Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, разошелся! – укоряла его Юэнян. – Давай, громи святых, поноси Будду! С чего ж это ей в мир возвращаться, когда она посвятила себя служению Будде и, стало быть, являет добродетель? Ты не представляешь себе, каким подвижничеством отмечены дни ее жизни!
– Да, подвижничеством! – усмехнулся Симэнь. – Спроси лучше, по скольку мужиков она принимает за ночь.
– Ну, довольно пакостей! Я бы тебе тоже сказала! – оборвала его Юэнян и перевела разговор на другую тему. – Так когда ты отправляешь людей в Янчжоу?
– Лайбао только что послан к свату Цяо, – говорил Симэнь. – Он даст пятьсот лянов, и я пятьсот. Двадцатого, в счастливый день, и отправлю.
– А шелковую лавку кому передашь?
– Пусть Бэнь Дичуань пока поторгует.
Юэнян открыла сундук и достала серебро. Его перевешали и передали отъезжающим. Вьюки паковали в крытой галерее. Каждый получил по пять лянов и пошел домой собираться в путь, но не о том пойдет речь.
В крытой галерее появился Ин Боцзюэ.
– Далеко собираешься, брат? – спросил он.
Симэнь рассказал ему о предстоящей поездке Лайбао и Хань Даого в Янчжоу за солью.
– Желаю тебе, брат, всяческой удачи! – подняв руки, воскликнул Боцзюэ. – Барыши будут немалые, а?! Это уж наверняка!
Симэнь предложил ему присаживаться и велел подать чай.
– Ну, а как насчет Ли Чжи с Хуаном Четвертым? – спросил Симэнь. – Скоро у них деньги появятся?
– Да думаю, не позднее этого месяца, – отвечал Боцзюэ. – Они мне вчера вот что сказали: Дунпинское управление заключает контракт на поставку двадцати тысяч коробок благовоний. Просят еще ссудить их пятьюстами лянов, пособить в срочном деле. А как только они выручат деньги, сразу же все, до медяка, вернут.
– Но ты же видишь, – отвечал Симэнь, – я людей в Янчжоу собираю. У меня у самого денег нет. Самому у свата Цяо пятьсот лянов в долг брать пришлось.
– Они меня очень просили с тобой потолковать, – продолжал Боцзюэ. – Ведь с кем дело начал, с тем и до конца доводить надо. Ты отказываешь, к кому же они пойдут?
– Лавочника Сюя Четвертого, что проживает к востоку от городских ворот, знаешь? – спросил Симэнь. – Вот он мне должен. Пусть пятьсот лянов у него и возьмут.
– Ну, вот и прекрасно! – обрадовался Ин.
Пока они говорили, слуга Пинъань подал визитную карточку.
– Ся Шоу от господина Ся передал, – объяснил Пинъань. – Вас, батюшка, завтра к себе приглашают.
Симэнь развернул карточку и стал читать.
– Я ведь пришел еще кое-что тебе сказать, – заговорил опять Ин Боцзюэ. – Про Гуйцзе ничего не слыхал? Она у тебя давно не была!
– Понятия не имею! – сказал Симэнь. – Она у меня с первой луны не появлялась.
– Так вот, ты знаешь Ван Цая, третьего сына полководца Вана? – начал свой рассказ Ин Боцзюэ. – Дело в том, что женат он на племяннице главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Когда молодые поехали поздравить дядюшку с Новым Годом, тот отвалил им в подарок целую тысячу лянов серебра. А эта самая племянница Лу Хуана, представь себе, красавица-картинка. Передай художник хоть частицу ее красоты, от портрета глаз бы не оторвал. Пока ты дома сидишь, старик Сунь, Рябой Чжу и Чжан Сянь Младший целыми днями с Ван Цаем у певиц околачиваются. Ван Цай соблазнил одну молоденькую, зовут Ци Сян, из дома Ци во Втором переулке. Навещал он и Ли Гуйцзе, а когда заложил головные украшения жены, она, обнаружив пропажу, чуть руки на себя не наложила. А тут вскоре наступил день рождения ее столичного дядюшки. Она отправилась в столицу и все ему рассказала. Разгневанный Лу Хуан передал имена дружков главнокомандующему императорской гвардией Чжу Мяню, а тот дал распоряжение в Дунпин арестовать всю компанию. Так что вчера у Ли Гуйцзе забрали старика Суня, Рябого Чжу и Чжан Сяня. Сама Гуйцзе спряталась в соседнем доме, у Чжу Косматого, а нынче говорила, что к тебе пойдет, будет просить заступиться.
– Да они и в первой луне там дневали и ночевали, – говорил Симэнь. – Деньгами, вижу, так и сорят. Спросил, откуда, а Чжу Рябой только смешками отделывается.
– Ну я пошел, – сказал Боцзюэ. – А то Гуйцзе пожалует. Сам с ней говори. А то скажет, я в чужие дела нос сую.
– Да погоди! – не пускал его Симэнь. – Я тебе вот что скажу: Ли Чжи ничего не обещай, слышишь? Я сам долг получу, тогда мы с тобой потолкуем.
– Понятно! – отозвался Боцзюэ и раскланялся.
Только он вышел за ворота, у дома Симэня остановился паланкин. Из него вышла Гуйцзе.
Симэнь велел Чэнь Цзинцзи взять осла и отправляться за серебром к Сюю Четвертому.
В крытой галерее появился Циньтун и передал хозяину приглашение от Юэнян.
– Вас матушка просит, – сказал Циньтун. – Барышня Гуйцзе пожаловала.
Симэнь направился к Юэнян. Гуйцзе была в коричневом платье, без белил и румян. Повязанная белым платком, из-под которого торчали волосы, побледневшая певица отвесила хозяину земной поклон и зарыдала.
– Что же теперь делать, батюшка? – шептала она. – В беду попали! Верно говорят, запрешь ворота, так беда с неба грянет. Появился тут молодой барич Ван. Мы его и знать-то не знали. Рябой Чжу и Сунь Молчун его зачем-то к моей сестрице привели, а ее дома как раз не было. Не привечайте вы его, говорю, к чему это, а мамаша у нас чем старее, тем глупее. А случилось это в тот самый день, когда у тетушки рождение справляли. Сяду, думаю себе, в паланкин и к вам отправлюсь. А Рябой Чжу, знай свое, крутится, на колени опустился, упрашивает: не уходи, мол, сестрица, прошу тебя, угости, говорит, его чаем, а потом к батюшке пойдешь. Даже дверь запереть не дали. Вдруг врываются в комнату люди, хватают всех троих и, ни слова не говоря, уводят. Ван Цай сумел вырваться и убежал, а я у соседей скрылась. Потом уж меня слуга проводил. Прихожу домой, гляжу: у мамаши от страха чуть душа с телом не рассталась. Того и гляди отойдет. А сегодня стражники с ордером приходили, целое утро допрос учиняли. И меня записали. В Восточную столицу, грозятся, отправим для разбирательства. Сжальтесь надо мною, батюшка, умоляю, спасите меня. Что мне делать, а? Матушка! Прошу вас, замолвите и вы за меня словцо!
– Встань! – Симэнь засмеялся. – А кто да кто обвиняется?
– Еще Ци Сян упоминается, – отвечала Гуйцзе, – но ей и поделом. Ее Ван Цай лишил невинности, у нее деньгами швырял. Но пусть у меня глаза вырвут, если я грош от него имела. Пусть все мое тело покроется гнойниками, если я хоть раз к нему приблизилась!
– Хватит! Зачем все эти клятвы! – обращаясь к Симэню, сказала Юэнян. – Заступись за нее.
– А Ци Сян уже взяли? – спросил Симэнь.
– Она у императорских родственников Ванов пока скрывается, – отвечала певица.
– Ну, а ты побудь пока в моем доме, – предложил Симэнь. – А начнутся розыски, я в управу посыльного пошлю, чтобы поговорил с кем надо.
Он крикнул слугу Шутуна.
– Напиши письмо в управу господину Ли, – наказал он. – Гуйцзе, мол, часто у меня бывает, потому прошу вычеркнуть ее имя из списка обвиняемых.
– Слушаюсь! – ответил слуга и, одевшись в темное платье, без задержки понес письмо уездному правителю Ли.
– Господин Ли велел вам кланяться, батюшка, – говорил Шутун, вернувшись. – Он готов исполнить любое ваше указание, но в данном случае он получил приказ от начальства из столицы. Все уже арестованы. Могу, говорит, в знак уважения к батюшке отложить на несколько дней арест. Если, говорит, вы хотите что-то сделать, придется самим в столицу ехать и улаживать.
Симэнь призадумался.
– Лайбао по делам собирается ехать, – вслух размышлял он. – Кого же мне в столицу послать?
– В чем же дело! – воскликнула Юэнян. – Пусть двое едут в Янчжоу, а Лайбао отправь в столицу по делу Гуйцзе. Он потом успеет к ним присоединиться. Погляди, до чего она напугана!
Гуйцзе поспешно отвесила земные поклоны Юэнян и Симэню. Симэнь послал слугу за Лайбао.
– Ты с ними в Янчжоу не поедешь, – сказал он. – Тебе завтра придется отправляться в Восточную столицу. Надо будет Гуйцзе вот помочь. Повидаешься с дворецким Чжаем и попросишь, чтобы посодействовал.
Гуйцзе поклоном благодарила Лайбао.
– Я поеду немедленно, – проговорил он, кланяясь и отступая на несколько шагов назад.
Симэнь велел Шутуну составить письмо дворецкому Чжаю, сердечно поблагодарить его за услуги в связи с докладом цензора Цзэна, потом запечатал в пакет двадцать лянов и вместе с письмом вручил Лайбао. Обрадованная Гуйцзе протянула Лайбао пять лянов серебром на дорожные расходы.
– А вернешься, брат, – сказала она, – мамаша щедро тебя наградит.
Симэнь велел Гуйцзе сейчас же спрятать свое серебро и распорядился, чтобы Юэнян выдала Лайбао пять лянов на дорогу. Гуйцзе запротестовала.
– Где же это видано, чтобы об одолжении просили и даже дорожных расходов не возмещали!
– Ты что, смеешься надо мной?! – оборвал ее Симэнь. – Думаешь, у меня пяти лянов не найдется? У тебя пойду занимать?
Гуйцзе спрятала свое серебро и еще раз поклонилась Лайбао.