Черный оазис - Михаил Сельдемешев

— А я срочную в ПВО проходил, — начал рассказывать Лушников. — Совсем еще салагой был тогда, меня с первого курса забрали.

— Самолеты, что ли, сбивал? — спросил Порсейский.

— Да нет, мне повезло — в техническое обслуживание попал, — ответил Лушников. — Никаких тебе боевых дежурств и авралов — санаторий, в общем. Свозили к нам всякую допотопную рухлядь, коротко именуемую «изделиями», то бишь зенитные ракеты, а мы их тестировали, ремонтировали и, в конечном счете, списывали. Иногда случались, правда, всякого рода комиссии, перед которыми в части наступал аврал: всё отмывали, красили, восстанавливали работоспособность аппаратуры (зачастую за счет добавления неработоспособности в соседних частях). А во время, пока комиссия находилась на территории, часть преображалась, все вокруг кипело, как в агитационном кинофильме: тарахтели дизель-генераторы, запитывающие аппаратуру, ракеты перегружались из бокса в бокс и тщательно тестировались. И вот в один из таких горячих денечков я заступил на смену. Моей обязанностью было сидеть в боксе возле ракеты, от которой тянулись кабели к стоявшему на улице «ЗИЛу» наподобие этого, в котором мы едем. В будке его была установлена аппаратура для тестирования ракеты, за которой сидели мои сослуживцы. Они нажимали на всякие тумблеры и следили за реакцией ракеты. Я же по их запросам должен был выполнять над «изделием» некоторые манипуляции и докладывать о результатах. Связь мы держали через такую штуку, у которой вместо микрофона были датчики, закрепленные на горле, они отслеживали вибрации голосовых связок. Короче, чтобы шум не заглушал твой базар. Такая связь, хочу пояснить, полностью скрывает оттенки голоса, делая все голоса одинаковыми…

— Да мы в курсе, Лушников, — перебил его Порсейский. — Здесь же не пионеры собрались.

— Ну так вот, — продолжал Лушников. — Сижу я, значит, на табуретке неподалеку от закрепленной в испытательном штативе ракеты, прислонившись к стене, наблюдаю за входной дверью, чтобы в случае визита начальства не быть застигнутым врасплох, и вяло болтаю с пацанами, сидящими на аппаратуре в будке «ЗИЛа». Дело было после обеда, настроение было сонное. Сидел я, борясь со сном, и уже подумывал о том, чтобы тайком посмолить папироску, как вдруг в бокс заходит баба…

— Да ладно гнать-то! — не выдержал Порсейский.

— Не веришь, дело твое, Порось, а я рассказываю, как было, — возразил Лушников. — Женщина та была из комиссии, капитан по званию, и хочу сказать, что рота гудела о ней с первого же дня ее появления в части. Сам я ее увидел впервые и должен признаться, что девочка была просто бесподобная…

— У тебя тогда, поди, с голодняка и на замполита бы встал! — расплылся в ухмылке Порсейский,

— У меня на тебя встает, негодник, — растягивая слова, протянул Лушников «нестандартно ориентированным» голосом, от чего улыбка на лице Порсейского сразу исчезла. — Так вот, мужики, — Лушников вернулся к воспоминаниям. — Это надо было видеть: форма сидела на ней, как по заказу шитая, юбка короткая, насколько позволяет устав. А какие у нее были глаза! Они у нес словно светились в полумраке бокса. Она приблизилась ко мне и по ее манерам я сразу понял: девчонка — просто реактивный огонь. Опомнившись, я метнулся к ракете и начал с умным лицом что-то там рассматривать, продолжая следить за ней боковым зрением. Сердце у меня просто выпрыгивало, руки перестали слушаться. Когда она уже была достаточно близко, я выпрямился, отдал честь и начал лихорадочно соображать — что бы такое ляпнуть онемевшим языком. Но что вы думаете! Капитанша приложила палец к губам, мол, тише, дурачок, обошла ракету и начала ее гладить, прислоняться к Kopпycy, а один раз даже лизнула самый кончик…

— Ну а ты-то чего? — снова не удержался Порсейский.

— А что я? Охренел, мягко говоря, — отозвался Лушников после некоторой паузы. — Стою и дрожу. Чувствую только, как гимнастерка к спине прилипает. В коленях сразу такая слабость образовалась, что чуть обратно на табуретку не плюхнулся. Пацаны мне в наушники что-то там говорят, а я словно оглох. И тут что, вы думаете, она делает? Начинает красноречиво показывать сначала на ракету, затем на то, что у меня ниже ремня.

— Немая, что ли, была? — спросил Порсейский.

— Сам ты немой! — отреагировал Лушников. — На мне же наушники были. Ну так вот, заглянул я вниз и вижу, что моя «ракета» так и просится поразить цель. Начал чувствовать, что краснею…

— А она-то молодая была или как? — снова вмешался Порсейский.

— Будто только что с военного училища, — ответил Лушников. — Ну так вот, сначала она скинула китель с капитанскими погонами и нахлобучила его на меня. После этого просто сорвала галстук и начала медленно, пуговицу за пуговицей… Не носила она лифчика, ребята…

Кто-то присвистнул.

— Вернемся — сразу пойду искать местный бордель, — раздался голос Порсейского.

— Да заткнись ты, дай дослушать, — одернул его кто-то.

— Ну и что, парни, а потом эта богиня войны подошла ко мне. Очень близко подошла. Меня словно током пронзило! А она ещё вдобавок продолжала меня гипнотизировать своими бездонными глазищами. Тут я понял, что время терять хватит, только вот куда нам пристроиться? Пол в боксе грязный и твердый, табуретка слишком мелкая для этого, и тогда я ухватил ее за упругую задницу и уложил прямехонько на ракету, повдоль и аккурат между хвостовых стабилизаторов, благо парень я тогда был здоровый. Ну а дальше я, наверное, не буду рассказывать, а то мало ли — знаю я вас всех плохо, пространство у нас замкнутое…

— Лушников, я тебя сейчас пристрелю, понял? — Порсейский щелкнул затвором автомата.

— Ладно, уболтали, — усмехнулся Лушников. — В общем, земляки, все это окончательно пожгло мои предохранители, я спустил штаны и набросился на изнемогающую от желания капитаншу. Стою, значит, в наушниках, делаю свое дело, держу ракету за стабилизаторы, чтобы она не вращалась в штативе, и слушаю всякую белиберду, которую несут мужики из «ЗИЛа». А те, видимо, солярочных выхлопов нанюхались и зачем-то начали, согласно положению, требовать от меня всяких регламентных операций с «изделием». А на кой оно мне сдалось, если передо мной лежит другое «изделие» с роскошными формами. Ну и я, опьянев от этой бабы, на просьбы, звучащие в наушниках — «вращать ракету», «качать ракету» и тому подобное, — распалившись, просто крою дружбанов из грузовика трехэтажными матами, чем завожу мою неутомимую подругу ещё сильнее. Ракета под нами ходит ходуном, заставляя, по-видимому, зашкаливать большинство датчиков на тестирующей аппаратуре. Вдруг девчонка протягивает руки, срывает с меня наушники, а потом микрофон и подносит его к своей шее. В этот момент к моим невероятным ощущениям добавляются еще и слуховые: моя капитанша, оказывается, оглушает бокс стонами. А теперь к нам подключаются и бедолаги из «ЗИЛа», прослушивающие нашу оргию в своих наушниках… «Товарищ капитан, что это вы делаете с ракетой?» — раздался вдруг сзади истеричный голос, в котором смешались гнев, испуг и удивление. Я обернулся: мама родная — у входа столпилось несколько человек, в основном членов комиссии. Вопрос принадлежал полковнику, стоявшему неподалеку. И тут я понял, что они же в полумраке не видят свою коллегу по комиссии, разлегшуюся на ракете, и со стороны могло показаться, что я, придерживая ракету за стабилизаторы, дую ее прямо в сопло…

В кабине дружно грянул хохот.

— А почему он капитаном тебя назвал? — сквозь слезы спросил Порсейский.

— Так на мне же ее китель был наброшен, — разъяснил Лушников. — В этот момент, правда, все прояснилось, так как моя незнакомка неожиданно испытала оргазм. Вот ведь женщина! А ракета кричать не может, это ясно даже полковнику ПВО.

— Ну ты и вляпался! — прокомментировал Горин.

— Мало того, — добавил Лушников. — Оказывается, по рации я посылал на три буквы полковника, которому вздумалось тряхнуть стариной и самолично поучаствовать в тестировании «изделия». Послушал он и бросился смотреть, что в боксе происходит…

— Да-а, — протянул Порсейский, отдышавшись. — И много тебе впаяли?

— Наряд вне очереди, — ответил Лушников.

— Всего? — удивился Порсейский.

— Ну а что я такого сделал — просто задремал немного, сидя на табуретке, а сексуальная капитанша мне просто приснилась. Ты что, Порось, такого же не бывает на самом деле! — Лушников хлопнул его по спине.

Компания снова отреагировала дружным хохотом.

— Думаешь, я тебе поверил? — Порсейский густо покраснел.

Горин проснулся оттого, что грузовик остановился.

— Приехали, командир, — Лушников тряс его за плечо.

Снаружи пришлось поморщиться от яркого солнечного света. Влажность ощущалась еще сильнее, чем в лагере — видимо, река была совсем близко.

— Как планируется нас забрать обратно? — спросил Артем у водителя.