День помощи - Андрей Завадский

Мерцающая нить трассирующих пуль взрезала воздух, скользнув по борту вертолета.

– Уходи, Слава, уходи!

Второй пилот инстинктивно дернулся, вжимаясь в спинку кресла. Ка-32 – отличная машина, надежная, мощная, неприхотливая, но, в отличие от "Крокодила" или того же Ми-8 абсолютно не приспособленная для боя. Одно точное попадание, одна пуля, угодившая в гидросистему – и геликоптер превратится в груду пылающего железа.

"Камов" взмыл вверх, словно настоящий штурмовик, выполнив противозенитный маневр. А УАЗ, огрызаясь короткими очередями, мчался по проселку, петляя, словно для того, чтобы сбить прицел преследовавшим его летчикам.

– Земля, я – восемнадцатый, – произнес в микрофон командир экипажа. – В квадрате "десять – двадцать четыре" обнаружен автомобиль предполагаемых преступников. Движется на восток. По мне открыт огонь из стрелкового оружия. Прошу помощи!

– Я первый, – донеслось в ответ сквозь слабый треск атмосферных помех. – Вас понял. Продолжайте преследование, и не подставляйтесь под пули. Будьте осторожны! – И, переключившись на другую волну, командовавший поисковой операцией офицер приказал: – Всем группам, немедленно направляться в квадрат "десять – двадцать четыре". Все вертолеты – в воздух! Разрешено применение оружия. Задержать преступников, при невозможности – уничтожить!

География чрезвычайного поиска давно уже не ограничивалась пределами Брянской области, о чем сам Удугов мог только подозревать, ведь на воздух взлетели разом целых четыре газоизмерительные станции вдоль российской границы. Каждая из четырех групп действовала независимо друг от друга, и теперь Удугов со своими бойцами сам загнал себя в западню.

Получив координаты цели, пилоты патрульных вертолетов, находившихся в эти минут в небе, разворачивались, следуя в указанный квадрат, а другие геликоптеры, в грузовых кабинах которых сжимались в предвкушение боя спецназовцы в полной выкладке, как раз выруливали на взлет. А "Камов", меж тем, продолжал кружить над преодолевавшим ухабистую трассу УАЗом, все время держа его в поле зрения. Террористы время от времени стреляли, пытаясь отогнать вертолет, но летчик, управлявший им, был мастером, и легко уходил из-под обстрела.

– Саня, – окликнул пилот бортинженера, втиснувшегося в кабину и наблюдавшего через блистер лобового стекла за маневрами микроавтобуса. – Давай-ка, поучи этих гадов!

На борту Ка-32А2 было лишь четверо, слишком мало, чтобы вступать в бой с хорошо вооруженной группой террористов на земле, но более чем достаточно сейчас, когда на стороне стражей порядка было полное господство в воздухе. Да, патрульный "Камов" не был вооружен пушками или реактивными снарядами, но сейчас хватало и много меньшего.

– Давай чуть ниже, – крикнул пилотам штурман, распахивая дверь грузовой кабины. – Зависни над дорогой!

Вертолет опустился непростительно низко, заняв позицию чуть в стороне от проселка, перпендикулярно дороге, и штурман, крепко прижав к плечу приклад автомата, увидел в прорези прицела несущийся на него автомобиль. Милиционер потянул спуск, а АК-74, чуть дрогнув в его руках, выплюнул первую порцию свинца. По полу кабины покатились стреляные гильзы, и пули ударили по колесам автомобиля.

Первая очередь пропала впустую, но штурман, быстро рассчитав упреждение, вновь рванул спусковой крючок, и лобовую часть УАЗа наискось пересекла цепочка пулевых отметин.

– Вот тебе, козел! – Саня не смог сдержаться, увидев, как машина преступников, потеряв управление, соскочила с дороги, подпрыгнув на ухабе и рухнув в неглубокий овраг. – Готово!

Грудь Рустама взорвалась кровавым фонтаном, и Ахмед Удугов едва смог удержаться, когда УАЗ вылетел с проселка, на полной скорости свалившись в кювет. Командира диверсионной группы по инерции толкнуло вперед, и он почувствовал во рту привкус крови, когда ударился о приборную доску. Но сейчас Ахмед не ощущал боли, слыша только стрекот вертолетных лопастей над головой. Теперь их, лишившихся подвижности, уже ничто не могло спасти, но Удугов не собирался сдаваться.

– Умар, Арби, – Ахмед обернулся назад, окликнув своих товарищей. – Вы целы? Эй, отзовитесь!

Оба боевика растянулись под сиденьями среди кучи оружия и рассыпавшихся всюду патронов и гранат. Они слабо шевелись, видимо, будучи контуженными при ударе, или, того хуже, покалечившись, ведь ни о каких ремнях безопасности эти двое даже не думали.

– Всем оставаться в машине, – вонзался в уши металлический голос, доносившийся с небес. – Повторяю, из машины не выходить!

– Пошел к дьяволу, – прохрипел Удугов. – Неверный пес.

Боевик понял, что милиционеров слишком мало, чтобы завершить бой на земле, и в этом был его шанс. Ахмед привычно пристегнул полный магазин к своему АКМС, еще три рожка сунув в карманы робы, добавив к ним пару ручных гранат, а затем рывком распахнул дверцу, выпрыгивая из кабины.

Вертолет завис метрах в двадцати над самым оврагом, точно над обездвиженным УАЗом, и оттуда, сверху, конечно, увидели бросившегося наутек террориста:

– Стоять! – усиленный мощными динамиками голос буквально придавливал к земле, но Ахмед упорно бежал, карабкаясь по заросшему кустарником склону и стараясь не слышать грозных окриков: – Приказываю остановиться! Ни с места, или открою огонь!

Удугов как раз выбрался из оврага, когда преследователи, не ограничившись словами, перешли к делу. Влажное харканье "Калашникова" было почти неразличимо в шуме винтов, но вот свист пронзивших воздух пуль боевик превосходно различил, чудом уйдя с линии огня.

Русские были в небе, они господствовали в этой ситуации, но Ахмед Удугов не зря провел в ожесточенных боях много лет своей жизни. План созрел внезапно, и террорист, вытащив из кармана тяжелую гранату Ф-1, рванул чеку, сильно размахнувшись и швырнув "лимонку" в открытую дверцу машины.

– Умар, Арби, – во весь голос закричал, захлебываясь словами Ахмед. – Прощайте, братья! Вашим похоронам будет завидовать каждый!

Спустя мгновение оглушительно грохнуло, по оврагу прокатилась, уходя куда-то вверх, волна одуряющего жара, и к небу взметнулся стол пламени, лизнувший днище вертолета. Удугов тотчас вскочил и со всех ног бросился к недальнему лесу.

Мощный взрыв подбросил "Камов" на десяток метров вверх, и кабина наполнилась визгом аварийной сигнализации. Сноп огня лизнул брюхо вертолета, достав до иллюминаторов. В машине боевиков хватало взрывчатки и горючего, чтобы уничтожить целое здание, и теперь вся эта мощь оказалась направлена против вертолета.

– Черт, – пилот тянул на себя ручку управления, вступив в отчаянную борьбу с взбесившейся машиной. Он проявил беспечность, недооценив противника, посчитав его выведенным из игры и потому опустившись слишком низко, и теперь прилагал чудеса мастерства, пытаясь сохранить управление. – Дьявол! Проклятье!

УАЗ превратился в громадную бомбу, и его корпус при взрыве породил множество осколков, стальным снопом ударивших во все стороны. Пилоты слышали, как металл бьется о металл, когда часть осколков достигла фюзеляжа Ка-32, но чудом удалось избежать действительно опасных повреждений. Машину кое-как удалось выровнять, но противник все равно смог выиграть изрядный – тем более, в той ситуации, когда счет идет на секунды – запас времени.

– Смотри, – второй летчик указал на человеческую фигурку, стремглав бегущую к лесу. – Он же уйдет! Давай за ним! Прижмем гниду!

– Саня, ты как, жив? – командир экипажа, не глядя, окликнул своего штурмана, отозвавшегося сдавленной руганью. – Придется тебе еще чуток пострелять. Давай, лейтенант, к оружию! Прищучим гада!

Заложив крутой вираж, пилот нацелился точно на убегающего боевика, спикировав к земле. Штурман Саня привычным уже движением вскинул автомат – в ушах звенело, и изображение в глазах слегка двоилось, но оружие сидело в руках, словно влитое – и, когда спина бандита оказалась в прорези прицела, нажал на спуск.

Удугов бежал, стараясь не думать о боли, усилием воли заставив себя перестать замечать ее. Легкие горели огнем, в боку что-то кололо, автомат, казалось, с каждым шагом весил на целый килограмм больше, а магазины ощутимо били по бедру. И все же он бежал, слыша только собственное тяжелое дыхание и вои вертолетных турбин

До леса, спасительного леса, где одиночке не страшны будут никакие вертолеты, оставалось всего ничего, какая-то сотня метров, когда "Камов", на бреющем пронесся над головой Ахмеда. Боевик, сбитый мощным потоком возмущенного воздуха, упал, перекатился через правое плечо, взвыв от боли, когда "Калашников" врезался в плоть всеми своими углами, затем вскочил, и снова кинулся к чаще.

Мелькнула молнией мысль о том, до чего глупо и обидно устроена жизнь. Только что все пятеро были живы и торжествовали победу, а теперь по прихоти неведомых сил, вершивших судьбами – Всевышнего, а, может, кого-то иного? – остался только он, Ахмед Удугов, раненый, впервые в полной мере ощутивший себя загнанным зверем. И боевик понимал, что состязаться с русскими ему не придется слишком долго, однако все-таки он хотел дорого продать свою жизнь, раз уж так распорядился Господь.