Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

видеть «мирную эволюцию… Мы решительно поддерживаем Европейскую комиссию. Мы решительно поддерживаем то, что пытается сделать ООН. Их совет состоял в том, чтобы не торопиться с признанием, и я думаю, что они правы»[1564].

Ничуть не смутившись, немцы продолжали набирать обороты. На встрече ЕС 16 декабря, когда лорд Каррингтон (бывший генеральный секретарь НАТО из Великобритании), Дуглас Хёрд, Дюма и ван ден Брук попробовали более тактичную тактику затягивания, умоляя ЕС предпринять последнюю попытку, Геншер остался при своем мнении. Он настаивал, что шанс на переговоры с истечением двухмесячного срока, установленного самим ван ден Бруком, оказался не использованным. Теперь пришло время принять суровую реальность. Дело не только в том, что Сербия использовала прошедший месяц для бомбардировок хорватских городов и массовых убийств, но и в том, что его страна, Германия, «в Маастрихте пошла навстречу другим». Кроме того, его правительство не могло отказаться от своего публичного обязательства о признании до Рождества, если только оно не было готово потерять доверие[1565].

Германия «возвращала свои маастрихтские долги», и жесткий подход Геншера сработал. Десять часов ожесточенных дебатов привели к соглашению, хотя и в форме неуклюжего компромисса[1566]. Министры иностранных дел согласовали два заявления. В первом был изложен список условий, которым должны соответствовать все югославские и советские республики, чтобы получить признание, включая уважение Устава ООН (1945), Хельсинкского заключительного акта (1975), Парижской хартии (1990) и режима ядерного нераспространения. Вторая декларация предлагала всем югославским республикам объявить к 23 декабря, желают ли они быть признанными в качестве независимых государств, принимают ли они условия и поддерживают ли они мирные усилия ООН и ЕС и их продолжение. После Рождества арбитражная комиссия рассмотрит любые заявки, и государства – члены ЕС осуществят признание, если все условия будут выполнены 15 января[1567].

В Хорватии и Словении решение ЕС было встречено тепло, но Сербия выступила с резким осуждением. «Это прямое нападение на Югославию», – заявил журналистам заместитель министра иностранных дел Добросав Везович. Это решение, по его словам, «стирает Югославию с карты мира». Особенно значительным был побочный эффект[1568]. Этнически смешанная, расположенная в центре страны Республика Босния и Герцеговина заявила, что она отделится от того, что осталось от Югославии, если Хорватия получит международное признание. Поскольку Милошевич был настроен этому сопротивляться, такой шаг делал почти неизбежным, что война перекинется на соседнюю Хорватию. И, вероятно, в еще более смертоносной форме, потому что этнические сербы, хорваты и мусульмане в Боснии уже давно вели военную подготовку и накапливали оружие[1569].

Тем не менее 18 декабря Коль объявил, что его правительство примет решение о признании Хорватии и Словении на следующий день. Решение Германии, подчеркнул он, «посылает четкое предупреждение сербскому руководству и возглавляемой сербами югославской армии “прекратить кровопролитие в Югославии и открыть путь миротворческим силам Организации Объединенных Наций”». Чтобы немного подсластить пилюлю для остальной части ЕС, Геншер добавил, что Бонн подождет до января, чтобы преобразовать свои консульства в Дубровнике и Любляне в посольства – другими словами, отложив официальное установление дипломатических отношений еще на месяц. Немцы явно стремились согласовать действия Сообщества с ранее данным канцлером обещанием принять Хорватию и Словению в качестве независимых государств до Рождества. Эти небольшие балканские государства, безусловно, оценили своевременный подарок. Карикатура в словенском молодежном еженедельнике «Младина» изображала Коля в образе Санта-Клауса с лидером страны Миланом Кучаном, сидящим у него на коленях. Перчатка на руке Санты, которая протягивала маленькому Кучану леденец, была украшена немецким орлом[1570].

«Канцлер единства» также сыграл свою партию и на внутригерманской сцене. С 15 по 17 декабря Коль, на протяжении 18 лет возглавлявший Христианско-демократический союз, председательствовал на съезде партии ХДС в Дрездене, и впервые это ежегодное мероприятие проходило в бывшей ГДР. Он воспользовался случаем, чтобы заявить, что «хорватов не оставят в одиночестве», и получил в ответ овацию вставшего с кресел зала[1571]. В сообщении о съезде партии, напечатанном мелким шрифтом, была информация о том, что ХДС, «стремясь преодолеть разрыв между Востоком и Западом в своих рядах, сегодня выбрал женщину из Восточной Германии на роль заместителя лидера партии канцлера Гельмута Коля». И таким образом тридцатисемилетняя Ангела Меркель сделала свой следующий шаг к вершине национальной политики и к выходу на историческую арену[1572].

Официальное заявление Германии о признании от 19 декабря не было чем-то особенным. Вскоре к ФРГ присоединились Италия, Исландия, Швеция, Австрия, Польша, Венгрия и Чехословакия, каждая из которых сделала несколько различающихся заявлений о дате и форме реализации своего решения[1573]. 20-го числа Югославия еще больше скатилась к полному распаду, когда Босния и Герцеговина (после Македонии) также обратилась в ЕС с просьбой о признании в качестве независимого государства – даже несмотря на то, что один из ключевых критериев, выражение народной воли на референдуме, до сих пор отсутствовал. Этот шаг должен был привести в ярость 1,4 млн сербов, которые составляли более трети населения Боснии, и он явно предвещал открытую войну, потому что две другие основные этнические группы республики – 1,7 млн мусульман и 800 тыс. хорватов – не хотели жить под господством Сербии и сербов[1574].

23 декабря стал первым днем, когда в соответствии с брюссельской резолюцией ЕС государство-член ЕС могло заявить, что та или иная республика Югославии выполнила условия для признания. Германия объявила, что Бонн поддерживает Словению и Хорватию, независимо от того, чтό арбитражная комиссия может «посоветовать» на Новый год. Это вызвало новый фурор по поводу того, не действует ли Германия опрометчиво и не нарушила ли дух решения ЕС от 16 декабря, причем Великобритания и Франция, как и следовало ожидать, высказывались наиболее критично. «Коль перехватывает политику Брюсселя», – провозгласила «Таймс», обвинив Германию в том, что она проходится «катком» по остальным одиннадцати членам ЕС. Миттеран в очередном своем антинемецком припадке даже заявил, что «времена ”добрых немцев” почти прошли и… мир должен готовиться к худшему»[1575].

Большая часть критики имела мало общего с последствиями немецкой политики для Югославии как таковой и была гораздо больше связана с изменением роли Германии в европейских делах после выборов 1989 г. Но хотя было много причин для проведения настойчивой политической линии Коля и Геншера с июля 1991 г., в основе своей они просто верили, что были правы – как в своем восприятии того, что происходило на местах, так и в своих политических предписаниях[1576].

Без военной альтернативы сдерживанию Сербии, которую исключил Буш, ни США, ни ЕС не предложили никакого сколько-нибудь состоятельного ответа на аргумент Германии о том, что перед лицом жестокой сербской агрессии и постоянных неудач в посредничестве в общем