Отверженные - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, в самой последней комнате по коридору?
— Именно так, — сказал Мариус и прибавил: — Разве вы знаете этот дом?
Инспектор с минуту молчал, а потом ответил, грея у огня подошву сапога:
— По всей вероятности, так.
И пробормотал сквозь зубы, как бы обращаясь не к Мариусу, а к своему галстуку:
— Здесь не обойдется без Патрон-Минета.
— Патрон-Минета? — с изумлением повторил Мариус. — Я действительно, слышал, как употребляли это выражение.
И он передал инспектору разговор, происходивший между бородатым человеком и его лохматым товарищем, сидевшими на снегу за стеной на улице Пти-Банкье.
— Лохматый, по всей вероятности, Брюжан, — проворчал инспектор, — а бородатый, должно быть, Пол-Лиар, он же Два Миллиарда.
Он снова опустил глаза и задумался.
— Что касается дяди Как-Бишь-Его, я подозреваю, кто это… Ну, вот я и прожег сюртук. Они всегда разводят слишком сильный огонь в этих проклятых печах!.. Итак, № 50–52. Старинное владение Горбо.
Он поднял глаза и взглянул на Мариуса.
— Вы видели только двоих: бородатого и лохматого?
— И Паншо.
— А не заметили вы, не шатался ли в тех местах довольно подозрительный франтик?
— Нет.
— И не видели вы громадного, массивного толстяка, похожего на слона в Ботаническом саду?
— Нет.
— А плутоватого прожженного молодца?
— Нет.
— Ну а что касается четвертого, то его не видит никто, не исключая и его адъютантов — помощников и служащих. Неудивительно, что вы не видели его.
— Не видал. Что же это за люди? — спросил Мариус.
— К тому же это совсем не их час, — пробормотал вместо ответа инспектор.
Он снова замолчал, а потом проговорил:
— 50–52. Я знаю эту лачугу. Спрятаться внутри нет никакой возможности без того, чтобы не заметили эти артисты. И тогда они, конечно, отменят свой водевиль. Они так скромны! Публика стесняет их. Нет, это не годится. Я хочу послушать, как они запоют, и заставлю их поплясать.
Проговорив этот монолог, инспектор обернулся к Мариусу и, пристально взглянув на него, спросил:
— Испугаетесь вы?
— Чего?
— Этих людей?
— Не больше, чем вас! — резко ответил Мариус, заметив наконец, что этот шпион ни разу не обратился к нему вежливо.
Инспектор еще пристальнее взглянул на Мариуса и сказал торжественным и поучительным тоном:
— Вы говорите, как человек смелый и честный. Смелость не боится преступления, честность — власти.
— Прекрасно, — прервал его Мариус. — Что же вы намерены делать?
— У каждого жильца этого дома, — сказал инспектор, не обращая внимания на его вопрос, — свой ключ от входной двери на случай позднего возвращения домой. У вас тоже, наверное, есть такой ключ?
— Да.
— Он с вами?
— Со мной.
— Дайте его мне.
Мариус вынул из жилетного кармана ключ и подал его инспектору.
— Поверьте моему слову, — сказал он, — захватите с собой побольше людей.
Инспектор взглянул на Мариуса так, как посмотрел бы Вольтер на какого-нибудь провинциального академика, вздумавшего предложить ему рифму. Потом он засунул свои огромные руки в бездонные карманы сюртука, вынул оттуда два маленьких пистолета и дал их Мариусу, проговорив резким отрывистым тоном:
— Возьмите их. Вернитесь домой. Спрячьтесь в своей комнате. Пусть думают, что вас нет дома. Пистолеты заряжены. Каждый двумя пулями. Вы будете наблюдать, ведь вы говорили, что в перегородке есть щелка. Они придут. Дайте им немножко разойтись. Когда вам покажется, что пора остановить их, выстрелите из пистолета. Только не слишком рано. А остальное — мое дело. Стреляйте в воздух, в потолок — все равно. Главное — не слишком рано. Подождите, чтобы началась экзекуция. Вы адвокат и должны понимать, что это такое.
Мариус взял пистолеты и положил их в карман сюртука.
— Нет, так очень заметно, — заметил инспектор, — они слишком выпирают. Положите их лучше в жилетные карманы.
Мариус переложил пистолеты.
— А теперь нам нельзя терять ни минуты, — продолжал инспектор. — Который час? Половина третьего. Назначено в семь часов?
— Нет, в шесть.
— Ну, время у меня есть, — сказал инспектор, — но кроме времени нет ничего. Не забудьте, что я вам говорил. Паф! Один выстрел из пистолета.
— Будьте покойны, — ответил Мариус.
В ту минуту, как он взялся за дверную ручку, собираясь уходить, инспектор крикнул ему:
— Кстати, если я зачем-нибудь понадоблюсь вам до тех пор, приходите или пришлите кого-нибудь сюда. Пусть спросят инспектора Жавера.
XV. Жондретт делает покупки
Через некоторое время после этого, около трех часов, Курфейрак случайно проходил по улице Муфтар, в сопровождении Боссюэта. Снег падал все гуще и покрывал землю. Боссюэт только что собирался сказать товарищу: «Смотря на эти падающие снежные хлопья, можно подумать, что на небе начался мор белых бабочек». Вдруг он увидел Мариуса, который шел по направлению к заставе. У него был какой-то странный вид.
— Смотри-ка! Ведь это Мариус! — воскликнул Боссюэт.
— Я его видел, — сказал Курфейрак. — Не нужно подходить к нему.
— Почему?
— Потому что он занят.
— Чем?
— Да разве ты не заметил, какое у него лицо?
— Какое же?
— У него такой вид, как будто он следит за кем-нибудь.
— Это правда, — согласился Боссюэт.
— Посмотри, какие глаза он делает! — воскликнул Курфейрак.
— Но кого же, черт возьми, он выслеживает?
— Какую-нибудь красотку. Он влюблен.
— Да я не вижу тут никакой красотки, — возразил Боссюэт. — На улице нет ни одной женщины.
Курфейрак огляделся и воскликнул:
— Ага! Он следит за мужчиной!
На самом деле какой-то старик в фуражке шел шагах в двадцати впереди Мариуса. Курфейрак и Боссюэт видели не лицо, а спину этого человека, но сбоку можно было различить его седую бороду.
Он был в новеньком, слишком широком для него рединготе, из-под которого виднелись отвратительные, все перепачканные в грязи, оборванные панталоны.
Боссюэт расхохотался.
— Что это за фигура! — воскликнул он.
— Эта?.. — сказал Курфейрак. — Это — поэт. Поэты часто ходят в панталонах, как у тряпичников, и в рединготах, как у пэров Франции.
— Посмотрим, куда идет Мариус и куда идет этот человек. Пойдем за ними. Хорошо?..
— Боссюэт! — воскликнул Курфейрак. — Орел из Mo! Ты замечателен! Следить за человеком, который выслеживает другого!
И они повернули назад.
Мариус, увидев проходившего по улице Муфтар Жондретта, действительно стал следить за ним.
А Жондретт, ничего не подозревая, шел вперед.
Он свернул с улицы Муфтар, и Мариус видел, как он вошел в одну из самых ужасных лачуг улицы Грасьез. Он оставался там около четверти часа и снова вернулся на улицу Муфтар. Потом он вошел в скобяную лавку, которая в то время была на углу улицы Пьер-Ломбар; через несколько минут он вышел оттуда, держа в руке большое долото с белой деревянной рукояткой, и спрятал его под своим рединготом. В конце улицы Пти-Жантильи Жондретт повернул направо и быстро дошел до улицы Пти-Банкье. Начинало темнеть; снег, на минуту переставший, снова повалил. Мариус не пошел за Жондреттом и спрятался на самом углу улицы Пти-Банкье, как и всегда безлюдной. И хорошо сделал, потому что Жондретт, дойдя до низкой стены, за которой Мариус слышал разговор двух приятелей, бородатого и лохматого, оглянулся и внимательно осмотрелся кругом. Удостоверившись, что поблизости никого нет, что никто не следит за ним и не видит его, Жондретт перешагнул через стену и исчез.
Тянувшийся за стеной пустырь примыкал к заднему двору пользовавшегося дурной славой каретника, который когда-то отдавал внаем экипажи, а потом обанкротился. Впрочем, у него под навесом еще стояло несколько старых экипажей.
Мариус нашел, что благоразумнее всего, пользуясь отсутствием Жондретта, вернуться теперь же домой. К тому же становилось темно. Тетка Бугон, уходя мыть посуду в город, обыкновенно запирала входную дверь.
А так как Мариус отдал свой ключ инспектору, то ему нужно было поторопиться.
Наступил вечер, и уже почти совсем стемнело. Багровая луна выплывала из-за низкого купола больницы Сальпетриер.
Мариус торопливо подошел к дому № 50–52. Входная дверь была еще отперта. Он на цыпочках поднялся по лестнице и проскользнул около самой стены коридора до своей комнаты. По обеим сторонам этого коридора были, как известно, каморки; теперь они сдавались внаймы и стояли пустые. Тетка Бугон оставляла всегда их двери отворенными. Когда Мариус проходил мимо одной из дверей, ему показалось, что в комнате виднеются четыре неподвижных головы, освещенные бледным светом, падавшим из слухового окна. Мариус не стал вглядываться: он боялся, как бы не увидели его самого. Ему удалось тихо и незаметно добраться до своей комнаты. И было как раз время. Минуту спустя он слышал, как тетка Бугон ушла и заперла за собой дверь.