во время эскадренного боя несерьезно.

Линкоры, кстати, оптимизма тоже не внушали, хотя и не слишком пугали. Тип "Бретань", корабли новые, но возможности у них, прямо скажем, средненькие. Один на один "Эскалибур" спокойно давил любого из них, да и один против двоих тоже, однако шесть – перебор, явный перебор. Правда, на стороне русских была скорость и дальнобойность орудий, так что не все еще было потеряно, далеко не все. Да и защитные поля русских кораблей – довод более чем серьезный, так что шансы отмахаться имелись.

Крейсера Соломин как противников не рассматривал вовсе – все они были легкими, и один на один смогли бы бороться разве что с его эсминцами. Артиллерией линкора они гарантированно выбивались еще на подходе, и потому вряд ли представляли опасность То же можно было сказать и об эсминцах, поэтому бой должен был при любых раскладах свестись к поединку тяжелых кораблей.

Но самым главным было не это. Корабли – да, они значат многое, но куда важнее, кто за их штурвалами. Французы – не турки, они, как минимум, лучше подготовлены и технически, и тактически, да и фашизм, при всей своей омерзительности, дает хорошую идеологическую накачку, многократно повышая стойкость солдат. Соломин никогда не считал, что один белый стоит в бою десятка папуасов, но… из песни слов не выкинешь. Не раз и не два ему приходилось наблюдать, как не только русские, но и английские, немецкие, французские или американские корабли выходили против в разы превосходящих сил, к примеру, китайцев или арабов – и побеждали.

– Смешно, – вывел Соломина из задумчивости голос Мещевича. Бывший старшина, а теперь лейтенант и новый командир десантной группы "Эскалибура" после того, как его предшественник занял пост министра обороны планеты, находился на мостике и, в числе прочих офицеров, изучал диспозицию.

– Что? – адмирал обернулся и недоуменно посмотрел на него.

– Да смешно, говорю, – Мещевич с усмешкой почесал затылок. – Понимаешь, командир, вот все, что я читал когда-либо о Франции, наводит на одну единственную мысль – этот народ выживает только и исключительно благодаря своей пронырливости и умении грамотно лечь под победителя. И сейчас они из кожи вон лезут, чтобы доказать, что это не так.

– Поясни, – Соломин с интересом приподнял брови. Времени до того, как французы окажутся в зоне поражения, было еще много, план атаки у него в голове уже сформировался, так почему бы и не послушать мнение ветерана? Тем более что Мещевич – мужик умный и мыслит почти всегда нестандартно.

– А чего тут пояснять? Они сотни лет воевали, почти всегда были формально сильнее противника – и очень редко побеждали. Разве что когда перевес был действительно подавляющим, или если у них была куча союзников. А Наполеона, едва ли не единственного, кто умел побеждать сильнейших противников, они в конце концов возненавидели. Сильно подозреваю, потому, что он был не француз. Сейчас у них жуткий комплекс неполноценности, который они пытаются перебороть.

Соломин задумчиво кивнул – звучало, как минимум, логично. В конце концов, Россия когда-то тоже переживала подобное. Это сейчас, через тысячелетие, империи никому и ничего не надо было доказывать, а раньше… Но додумать ему не дали – вновь отвлекли.

– Командир! Вы посмотрите, что эти олухи делают!

Да уж, посмотреть было на что. Все военные корабли, бывшие на орбите Нового Амстердама, выстроившись в некое подобие боевого порядка, шли за ними. С неполными и практически необученными экипажами, обладая в совокупности вполовину меньшей огневой мощью, чем французская эскадра – но шли! И французы наверняка их видели, в отличие от русских кораблей, прикрытых маскирующим полем.

– Черт, да куда же они прут! Связь!

– Отставить! – Соломин жестом остановил дернувшегося было старпома. Мельникайте, а именно он сейчас занимал эту должность, удивленно посмотрел на него.

– Их же расстреляют, как мишени…

– Всех не расстреляют. А если решили воевать… В общем, это замечательно. Решение защищать Родину можно только приветствовать. Значит, они достойны быть равными нам, и приказать им отступить считаю неверным. Ничто так не объединяет, как совместный бой, и раз это их решение, значит, они будут воевать! – и, обернувшись к собравшимся на мостике офицерам, Соломин негромко добавил: – Даже если мы сейчас лишимся всех этих кораблей, то взамен приобретем армию, на которую сможем положиться. Если же мы откажем им в праве драться, то они превратятся в нахлебников, которые будут нас в лучшем случае бояться, а скорее всего, просто ненавидеть и презирать.

Повинуясь команде с "Эскалибура", линкоры и крейсера организовали нечто вроде строя фронта – немного неровного, но для новичков сойдет. Хотя, конечно, капитанами линейных кораблей были русские, и такой строй не делал им чести, но ругать их было не за что – общая неопытность команд давала о себе знать. Эсминцы шли чуть в стороне, они были укомплектованы исключительно местными кадрами, и потому их подобие строя было вообще жутким на вид. Хорошо еще, что аппаратуру связи на все корабли установили русского образца, и теперь можно было надеяться, что французы не смогут хотя бы отслеживать переговоры.

При имеющейся расстановке сил расклады были просты. Эскадра старых линкоров ведет артиллерийскую дуэль, не давая французам добраться до планеты, а отряд Соломина, пользуясь совершенством своей маскировки, занимает позицию и наносит удар в полигонных условиях. Потом, конечно, ей тоже достанется, но первый удар будет за ней, и Соломин рассчитывал, что этот джокер в рукаве свою роль сыграет. Самой большой проблемой было то, что французы не могли не знать, что за корабли у него имеются, и какие ответные меры они предприняли, было неясно. Правда, могли и никаких не предпринять, просто из презрения к противнику. Французы – известные снобы, и во все времена считали других априори ниже себя, хотя практика говорила о прямо противоположном. Даже до того, как нацизм стал их официальной идеологией, они втихую относили всех к недочеловекам, а сейчас – тем более. Так что они считали варварами всех, в том числе и русских, а русские считали их просто ублюдками. Взаимная неприязнь, в общем, и потому настучать французам по шее при любых раскладах было правильно. Фраза первого императора о том, что "они у нас поперхнутся пулями" стала основой русской политики по отношению к Франции всякий раз, как интересы этих стран пересекались. Впрочем, к другим противникам это тоже относилось.