Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Но между тем как в Кабарде водворялось таким образом спокойствие, один из кабардинских князей, Росламбек Мисостов, бежал за Кубань и поднял тамошние племена. Бунт охватил все Закубанье. Напрасно ногайский пристав генерал-майор султан Менгли-Гирей пытался остановить движение. Покинутый народом, он сам едва ушел от закубанцев, которые гнались за ним по следам и убили двадцать восемь человек из числа его свиты. В Абадзе беглые кабардинцы вырезали казачью команду; Кумский редут два раза был атакован, и все посты, начиная от Прочного окопа до Константиногорска, были осаждены закубанцами. Блестящее дело полковника Давыдова, который с одним эскадроном борисоглебских драгун разбил сильную партию закубанцев, взял в плен родного брата Менгли-Гирея, также не могло поправить обстоятельств; безрезультатно осталось и поражение горцев 7 октября донской сотней храбрейшего есаула Ляпина, который, к общему сожалению, был ранен и умер на месте сражения[71].

Глазенап послал туда генерал-майора Лихачева с его егерями.

Лихачев встретил Росламбека на Кубани у Каменного моста, но после трехдневного боя вынужден был отступить с потерей одного орудия. Тогда Глазенап сам пошел за Кубань. Между тем в его отсутствие вспыхнул новый бунт в Кабарде. И обстоятельства являлись тем затруднительнее, что одновременно с этим пришлось усмирять осетин на сообщениях с Грузией и держать в повиновении чеченцев за Сунжей. К счастью, победы Несветаева в горах и весьма удачный поиск со стороны линии подполковника Казанского полка Максимовича к чеченцам скоро восстановили спокойствие в окрестностях Владикавказа. Но далеко не с таким успехом пошли дела с кабардинцами.

Отряд генерал-майора Дехтярева, посланный на Уруп, где, по слухам, собирались кабардинцы, был встречен неприятелем близ Татартуба и принужден ретироваться до самой переправы через Малку. Успех чрезвычайно ободрил кабардинцев.

29 июля, на самой заре, человек триста панцирников, переправившись за Малку, внезапно бросились на слободу Солдатскую, находившуюся в кордонной дистанции генерала Мейера[72]. Казачий пикет, застигнутый врасплох, был изрублен; несколько жителей, бывших в поле, взяты в плен; табуны отогнаны; и кабардинцы с легко приобретенной добычей возвратились назад прежде, чем сигнальные маяки разнесли по линии тревогу. Во все повода и с ближних, и с дальних постов, правда, прискакали на место происшествия казачьи резервы, но гнаться за неприятелем было уже невозможно: по ту сторону Малки, напротив деревни, стояла громадная конная партия.

Присутствие неприятеля в столь близком расстоянии от границ и невозможность сохранять все протяжение линии заставили генерала Мейера сосредоточить войска в центральной позиции между Солено-Бродским постом и Беломечеткой. Но так как большая часть Казанского полка, расположенного в этой дистанции, находилась тогда в Осетии, то весь отряд генерала Мейера составился только из одного неполного батальона пехоты да нескольких сотен донских и линейных казаков.

Целых две недели лазутчики, то и дело являвшиеся к Мейеру, приносили тревожные вести о сборе значительных кабардинских партий. Нужно было ожидать грозы, и она наконец разразилась.

Вечером 18 августа с Патрикеевского поста дали знать, что кабардинцы идут. Мейер ночью передвинул туда часть своих казаков, а следом за ними отправил и роту Казанского полка, при одном орудии. Но эта последняя помощь оказалась излишней. Опытные, не уступавшие противникам в приемах разбойничьей войны, практиковавшейся на Кавказе вообще, линейцы отлично изучили все мелочные сноровки внезапных ночных нападений и, руководствуясь своими соображениями, не пошли на пост, где горцы могли их заметить, а, приближаясь к нему, еще вдали, по-волчьи, разъехались в разные стороны, засели по глубоким балкам и стали поджидать неприятеля.

Был второй час ночи. До чуткого слуха казака донеслись глухие всплески волн – знак, что кабардинцы переправляются. Ближайшая засада, где сидел сотник Софиев с волжской сотней, приготовилась к встрече. И едва кабардинцы целой толпой поднялись на высокий берег, как сотня вынеслась из балки и молча, без выстрела, ринулась на них, никак не ожидавших именно в этот момент увидеть перед собой неприятеля. Толпа заколебалась и дрогнула. Напрасно храбрейшие из нее рванулись было вперед – они в одно мгновение ока были изрублены, а между тем с других сторон уже неслись сюда же сотни Венеровского, Гусельщикова, и между кабардинцами воцарилась паника. Разом отбитые от бродов и прижатые к берегу, они повернули назад и ринулись в Малку с крутого обрыва. Много погибло и всадников, и лошадей при этом отчаянном сальто-мортале, и пока внизу, под кручей, шла страшная суматоха, пока живые выбивались из-под мертвых и мертвые, загораживавшие дорогу к речке, разбрасывались в стороны, казаки спешились, растянули цепь по окраине берега и метким огнем поражали и тех, которые еще толпились под кручей, и тех, которые уже плыли по Малке…

Предприимчивый Мейер знал, что нужно ожидать немедленно новых вторжений кабардинцев, которые будут всеми силами стараться мстить за поражение, и, чтобы заставить их заботиться более об охранении своих жилищ, чем о вторжении в русские пределы, решился сам сделать набег в ущелье Сабан-Кош, на аулы князя Росламбека Мисостова.

На самой заре 24 августа войска перешли через Малку. Линейцы с майором Лучкиным и есаулом Венеровским пошли вперед. Уже Сабан-Кошское ущелье было в виду, как вдруг из него показалась двухтысячная конная партия кабардинцев, шедшая к линии. Раздумывать было некогда – и линейцы ударили в шашки. Кабардинцы смело понеслись навстречу, и обе стороны сшиблись в рукопашной свалке. Сильнейшие числом кабардинцы смяли казаков. И вот линейцы несутся назад, кабардинцы – за ними. Заметив впереди ложбину, опытные линейцы стали сдерживать лошадей и вдруг повернули в сторону, а кабардинцы, пронесшиеся мимо них, в упор налетели на скрытую в засаде пехоту. Дым грянувшего залпа окутал всю кабардинскую партию; между тем линейцы повернули назад и врезались в ряды неприятеля, жестоко расплачиваясь за первую свою неудачу; кабардинцы, исстари славившиеся своим наездничеством, не уступали, и нападение, и защита шли с равным ожесточением. Глазенап описывает в своем донесении, как целая толпа панцирников насела на казацкого сотника Софиева и как этот богатырь один отбился от всех, изрубил трех, с головы до ног закованных в панцири, а остальных заставил бежать.

Но пока на равнине шло жаркое кавалерийское дело, а кабардинские вестники скакали повсюду, сбивая народ на тревогу, Мейер с двумя ротами казанцев быстро проник уже в глубь Сабан-Кошского ущелья, занял аулы и истребил богатейшие кабардинские пасеки. Крики тревоги неслись еще по горам, а Мейер вслед за тем притянул к себе конницу и быстро отошел обратно за Малку.