Мир приключений, 1983 - Александр Беляев

Вскоре у брата появился мотоцикл, у отца какая-то особенная счетная машинка, а у мамы шуба из очень модного меха…

Но ничего сверхъестественного не произошло — просто отец получил крупную премию за один из своих проектов, а машинку ему подарили товарищи по работе. Все совершилось как бы само собой, и я оказался будто бы ни при чем. Ну, кто бы поверил мне, расскажи я, как было все на самом деле?

Мне ни разу не удалось совершить подлинного чуда . Все, что я ни задумывал, происходило до обиды буднично, и я не получал того удовольствия, на которое рассчитывал. Не раз за прошедшие годы я с сожалением вспоминал первые дни обладания чудесными картинками, когда я ни о чем еще не подозревал и все происходящее воспринимал как счастливое стечение обстоятельств. Я слишком быстро перестал чувствовать себя волшебником: ведь никто, кроме меня самого, даже не знал, что я и есть виновник происходящего. И что обиднее всего, я не мог доказать этого! Попробуй докажи, что детский спортивный городок в нашем квартале поднялся по моему желанию, а не усилиями ЖЭКа, или что городской зоопарк возник вовсе не благодаря стараниям энтузиастов!

6

Или вот вам еще одна история.

В последние школьные каникулы наш класс решил отправиться в многодневный поход по реке. Можете себе представить, что началось, когда идея была высказана! Дискуссия продолжалась несколько дней: когда идти в поход, на сколько дней и, главное, на чем плыть по реке…

Я не испытывал ни малейшего желания участвовать во всей этой кутерьме, поскольку знал заранее, что все будет так, как захочу я, и лишь пренебрежительно посмеивался, когда ребята интересовались моим мнением. Мои отношения с классом уже в то время были не блеск, и теперь предоставился, наконец, случай взять реванш.

«Давайте, давайте, — говорил я им. — Поразим всех — поплывем на антигравитационном бревне!» Короче, я взялся за дело, лишь окончательно настроив ребят против себя. Ничего, утешал я себя, тем слаще будет победа. То-то все поразятся, когда я, на зависть самым отчаянным фантазерам, предложу что-то действительно необыкновенное. Впрочем, я даже предлагать ничего не буду, а поставлю всех перед фактом — пожалуйте на готовенькое!

Я выбрал катер на воздушной подушке и перевел нужную картинку, перед тем как идти на очередное совещание. Мы собирались на окраине большого пустыря, разделявшего в ту пору наш город на две части.

Еще издали я заметил, что ребята необычно возбуждены, и, в предвкушении мстительного удовольствия, прибавил шагу…

Более печального исхода моей затеи невозможно было себе представить — отец Лешки Глухова, моего извечного конкурента, прослышав о наших планах, сумел каким-то образом выбить у себя на судостроительном заводе последнюю модель катера, испытания которой как раз нужно было завершить длительным плаванием…

Лешка был в центре внимания. Раскрыв рты, все слушали, как он мелет что-то про турбины, компрессию и еще бог знает что. На меня подчеркнуто не обращали внимания, лишь Валька Широкова не выдержала и, уставившись на меня своими зелеными кошачьими глазищами, выдавила с ехидцей: «Что, съел?» Губы ее кривились, и я понял, что мне с ребятами лучше не ездить.

Именно тогда, после такого унижения, я попытался уничтожить переводные картинки. Я сжег их в раковине, и пепел смыл струей воды.

Спустя неделю я обнаружил всю пачку на прежнем месте — в одном из ящиков стола. Помнится, я даже обрадовался, потому что успел пожалеть о содеянном. Впоследствии бывало, что я снова пытался избавиться от картинок — всякий раз, когда не удерживался от соблазна воспользоваться ими в своекорыстных целях, а потом раскаивался…

7

Лешку Глухова я увидел в последний раз через несколько лет после окончания школы. Он шел по улице вместе с Наташей Фроловой, нашей одноклассницей. Не виделись мы давно, и все же по каким-то едва уловимым признакам я сразу догадался, что их связывает не просто дружба. Вообще-то ничего особенного: Лешка с Наташей учились в одном институте, и все же мне стало не по себе. Видимо, сказалась давняя неприязнь к Глухову. Что касается Наташи, мне было, конечно, безразлично, на ком она остановит свой выбор. Но вот чтобы на Лешке!..

Минут пять мы болтали о разных пустяках, больше из вежливости, чем по необходимости. Я отвечал невпопад, потому что мысли мои были заняты другим. Распрощались мы прохладно, как оно и бывает, когда людей ничто не связывает. Через несколько дней Лешка с Наташей собирались вместе ехать к месту распределения, но я уже твердо знал, что Глухов поедет один…

Поначалу эта история меня даже забавляла. Я как ни в чем не бывало здоровался с Наташей, с которой мы теперь сталкивались на улице почти ежедневно. Впрочем, мне все же было неловко, и в лицо ей я старался не смотреть. Она же пыталась заговорить со мной, и от этого мне становилось совсем не по себе: будто разговариваешь с человеком, чьи мысли для тебя — открытая книга, а показать этого нельзя.

Глухова я больше не видел: наверное, он в положенное время уехал. А Наташа почти никак не выдавала своих чувств, но я, зная, в чем дело, вдруг стал воспринимать малейшее проявление внимания к своей особе как преследование. Я начал избегать Наташу, хотя и понимал, что причиняю ей боль.

Изменить я ничего не мог — мое желание исполнилось, и вернуть все назад я был не в силах. Я даже Лешку теперь жалел…

В конце концов я решил объясниться с Наташей и сам назначил ей свидание.

«Если понадобится, расскажу ей все как есть, — подумал я, — только бы это кончилось… И будет лучше, если кто-то из нас уедет потом из города».

Мы встретились под вечер.

Ветра не было. Медленно, хлопьями, падал снег. Наташа на ходу ловила снежинки на протянутую ладошку, сейчас она казалась еще моложе своих двадцати трех лет.

— Под такой снегопад хочется танцевать вальс, — сказала она. — И музыки никакой не надо… Правда?

— Правда, — сказал я, — только я не умею вальс.

— Я тебя научу, хочешь?

— Прямо здесь?

Наташа рассмеялась и взяла меня за руку.

— Ну конечно!

Мы остановились в белом конусе света, выхваченном из вечерних сумерек уличным фонарем. Я знал, что пора начинать разговор, ради которого мы встретились: чем позже я это сделаю, тем будет труднее.

— Наташа… — сказал я и впервые посмотрел ей в глаза.

Я увидел в них… Никогда не прощу себе, что не посмотрел в них раньше!

— Наташа, — сказал я и взял ее холодную ладонь в свои руки. — Хочешь, я принесу тебе цветы?