Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13. Прорыв (1992-1995)
Когда на всеобщих выборах в Израиле 23 июня 1992 г. победила ЛАВРОВАЯ ПАРТИЯ, корреспондент Би-би-си поинтересовался реакцией арабского дворника в Иерусалиме. "Вы видите мой левый ботинок, - равнодушно ответил араб, - это Ицхак Рабин. Видите мой правый ботинок - это Ицхак Шамир. Два Ицхака, два ботинка, так в чем же разница?". Это ощущение, что лидерам двух основных партий Израиля не из чего выбирать, было присуще не только арабам. Когда Рабин занимал пост министра обороны в правительстве национального единства во главе с Шамиром, в Израиле ходила такая шутка: чем отличается левый ликудник от правого ликудника? Ответ: левый ликудник - это последователь Ицхака Шамира, а правый ликудник - это последователь Ицхака Рабина.
Изменение национальных приоритетов
Традиционная внешняя политика соперничающих партий, возглавляемых двумя Ицхаками, все же имела некоторые поразительные сходства. И Лейбористская партия, и Ликуд не замечали палестинцев, предпочитая рассматривать арабо-израильский конфликт как межгосударственный. Обе партии были глубоко противниками палестинского национализма и отрицали наличие у палестинцев права на национальное самоопределение. Обе стороны всегда отказывались вести переговоры с ООП, причем этот отказ был абсолютным, а не условным. Обе стороны также безоговорочно выступали против создания независимого палестинского государства.
Тем не менее, разногласия между Лейбористской партией и Ликудом были весьма глубокими как в области идеологии, так и в области практической политики. Признание Шамира в том, что он не намерен договариваться с палестинцами, оставило после себя наследие недоверия. Чтобы отмежеваться от этого наследия, Рабин подчеркнул различия и преуменьшил сходство между собой и своим предшественником. Он представил результаты выборов как знак разрыва, а не преемственности в подходе страны к мирным переговорам. "Мы унаследовали от предыдущего правительства рамки Мадридской конференции", - заявил он в Кнессете. "Но есть одно существенное изменение: предыдущее правительство создало инструменты, но никогда не собиралось использовать их для достижения мира".
Состав нового правительства также подчеркнул резкий разрыв с наследием Ликуда. Если правительство Шамира было самым "ястребиным" в истории Израиля, то правительство Рабина - самым "голубиным". Сам Рабин не был таким "голубым", как Моше Шаретт или Леви Эшколь. Но его коалиционное правительство в целом было более "голубиным", чем любая предыдущая коалиция, возглавляемая лейбористами. Из одиннадцати министров Лейбористской партии, по крайней мере, шесть можно было отнести к "голубям". Главным партнером по коалиции была партия Мерец - левоцентристская партия, созданная в результате слияния Движения за гражданские права, Мапам и Шинуй, которая получила 12 мест в Кнессете. Другим партнером по коалиции стала центристская религиозная партия ШАС, состоящая в основном из восточных евреев и увеличившая свое представительство в Кнессете с 5 до 6 мест. Хотя правительство Рабина имело лишь незначительное большинство в 62 депутата в Кнессете, состоящем из 120 членов, оно могло рассчитывать на поддержку пяти арабских и коммунистических депутатов в проведении умеренной внешней политики.
Таким образом, Рабин обладал значительной свободой действий при формировании внешней политики. Как лидер Партии труда он был хозяином в собственном доме после почти двух десятилетий изнурительного соперничества между ним и Шимоном Пересом. Партия сплотилась вокруг Рабина после его победы в борьбе за лидерство и провела выборы под лозунгом "Партия труда под руководством Ицхака Рабина". Результаты выборов дали ему личный мандат на перемены. Он стал обладателем такого авторитета, который ассоциируется скорее с президентом США, чем с премьер-министром Израиля. Но Рабин был также продуктом предшествующей полувековой истории своего народа. Он был первым премьер-министром, родившимся в Израиле, и в гораздо большей степени, чем кто-либо из его предшественников, был лично вовлечен в острую фазу конфликта с арабами. Его военная карьера охватывала первые два десятилетия существования государства, начавшись в молодости с командира бригады в Войне за независимость и достигнув апогея в должности начальника штаба в Шестидневной войне в июне 1967 года. Это непосредственное участие в конфликте между Израилем и арабами, сначала как солдата, а затем как дипломата и политика, сыграло решающую роль в формировании мировоззрения Рабина.
Подозрительное отношение к арабам и глубокое чувство личной ответственности за безопасность Израиля были двумя отличительными чертами этого мировоззрения. Для Рабина арабы представляли прежде всего военную угрозу, и поэтому он был склонен рассматривать все события в регионе с узкой точки зрения потребностей безопасности Израиля. Его военная карьера склоняла его к осторожным действиям, основанным на "анализе наихудшего случая", и заставляла неохотно идти на риск. Профессиональный военный, ставший политиком, он был склонен относиться к дипломатии как к продолжению войны другими средствами. Как миротворец, по его собственному признанию, он не добился заметных успехов во время своего первого срока на посту премьер-министра в 1974-77 гг. Все, чего он добился, - это временное соглашение с Египтом, в то время как его преемник от Ликуда совершил настоящий прорыв, заключив мирный договор с Египтом в 1979 году. Теперь у Рабина появился второй шанс, и он был полон решимости не упустить его. Он по-прежнему считал, что для достижения эффективности дипломатия должна подкрепляться военной силой, но акцент был смещен с последней на первую. Как и другие лидеры Партии труда, в частности Давид Бен-Гурион, Рабин находился под влиянием теории "железной стены" Зеэва Жаботинского. Однако, став премьер-министром во второй срок своего правления, он признал, что железная стена еврейской военной мощи достигла своей цели и что пришло время переговоров о прекращении конфликта с арабскими странами и палестинцами. Однако как средство достижения этой цели мадридская формула не привлекала Рабина, поскольку требовала от Израиля одновременного ведения переговоров со всеми его врагами. Вместо того чтобы стремиться к всеобъемлющему урегулированию арабо-израильского конфликта, Рабин был приверженцем принципа "один мир за один раз".