Игра Бродяг - Литтмегалина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как бы я хотела вернуть тебя… вызволить из драконьего тела… — сказала Эхо. Она ощутила, как намокает рука. — Что… что это? — спросила она и, взглянув на ладонь, увидела кровь на ней.
Эхо беспомощно оглянулась на Вогта.
Кровь просачивалась сквозь чешую. Сначала она выступила маленькими капельками, затем ручейками потекла по шкуре дракона, капая на землю. Дракон запрокинул голову и мучительно застонал.
— Что…
Вогтоус оттаскивал ее. Эхо билась, пытаясь высвободиться.
— Не подходи к нему. Он умирает!
— Почему?! — выкрикнула Эхо, и Вогтоус зажал ей рот ладонью.
Хрипло дыша, дракон осел на землю, распластав обмякшие крылья. Вокруг него уже натекло целое озерце крови.
Эхо застонала, слабея. Вся боль дракона текла сквозь нее.
— Тише, — сказал Вогт, гладя ее волосы. — Так должно быть. Он уже не тот мальчик. Он только его ненависть. Он весь — это ненависть. И ему не выдержать ни жалости, ни любви.
Эхо еще слышала свистящее дыхание дракона и, отвернувшись, спрятала лицо на груди Вогта. Потом стало тихо.
— Отпусти меня.
Вогт отпустил.
Дракон исчез. Остался лишь Молчун, лежащий на липкой от крови земле. Его неподвижное лицо источало покой, губы расслабились, челюсти разжались. Он словно спал с открытыми глазами и видел безмятежный сон. Эхо подошла и села рядом. Она дотронулась до его груди, но его сердце не билось. Она положила пальцы на его губы и не ощутила дыхания.
— Он мертв, — сказал Вогт. — Ты не сможешь вернуть его.
— Какие же мы злые, — сказала Эхо. — По-настоящему плохие. Вся эта жестокость — зачем? Нам что, это нравится? Нам это нравится? — закричала она.
— Вы одолели его, — выдохнул Майлус, приближаясь. Глаза Майлуса были огромные и круглые, как у совы. Он подошел к Вогту, стараясь не наступать на кровь. — Невероятно. Это действительно был мальчишка…
— Да, мы победили его, — сказал Вогтоус, хмурясь садящемуся солнцу. — Вы рады, Майлус?
— Да, — ответил тот неуверенно.
— Полагаете, все закончилось?
— А разве нет?
— Нет, — Вогтоус смотрел на солнце. — Когда в этом мире вспыхнет огонь, продолжающий огонь этого дня, но сильнее его в тысячу раз, вы сгорите первыми.
Лицо Майлуса все сморщилось и заострилось.
— Ты что же, бродяга, проклинаешь нас?
— Да, — ответил Вогт.
Он подошел к Эхо и помог ей подняться. Ее тело было словно лишено костей, голова повисла. Она совсем потерялась в своем горе. Может быть, ее боль когда-то и была острее, но никогда — такой живой, беспокойной и горячей, как кровь, плещущая из смертельной раны.
— Все вскоре закончится, — тихо пообещал Вогт. — Осталось немного.
Вогтоус пнул ворота, и те распахнулись. Замок остался на одной створке. Изумленный Майлус разинул рот.
— Похороните ребенка, — приказал Вогт. — Только посмейте ослушаться меня, и… — он оглянулся, посмотрел в глаза Майлуса и убедился, что тот не посмеет.
Ворота захлопнулись за бродягами.
Майлус подошел к воротам и проверил замок. Тот крепко держал обе створки, не позволяя им разойтись. Майлус подергал ворота. Заперты. Что за…
— Они просто сумасшедшие бродяги… — пробормотал Майлус. Пусть это ничего ему не объяснило, зато как-то успокоило. — Этот чудик еще вздумал проклинать нас. Просто смешно. Какой огонь? Бред. Бре-е-ед, — повторил он для уверенности и, хромая, побрел по разгромленной улице. «Был бы дождь, помог бы потушить дома», — подумал он с надеждой, но день как назло был сух и ясен и не чувствовалось, что что-либо изменится в ближайшее время.
Молчун лежал прямо, спокойно, и его открытые глаза пусто смотрели в белое небо.
Глава 21. Конец игры
Море яростно бросалось на скалы, разбиваясь на тысячи тусклых осколков. «Словно хочет захлестнуть, затопить весь мир, — подумала Эхо, — но что-то не позволяет ему, пока еще…» Во время тяжелого спуска к побережью ее ботинки окончательно развалились, пришлось сбросить их. Стоять босиком на неровной скалистой поверхности, едва не падая под напором ветра, было больно и холодно. Эхо ощущала странную закономерность в том, что они пришли к морю босыми — потому что к нему невозможно приблизиться, не испытав боль. Все в их истории стало неслучайным, все обрело скрытый смысл, который ей было так страшно понять, одновременно с этим осознав всю степень своей несвободы.
— Это все? Это конец, Вогт? — спросила она, оглядев испещренное острыми скалами побережье. Сколько хватает взгляда, везде она и та же картина. — Нам больше некуда идти. Разве что сигануть со скалы в море.
Очередная волна атаковала скалу — с таким грохотом, что в ушах зазвенело.
— Но это верная смерть, — продолжила Эхо. — Стоит нам оказаться в воде, и мы уже не выберемся. Ты можешь удержаться на поверхности и помочь продержаться мне. Вот только даже твоих сил не хватит на то, чтобы преодолеть море.
— Тогда нам остается дожидаться, пока небо не догорит, пока Восьмерка не разорвет нас в клочья, — буркнул Вогт. — Еще один бой… Ох, как я же устал. От всего: от злости, от боли, от Игры…
Ветер хлестнул Эхо косой по лицу. Волосы все еще пахли дымом. Потерев горящую от удара щеку, Эхо устремила в пространство пустой тусклый взгляд.
— Мальчик… Мы не спасли его.
— Мы изначально ничего не могли сделать, — возразил Вогт, и холодное безразличие в его голосе резануло Эхо, как нож, скользнувший по ребрам.
— Мы недостаточно пытались, — неуверенно возразила она.
— Мы достаточно пытались, — резко возразил Вогт. — Но над некоторыми вещами мы не властны. В мире тысячи таких мальчиков, и каждый из них готов обратиться в дракона, прямо в этот момент. Мы не в состоянии успеть к ним всем разом. Но проблема не в нас. А в людях типа старосты, Синеглазки и прочих подобных.
— Я не знаю, кто такая Синеглазка.
— В ней были красивы только ее глаза. Этого тебе знать достаточно? Вспомни все, что мы видели. Небо, деревья, трава, цветы, капли дождя — все это было чудесным. Но не люди. Они как болезнь это мира.
— Война как будто бы затихла, — возразила Эхо.
— Да, но это не значит, что она закончилась. Она просто изменила свое лицо. Люди продолжают убивать друг друга.
— Я убивала людей. Я была жестокой. Я осознала свои ошибки. Значит, и другие могут.
Вогт покачал головой.
— Нет, ты никогда не была такой, как остальные. Ты пыталась подстроиться, но в конце концов тебе стало проще умереть, чем следовать их гнусным порядкам. Как только у тебя появилась возможность, ты стала той, кем была всегда. А они безжалостны, их невозможно изменить,
