Смерть раненого зверя с тонкой кожей - Патрик Александер

Они медленно тащились в потоке машин, едущих по Пикадилли, и Смит рассматривал пешеходов, спешащих по тротуару, больше мужчин, нежели женщин, автоматически ища Эббота, что было, конечно, нелепо, но он ничего не мог с этим поделать. Когда они доехали до угла Кенсингтона, он по-прежнему думал об Эбботе, и непосредственно перед Куинз Гейт, где находился его дом, велел водителю ехать в офис. Вдруг захотелось снова прослушать запись с голосом Эббота. Может быть, был упущен какой-то ключ, какая-то подсказка. Что-нибудь невидимое с первого взгляда.

Но, проиграв пленку несколько раз подряд, он не услышал в голосе Эббота ничего необычного, тот звучал спокойно и по-деловому, в нем не было ни одного намека, ни одной зацепки. Он позвал Элис и попросил послушать ее вместе с ним, но она ничем не смогла помочь. Да и не то, чтобы очень старалась. Уже было около шести вечера, и ей хотелось домой, вымыть голову и заняться мелкими домашними делами перед отпуском.

– Извини, я тебя задерживаю.

– Ничего, – вежливо ответила она, как обычно, не поднимая глаз. На ней тоже было летнее платье, и, когда она наклонилась вперед, слушая запись (вообще-то, она думала о паре облегающих джинсов, которые собиралась купить вечером, и совсем не слушала), его взгляду открылось начало темнеющей впадинки, где кончалась линия шеи и показывались начинающиеся изгибы груди. Две косули, пасущиеся на горе Галилейской. В кабинете было жарко, и Фрэнк старательно отводил взгляд.

Она выглядела привлекательно. Это его удивило (где-то полчаса в год он находил ее привлекательной, и это всегда его удивляло).

Смит прислушался к ее голосу на пленке, и его поразило кое-что еще: звучащая в нем эмоциональность.

– Он тебе действительно так нравился? – спросил он, выключая магнитофон.

– Да, – ответила она, все так же уставившись в пол. Хотелось расспрашивать ее дальше, но было непонятно как – к нему вернулась его обычная застенчивость.

– Тебе давно пора домой, – вдруг сказал он. – Я тебя подвезу.

В машине ему по-прежнему казалось, что между ней и Эбботом есть что-то, о чем ему было необходимо давно узнать. Может быть, повлияло его странное настроение, тепло вечера, ее близость, женские запахи, которые он вдруг ощутил, воспоминание о девушках в летних платьях, прогуливающихся по аллее, его собственные неуловимые сексуальные побуждения...

– Он когда-нибудь куда-нибудь тебя приглашал?

– Ричард? Пару раз поужинать. После развода.

– Он говорил что-нибудь, что ... ну, могло бы нам помочь? Я имею в виду, было ли в нем что-нибудь... странное?

Фрэнк и сам не знал, что имеет в виду.

– Он всегда казался мне вполне нормальным.

– О чем вы говорили?

– Я не знаю. Как обычно. Я не помню.

В молчании закончилась Холланд Парк Роуд. Снова взгляд в окно. Снова девушки в легких платьях. Что ж, это не продлится долго.

– У вас когда-нибудь...

Фрэнк сглотнул и сделал паузу. Опять эта проклятая застенчивость.

– У вас был роман?

Она обернулась и посмотрела на него своими странными глазами.

– Нет, – ответила она и улыбнулась.

Элис солгала без труда, с уверенностью профессионального политика. Это ее удивило. Помимо вежливости, ее учили быть честной.

– А если бы у нас был роман?

– Я думал, может быть, ты могла бы узнать что-то, чего не знаем мы.

Она рассмеялась.

– Уверена, что могла бы. Надеюсь, что так.

– Прости, я не это имел в виду. Я имел в виду... – он почувствовал, что краснеет. – Забудь об этом.

Машина остановилась. Она поблагодарила его и вышла.

– Я бы не возражала, – сказала она, лукаво улыбаясь. – Против романа с ним, я имею в виду.

И взбежала по лестнице к двери.

"У нее великолепные ноги", – не в первый раз подумал Смит.

"Пора бы ему обзавестись женщиной", – подумала Элис, входя в дом и дрожащим голосом крича канарейке.

– Мама дома, Солли! Мама дома!

Она назвала канарейку Соломоном, потому что ей казалось, что та выглядела мудро и немножко по-еврейски. И хотя и редко, но пел он с большим чувством. Песнь Песней.

В тот момент, когда Смит вошел в квартиру и закрыл за собой входную дверь, он почувствовал, что тревога, преследовавшая его весь день, убавилась. Напряжение спало, как случалось всегда, когда он возвращался домой. Просторность помещения и элегантность дорогой мебели, комфорт и тишина, свет, проникающий через высокие окна с панелями – все это вместе его успокаивало.

Фрэнк счастливо вздохнул, положил кейс на шератоновский столик и прошел в гостиную, чтобы получить еще одно потрясение.

В чипендейловском кресле с подлокотниками лицом к двери сидел Ричард Эббот собственной персоной.

– Я же сказал, что свяжусь с тобой.

Смит не мог поверить своим глазам, но ошибки не было: квадратное костистое лицо, теперь даже еще более костистое, чем раньше, от чего его темные глаза казались еще более темными и глубже посаженными. И спокойный голос с легкими нотками металлического скрежета.

Он не знал, что сказать или сделать. Особенно, что делать. Но чувствовал, что должен что-то предпринять и машинально посмотрел на телефон, который перекочевал с обычного места на маленький столик возле кресла Эббота.

Эббот поймал его взгляд и покачал головой.

– Пожалуйста, Фрэнк, – сказал он, – не делай ничего глупого.

Нарочито спокойно он приоткрыл пиджак и Фрэнк увидел пистолет в наплечной кобуре:

– Это может плохо кончиться.

– Ты бы выстрелил в меня? – к Фрэнку наконец-то вернулся дар речи. – Ты бы на самом деле меня застрелил?

Эббот задумался.

– Нет, – ответил он, – если бы до этого дошло, не думаю, что я бы это сделал. Но нашелся бы другой выход. Может быть, менее кардинальный.

Его рот искривился в подобии улыбки.

– Но мне бы не хотелось ошибиться.

– А если бы я попытался сбежать или воспользоваться телефоном?

– Мне пришлось бы тебя остановить. В конце концов, я моложе и сильнее тебя. И даже помню несколько приемов борьбы без оружия, которым нас учил сержант Эванс. А ты?

– Я только помню, как ты говорил мне, что один удар по яйцам стоит всего китайского кунг-фу.

Вдруг оба заметили, что улыбаются друг другу, воскрешая в памяти старые воспоминания и чувства. Но реальность ситуации быстро взяла свое, веру в первоначальную осторожность.

– Чего ты хочешь, Ричард? Денег?

– Нет.

– У тебя есть деньги? – удивился Смит.

– Шиллинг или два.

– Ну... тогда как насчет выпить?

– Возможно, позже.

– Кофе?

– Нет, спасибо.

– Перекусить? Бутерброд?

– Притормози, Фрэнк.

– В смысле?

– Старый добрый метод исключения. Если у него нет денег, он не может жить в отеле. Это означает, что он живет либо на улице, либо у друзей. Ну а если он чисто выбрит и не голоден, то не в таких уж плохих условиях он живет.

– Итак, ты остановился у друзей.

– Так я тебе и сказал.

– Ты уже сделал для меня все необходимые исключения.

– Теперь тебе остается только найти предумышленную ошибку. Или неверную посылку.

Двое мужчин смотрели друг на друга. Смит понял, что ничего не добился.

– Ричард, – сказал он, – чего ты хочешь?

– Поговорить.

– Слишком уж много риска ради простого разговора.

Эббот пожал плечами.

– Я подумал, что хочу, чтобы ты знал детали, раз уж ты был моим другом...

– Я все еще твой друг, разве не так?

– Или хотя бы увидел собственными глазами, что я не сумасшедший, как, я уверен, полагают Департамент и ублюдки политики.

– Какая разница, что они думают?

– Важно, что думаешь ты.

Смит, как ни старался, не видел ничего, что свидетельствовало бы о невменяемости или неуравновешенности Эббота, впрочем, внешность обманчива.

– Итак, ты вернулся, чтобы отомстить?

– Отомстить? – Эббот выглядел удивленным. – Это больше, чем просто месть. Гораздо больше.

Он остановился.

– Мне дали задание. Я хочу его выполнить. Любой ценой.

– Ну, для начала, уже это звучит как сумасшествие.

– Во всяком случае, если бы я и хотел отомстить, это была бы месть Департаменту.

Он снова остановился и в упор посмотрел на Смита.

– За то, что предали меня.

Смит резко втянул в себя воздух. Теперь была его очередь выглядеть удивленным. Он надеялся, что выглядел убедительно.

– Предали тебя? О чем ты говоришь? Тебя предал один из твоих местных осведомителей.

Губы Эббота искривились в слабом подобии улыбки.

– Так вот какую басню они пустили по Департаменту.

– Басню?

– Местные могли предать меня только по приказу из Лондона.

– Что ты имеешь в виду?

– Они даже не знали о том, что я существую, если только Лондон не сообщил им детали.

– Ты хочешь сказать, что никогда и не связывался с ними, как предполагалось?

Рот Эббота снова искривился, и снова улыбки не получилось.

– Я не выполняю приказы механически. Я их обдумываю. По дороге я решил, что буду работать один. Это должно было быть сложнее, но я решил, что так будет безопаснее.