Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одном американском анекдоте говорится, что двум не очень щепетильным дельцам удалось чередой смелых затей создать себе довольно большое состояние, после чего их стремление было направлено на то, чтобы войти в высшее общество. Среди прочего им показалось вполне целесообразным заказать свои портреты самому дорогому и знаменитому художнику, каждое произведение которого считалось событием. На большом вечере эти драгоценные портреты были показаны впервые. Хозяева подвели влиятельного критика и знатока искусства к стене, на которой висели оба портрета, рассчитывая услышать от него мнение, полное одобрения и удивления. Критик долго смотрел на портреты, потом покачал головой, как будто ему чего-то не хватало, и спросил, указывая на свободное место между двумя портретами: «А где же Спаситель?» (То есть: «Вот разбойники, но я не вижу здесь изображения Спасителя»).
Смысл этой фразы вполне ясен. Опять речь идет об отображении чего-то, что не полагается выражать прямо. Каким образом осуществляется это «непрямое отображение»? При помощи целого ряда легко возникающих ассоциаций и умозаключений мы проследим путь отображения шутки в обратном направлении.
Вопрос «Где Спаситель или изображение Спасителя?» позволяет догадаться, что оба портрета напоминают говорящему подобное же, известное ему и нам изображение Спасителя между двумя другими портретами. Здесь все очевидно – подразумевается распятый Христос между двумя разбойниками. Недостающий элемент подчеркивается шуткой. Сходство заключается в портретах, которые как будто должны находиться справа и слева от Спасителя. Оно сводится к тому непреложному факту, что висящие в салоне портреты суть портреты разбойников. Критик тем самым хотел, но не мог высказать вслух приблизительно следующее: «Вы – пара мерзавцев». Если подробнее: «Какое мне дело до ваших портретов? Я знаю только, что вы – пара мерзавцев». Он сообщил это путем некоторых ассоциаций и умозаключений. Такой путь мы называем аллюзией, намеком.
Тотчас вспоминается, что нам уже встречался намек при рассмотрении двусмысленности. Иногда из двух значений, выраженных одним и тем же словом, одно, как более частое и более употребительное, выступает на первый план и прежде всего приходит нам в голову. В то же время другое, более отдаленное, отступает назад, и в этом случае принято говорить о двусмысленности с намеком. В целом ряде изученных нами до сих пор примеров отмечалось, что техника их вовсе не проста, и мы рассматривали намек как усложняющий фактор. (Например, сравните остроту о жене, составленную путем перестановки, где жена «немного прилегла» и «много заработала». Или «бессмысленную» остроту при поздравлении по поводу рождения младшего сына – отец удивляется тому, на что способны человеческие руки.)
В американском анекдоте мы имеем намек, свободный от двусмысленности; в качестве характерной его черты находим замену одного представления другим, состоящим в связи с первым. Легко догадаться, что эта связь может осуществляться множеством способов. Чтобы не потеряться в таком разнообразии, далее мы будем обсуждать лишь четко обозначенные варианты из небольшого числа примеров.
Связь под замену может быть всего-навсего созвучием, так что этот подвид становится сходным с каламбуром при произнесении шуток вслух. Но имеется в виду не созвучие слов, а созвучие фраз, характерных оборотов речи и т. п.
Например, Лихтенбергу принадлежит изречение «Новый курорт хорошо лечит». Оно сразу заставляет вспомнить поговорку «Новая метла хорошо метет». В обоих фразах одинаковы первое и третье слова, а также сама форма предложения. Не приходится сомневаться в том, что изречение возникло в голове остроумного мыслителя как подражание, по всей видимости, известной поговорке. Тем самым изречение Лихтенберга становится отсылкой к поговорке, намеком на нее. Таким способом сообщается нечто, о чем не говорится впрямую, а именно, что за успехом курортов скрывается что-то еще, помимо неоспоримых целебных свойств термальных источников.
Подобным же образом вскрывается технически другая шутка (Scherz) или острота (Witz) Лихтенберга: «Этой девочке едва исполнилось двенадцать мод (Moden)». Сама фраза созвучна с выражением «двенадцать месяцев (Monden)»; быть может, первоначально она представляла собой описку, ведь в поэзии отсылки к календарю – не редкость. Но употребление слова «мода» для характеристики женского возраста, если вдуматься, выглядит удачным приемом.
Связь может также выражаться в тождестве вплоть до небольшого единичного изменения. Эта техника потому сходна со словесной техникой, о которой говорилось выше. Оба вида остроумия вызывают почти одинаковое впечатление, но их проще будет отличить друг от друга по процессам, происходящим при работе остроумия.
Вот пример словесной остроты, или каламбура. Великая, известная объемом не только своего голоса певица Мари Вильт немало обиделась, когда нашла в названии театральной инсценировки по известному роману Ж. Верна намек на свою дородную фигуру: «Вокруг Вильт за 80 дней»[79].
Слова «По самую маковку королева», вариант известного шекспировского выражения «До кончиков ногтей король»[80], намекают на эту цитату и были обращены к одной знатной даме, величественной обликом. Пожалуй, у нас не нашлось бы серьезных возражений, захоти кто-нибудь отнести эту шутку к разряду сгущения с изменением или к замещающему образованию (ср. tête-à bête).
О человеке с высокими устремлениями, своеобразном в достижении целей и своенравном, кто-то из его друзей сказал: «Он набитый идеалист». Разумеется, тут спрятана отсылка к общеупотребительному обороту речи «набитый дурак». Аллюзия использует скрытый смысл фразы к своей выгоде, но и здесь можно говорить о сгущении с изменением.
Почти невозможно отличить намек посредством изменения от сгущения с заменой, когда изменение сводится к подмене букв, как, например, в слове «дихтерит» (нем. Dichter – поэт. – Ред.). Намек на страшную болезнь «дифтерит» рисует бездарное поэтическое творчество как еще одну угрозу общественному здоровью.
Отрицательные приставки сулят нам обилие очень удачных намеков с незначительными изменениями.
«Мой единоневерец Спиноза…», – говорит Гейне. «Мы, немилостью Божьей, поденщики, крепостные, негры, отбывающие повинность…» – так начинается у Лихтенберга манифест униженных, которые имеют, во всяком случае, больше права на такое титулование, чем короли и князья – на свои «заповеданные» титулы.
Также намек может подразумевать пропуск, который можно сравнить со сгущением без замены. Собственно, при каждом намеке нечто пропускается: это цепочки мыслей, ведущие к аллюзии. В разных случаях больше бросается в глаза то сам пропуск, то его замена, отчасти восполняющая этот пропуск. В итоге вереница примеров ведет нас от явных пропусков к намекам как таковым.
Пропуск без замещения дан в следующем примере. В Вене живет остроумный и язвительный журналист[81], которого
