Лестница из терновника (трилогия) - Максим Далин

Верблюды стоят в загоне из жердей. Они и вправду уморительные: гораздо выше лошадей, хоть и ниже, пожалуй, земных верблюдов, с одним задранным горбом, с коленчатыми длинными ногами, заканчивающимися трёхпалой мозолистой ступнёй, с угрюмыми вислоносыми харями – бивни торчат сквозь нижнюю губу, как у кабанов. Вид у них флегматичный и презрительный. Мы спешиваемся, предоставляем южанам торговаться с высоким, лукавого вида, парнем, сравнивающим верблюдов с медовыми пирожными, золотыми самородками и звёздами небесными, а сами – я, Ри-Ё, Ар-Нель и Юу – собираемся поглядеть на все здешние диковинки.

Невооружённым взглядом видно, что скоро верблюжьи торги не закончатся – а помочь мы всё равно не сможем: что мы понимаем в верблюдах! Анну бросает на нас быстрый взгляд, хмурится, но не спорит, только кивком головы отправляет десяток волков – и волчиц – нас сопровождать.

Вроде бы ни к чему в тихом городе – но на всякий пожарный случай.

– Ар-Нель, – говорит Анну, – в полдень я жду вас всех у водопоя.

Ар-Нель улыбается в ответ, мы принимаем к сведению – и отправляемся глазеть. Есть на что.

Мои северяне любуются оружием, а Ар-Нель упражняется в лянчинском языке. Он обсуждает с оружейником, мускулистым орлом со скептической миной, сравнительные достоинства выложенных на прилавок ножей – и оружейник, похоже, не слишком смущён беседой с язычником.

Я пытаюсь наблюдать за толпой.

Волки, принадлежащие свитам разных Львят, держатся хозяевами положения, высокомерно, пожалуй, глумливо: «Да таких денег не стоит твой младший сын! Видит Творец, честных среди плебса нет, одно жульё – учёны мало?» – демонстративно хватаются за оружие, издевательски хохочут. Торговцы стараются с ними не спорить – и сделки изрядно напоминают грабёж денной. Даже богатых купцов не защищает статус – волк забирает ремень с серебряной пряжкой, украшенной бирюзой, а перед бывшим его владельцем бросает горсть медяков: «На, подавись!» Зато друг с другом плебеи веселы и предупредительны – с оглядкой на власть имущих. Торговля держится плебсом, ремесленниками и земледельцами разной степени состоятельности – мне снова не отвязаться от мысленного сравнения лянчинской аристократии с оккупантами.

Впрочем, бесплотным наставникам отдают сами. Без звука. Хоть бы и даром. Этих боятся, кажется, даже больше, чем вооружённых до зубов волков. Наставники самодовольны и вальяжны, разговаривают елейно – но в тоне почти всегда ощущается скрытая угроза. Неладно в датском королевстве…

На нас посматривают с любопытством, но в разговоры не вступают – лянчинцы всё-таки не слишком доверяют таким шикарным мальчикам, как мои северяне, к тому же из-под шёлкового платка милого-дорогого Ча выбилась светлая прядь. Чужие – этого не скроешь. Мы интересуем купцов, но не только. Я замечаю в сторонке под навесом парочку странных молодых людей: вооружены весьма основательно, пистолетами и тяжёлыми мечами, одеты по-особому: синие штаны, заправленные в высокие сапоги, и довольно длинная, до середины бедра, широкая синяя куртка с капюшоном, накинутым на голову… но самое необычное – их фигуры и лица. Они уже давно не подростки, высоки, хорошо сложены – но в телосложении есть что-то… детское, что ли? Или девичье? Впечатление дополняют тонкие женственные лица – этакие недоделанные валькирии…

Они, конечно, бесплотные, но не обычные бесплотные. Когда-то Эткуру, показывая мне бедолагу-Соню, говорил, что вот такой приблизительно типаж, «игрушка», человек-фенька, женственная статуэтка, получается, если обрезать ребёнка, не достигшего Времени Любви. Но худенький Соня, сильно смахивавший на девушку, изрядно отличался от этих суровых бойцов с жёсткими холодными взглядами, профессионально сканирующими толпу…

– Что ты там рассматриваешь, Ник? – спрашивает Ар-Нель. – Я догадываюсь, что увиденное тобой весьма экзотично, но вряд ли настолько. Ри-Ё, мне кажется, нужен твой совет.

– И я выслушаю совет, – бормочет Юу. – Отвратительно.

Отвлекли меня. Мы стоим у палатки работорговца. Мне тоже отвратительно.

Признаюсь, я это иначе себе представлял. Каких-то обнажённых прелестниц, танцующих на помосте в ожерельях и браслетах, этакий Бахчисарайский фонтан по-лянчински… приступ больной фантазии после года простой безгрешной жизни.

Ничего подобного. Всё прозаично, буднично и дико.

Они сидят на вытертом до залысин старом ковре, брошенном прямо на землю под полотняным навесом. Демонстрировать себя совершенно не рвутся. Их – человек семь, молодых женщин, одетых в рваное тряпьё, заскорузлое от запёкшейся крови. Они тщетно пытаются запахнуть на груди куртки, которые вовсе не рассчитаны на женскую грудь, и отводят глаза от волков, которых тут больше, чем около других палаток. Волки и есть потенциальные покупатели – рядом больше никого не видать.

Торговец – обычный бесплотный, не вызывающий странных ассоциаций: похож на квадратную немолодую дамочку. Но есть ещё и охрана – трое крепких и основательно вооружённых парней, вполне «телесные». Кроме мечей и пистолетов у них – хлысты с металлическими рукоятками, и видно, что не только для красоты и впечатления: у худой девчонки с очень тёмным, как у мулатки, лицом и отчаянными глазами, на которой всей одежды – штаны, еле сходящиеся на бёдрах – длинный рубец через грудь и плечо. Впрочем, по сравнению с довольно грубо зашитой раной под рёбрами справа, едва начавшей заживать, след хлыста выглядит не очень страшно…

– Отребье! – фыркает красавчик-волк в чёрной проклёпанной замше. – Прайд опять бросил волкам кости… смотреть не на что!

– Никого не заставляем, – улыбается бесплотный. – Что поделаешь, войны нет. По всей земле примирение вышло, даже на границе с Шаоя тихо… Девки либо старые, либо случайные. Вот будет война…

– Штопанный хлам, – говорит другой волк, постарше. – А денег хочешь, как за здоровых, целых и свежих. Эй, ты! Да, ты, шаоя! Встань!

Плотная девочка с копной косичек в засаленных цветных ленточках, прикрытая какой-то замурзанной рубашонкой, тяжело поднимается и делает два шага вперёд, подволакивая ногу. На колене и выше – багровый шрам, нога плохо сгибается. Волк в сердцах сплёвывает:

– Еретичка – хромая!

– Так и прошу полторы тысячи, это ж не деньги за боевой трофей, – невозмутимо возражает бесплотный. – Хромота не помеха, родит нормально…

– Ага, хромая не сбежит, безрукая ножом не пырнёт, а безголовая вообще сокровище, а не рабыня – лежит себе тихо, ни есть, ни пить не просит! Ври, да знай меру!

– Смотри-ка, а вон та, сзади… Молоденькая…

– Ты, глазастая… подойди-ка!