Принцесса для киллера - Анна Гур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открываю глаза и сквозь огненные пряди вижу скульптурное, грубое лицо с перечеркнутыми шрамом губами.
– Интересный способ самоубиться, – бросает резко, – ты во всем оригинальна…
Гринвуд собран и серьезен. Смотрю в холодное, отстраненное лицо и понимаю: вот так Джокер выглядит при исполнении своих обязанностей по защите.
Отточенная, хорошо скоординированная машина с почти нечеловеческой быстротой реакции. Я с трудом осознаю его ловкость и уровень подготовки для выполнения такого кульбита.
Однако его равнодушие не длится долго. Сердце под моими руками начинает биться быстрее, а во взгляде полыхают искры. Понимаю, что нахожусь на руках Гринвуда и мне тут очень комфортно…
Злюсь на себя за подобные мысли.
– Отпусти меня! Живо! – отталкиваю Фила и упираюсь руками в стену из проработанных мышц.
Что-то странное проскальзывает на его лице, кажется, что тень промелькнула.
– Уже! – рявкает и распахивает руки, и я лечу к ногам несносного мужика. Шмякаюсь об землю, больно прикладываюсь, вскрикиваю, запрокидываю голову и в бешенстве смотрю в надменное холодное лицо.
– Принцесса приказала. Слуга исполнил.
Разворачивается и уходит в сторону леса, поднимаюсь, готовая обрушить на широченную спину все проклятия. Невоспитанная сволочь. Животное. Хам.
– Ауч! – в ноге стреляет и болезненный стон слетает с губ. Заваливаюсь обратно на нагретую солнечными лучами землю и ухватываюсь пальцами за влажную траву.
Пытаюсь отдышаться.
Больно…
Неожиданно перед глазами возникают мощные ноги в огромной обуви. Джокер опускается на корточки, и я уже вижу темно-синие джинсы и развитую грудную клетку.
У этого верзилы красивое тело настоящего атлета. Рельефные, мускулистые линии мышц, раскачанный пресс с четким рисунком кубиков, внушительные плечи.
Он не перекачан, не набит анаболиками, на которых наращивают мышечную массу будущие пациенты урологов. Нет. В Гринвуде природная сила, сухое тело хищника, поджарое, без грамма жира. А еще у него безумно красивые руки с переплетенными вязями татуировок и проступающими венами.
Врач во мне исследует его даже сейчас с профессиональным любопытством и женским азартом.
– Ведьма. Красивая. Вздорная. Принцесска.
Смотрю в лицо с жидким азотом пылающих глаз, обрамленных темными пушистыми ресницами.
У него тяжелый взгляд, пробирающий и заставляющий внутри меня что-то сжиматься в страхе.
Приглядываюсь внимательнее к лицу с росчерком шрама. Мужественный. С грубоватыми чертами и немного массивной челюстью. Отталкивающий и притягательный одновременно.
– Язва рыжая. Допрыгаешься, что завалю прямо на этой траве и оттрахаю хорошенько. Этого хочешь? Чего добиваешься, маленькая, ммм?
Сглатываю неожиданно вязкую слюну и смотрю, открыв в изумлении рот. Красивый некрасивый монстр с безумной харизмой нависает надо мной и приближает лицо к моему. Он весь, как спичка. Тронешь – вспыхнет, взорвется. Бешеная энергетика. Никакого контроля.
– Я не железный, девочка. И конкретно на тебя реагирую очень неоднозначно. Не провоцируй.
Дотрагивается до моей скулы указательным пальцем и чертит линию, а я замираю, не отшатываюсь, наоборот, заставляю себя остаться на месте и не прильнуть к киллеру.
– Совет избалованной девочке. Не базарь со взрослыми опасными дядями. Я спускаю тебе твои закидоны, пока. Но уверяю, тебе не понравится то, каким я могу быть.
Жестокие слова, которые вбивает в меня, глядя прямо в глаза, действуют подобно контрасту с нежностью пальца, который уже очерчивает линию моих губ.
– Хочу тебя, принцесса, так, что яйца звенят. Заводишь меня своей хрупкостью и язычком, которому я могу найти оптимальное применение.
От этих слов жар обдает, и ласка его пальца находит отклик внутри, что-то звенит и трепещет в ожидании, когда же ассасин выполнит угрозу. И разумом понимаю, что не блефует. Сделает. Все выполнит. Страха в нем нет. Тормозов нет. Ужасный человек. Прирожденный убийца.
– Хватит, – с губ срывается шепот, а внутри меня незнакомая, порочная Маша шипит дикой кошкой:
Продолжай! Сделай меня своей! Покажи, какой ты… Погрузи в водоворот страсти настоящего хищника.
Часто моргаю и дышу, пытаясь собраться. Напарываюсь на ртутный взгляд. Улыбается, как будто мысли мои прочитал.
– Боишься, потому что течешь от меня. Вижу, как блестят глаза. Несложно мужику понять, когда сука его хочет.
Рука взлетает, но у Гринвуда молниеносная реакция. Хватает мою ладонь и не дает нанести пощечину.
В серых глазах плещутся молнии.
– Всегда давать сдачи – инстинкт. Редко уступаю и позволяю задеть себя. Привыкай, Маша. Я говорю прямо. В лоб. И правду. Не нравится?
Мотаю головой, в глазах щиплет от слез. Разворачивает мою руку тыльной стороной и прикладывает губы к пульсирующей венке, провидит горячим языком и заставляет всхлипнуть от укуса.
– Избалованная девочка, не знающая настоящей жизни, неискушенная, естественная и чистая.
– Ты ничего не знаешь!
– Нет, Машенька, – обрывает жестко и сдавливает запястье, – это ты ничего не знаешь. Ты жизни не видела, в аду не была.
– Прекрати! Твоя жестокость ужасает! – шиплю, пытаясь вырвать руку, но Гринвуд еще сильнее приближается, буквально вдавливая меня собой в землю.
Загоняет меня, дает понять, что я в его власти, в западне. Наедине с тем, кто способен щелчком пальцев разделаться со мной.
– Я расскажу тебе, что такое жестокость. Жестокость – это когда отец выкидывает ребенка на улицу, когда ты вынужден выживать и рыскать еду в помойке. Я землю жрал от голода, перебивался и тащился домой, только когда бухла находил для ширяющегося папашки.
Голодающий ребенок, выживающий в трущобах – это жестоко.
Чувствую сильный захват на скулах, щеки продавливает и слезы из глаз уже готовы сорваться.
– Знаешь, как получил шрам, от которого тебя знобит?
– Нет, – шепотом. Меня колотит все сильнее.
– Отец подарил, когда непутевый сынок завалился домой без пойла. Железной цепью отходил так, что едва жив остался. А потом пьянчуга упал на кровать, досыпать.
Глава 21
Слезы все-таки срываются с моих глаз и эти самые губы со шрамом резко бьются о мои, приоткрытые в немом крике. Горячий язык змеей проскальзывает ко мне в рот и захватывает в плен.
Фил целует бешено, позволяет мне ощутить, каково это – гореть в его страсти. Вгрызается в меня, не дает дышать, ни малейшего шанса на спасение, таранит мой рот и сцеловывает всхлипы. Подчиняет.
Зовет меня ведьмой и если это так, то он – моя инквизиция. Мой костер, на котором мне суждено пылать, сгорать дотла, умирать и рождаться вновь.
– Фак, какая ты, а…
Шепчет мне в губы, а ушлые пальцы во всю проникают под одежду, заставляя взвиться, когда чувствую горячую руку на своей незащищенной груди.
Опять язык в самою глубину заталкивает, заставляет хныкать и ерзать
