Замок янтарной розы (СИ) - Снегова Анна

Толпа восхищённо ахнула.

Первым был огромный ростовой портрет Его величества – верхом на боевом коне, с лазоревым стягом в руках, пышными светлыми кудрями и неимоверным одухотворением во взоре. Выглядел король лет на тридцать моложе и пуда на три-четыре стройнее. Художник явно не зря ел свой хлеб – особенно заметно это было на второй такой же немаленькой картине, изображающей блистательную юную деву воздушной наружности в окружении розовых пионов и павлинов. Я с трудом признала в ней королеву – сходство было весьма и весьма отдалённое.

Интересно, где же портрет моей тёти? Элина Сильверстоун, говорят, была писаной красавицей – кроткой и нежной белокурой феей, которая выглядела так, будто все время мечтает о каких-то нездешних мирах. К сожалению, она была слаба здоровьем и умерла в родах, подарив королю наследника. Хьюго не долго убивался с горя – очень скоро утешился и взял вторую жену. Маделин была полной противоположностью его почившей супруги; радость жизни и готовность вкушать все наслаждения этого мира отчетливо читались на ее породистом высокомерном лице.

Мне вдруг стало любопытно – как вышло, что Генрих стал изгоем в собственной семье? Ведь королева должна бы холить и лелеять единственного отпрыска, разве не так? Мне было трудно представить, что мать может настолько холодно относиться к собственному ребенку. Хотя, что я знаю о матерях…

Последний портрет, что висел по центру меж двух предыдущих, приковал мое внимание.

Снова король и королева – на этот раз не в фокусе, а по краям. Держат за руки двоих мальчиков лет шести-семи. Именно они стали центром композиции. Оба светловолосые, голубоглазые, с тонкими чертами и по-взрослому серьезными лицами. Один повыше, в белом мундирчике и с игрушечной шпажкой на поясе. Другой – пониже, в матроске и с щенком у ног. Король держит за руку наследника, королева – младшего принца.

И хотя я понимала, кто изображен на портрете, - ловила и все никак не могла найти сходства. Генрих был изображён как-то странно и не очень похоже. Хотя, судя по тому, что на глянцевой поверхности холста едва краски просохнуть успели, рисовали не с натуры. Художник всего лишь пытался представить, как могли выглядеть принцы в детстве. Но даже просто скопировать черты оригинала ему не удалось. Подозреваю, это потому, что заставить сам оригинал хоть немного постоять спокойно и позировать – еще труднее, чем остановить ветер на море движением руки. Ну, то есть невозможно в принципе.

Я оказалась совершенно не готова к тому, что последовало.

Восхищенные шепотки и одобрительный ропот гостей разом стихли, когда Генрих резко повернулся в сторону короля и по залу прокатился его звучный голос. Если он таким тоном отчитывает матросов у себя на корабле, то я на их месте прыгала бы с борта в воду тотчас же.

- Это что ещё такое? Почему меня не спросили, когда рисовали эту дрянь?

Королева сдавленно ахнула и принялась обмахиваться веером, ей на помощь пришли её фрейлины и засуетились, кто-то достал нюхательную соль. Кажется, на моих глазах разыгрывается новый акт трагикомедии под названием «семейная жизнь королевской династии Стратагенетов» - и мне было ужасно неловко, что я становлюсь свидетелем всего этого.

Его величество в ответ грозно насупил косматые седые брови.

- Ты совсем уж лишился разума?! С какой стати я должен спрашивать тебя, молокосос!

Мне стало вдруг стыдно. Почему родители постоянно унижают его вот так при всех? Это несправедливо! И тут же смутилась своих мыслей. С каких пор я встала на сторону Ужасного Принца?..

Генрих побагровел. Глаза сверкнули бешенством. Я уже видела такой взгляд – он же сейчас сотворит какую-нибудь глупость, как тогда, когда таскал меня на руках по всему этажу!

Ужасный Принц процедил сквозь зубы:

- Ты не мог не понимать, как я отреагирую. Какая ложь! Отвратительная, наглая, гадкая ложь. Я не желаю этого видеть.

А потом выхватил из-за пояса меч, который ему дозволялось носить при короле как члену королевского семейства, и широко размахнувшись, разрубил картину пополам. Оставив зияющую чёрную дыру, обрамлённую лохмотьями, в том месте, где был нарисован маленький мальчик в матроске с щенком у ног.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 12. Последний эдикт Седрика Благонравного

Первой среагировала стража – не глядя на лица и титулы, словно собака на команду «фас» ответила на клинок, обнажённый в присутствии короля. Несколько стражников в сверкающих кирасах встали вплотную к нему, обступили живой стеной, несколько сделали шаг вперёд и загородили Его величество, королеву и её ближайших фрейлин. Выставили вперёд алебарды на длинных древках.

Придворные ахнули. Секундное молчание взорвалось разговорами, пересудами, шепотками и смешками, которые лицемерно прикрывали цветастые веера.

Королева, кажется, вообще чуть не хлопнулась в обморок. Одна из фрейлин быстренько поднесла ей стул с мягкой спинкой, другая принялась дуть в лицо и обмахивать, третья уже тянула к носу нюхательные соли.

Весь этот спектакль немедленно замер, как песочные фигуры, как только король пришёл в себя. Он вытянул по направлению к сыну руку с узловатым пальцем и рявкнул на весь зал:

- Да как ты смеешь?.. Всё, это была последняя капля! Клянусь…

Генрих не дал ему договорить.

- Клятвы? Ты всерьез говоришь о клятвах? – он издевательски рассмеялся. - Я бы, может, и испугался, если бы не знал слишком хорошо, что ты не соблюдаешь клятв!

- Замолчи! Сын, еще одно слово, и тебе не поздоровится. А если будешь столь же безрассуден, то не только тебе. Я понятно изъясняюсь?

Я вздрогнула. Интересно, мне одной показалось, что король просто затыкает принцу рот, чтобы он не сболтнул лишнего? Кажется, у королевской семейки не просто скелет в шкафу – у них там целый оркестр скелетов, бьет в барабаны и визжит на скрипках кто во что горазд.

Рука отца, на которую я опиралась, ощутимо напряглась. Я бросила на него взгляд искоса… да у него же на лице написано, что он своими руками готов удавить Ужасного Принца!

Так. Приплыли. Кажется, в этих секретных секретах ещё и отец мой замешан. Неприятное открытие!

Зловещее молчание длилось пару мгновений. Генрих медленно выпрямился и вернул меч в ножны резким движением, тяжело дыша. Он, очевидно, раздумал пререкаться дальше. И чем это таким, интересно, король его шантажировал, чтобы остановить ураган?

Густой бас короля громыхнул на весь зал.

- На этом аудиенция окончена. Все вон! Кроме тебя, Генрих. И баронессы Дюпре.

А Баклажан-то тут при чём?!

Генрих как будто прочитал мои мысли. Резко бросил в ответ:

- Она ещё здесь при чём?

- Скоро узнаешь, - многообещающе припечатал король.

Клубничное пятно прошествовало мимо меня с видом нескрываемого торжества и замаячило подле королевы, словно спряталось за её спиной, прося защиты.

Придворные послушно потянулись на выход. Даже стража была отпущена парочкой нетерпеливых жестов монаршей длани. У стены с портретами оставались лишь король с королевой и баронесса, чуть поодаль – наследник престола, всё это время молчаливо взиравший на всё это безобразие. И напротив них – словно обвиняемый перед судом присяжных, Ужасный Принц, который дождался-таки свою бурю. Вот только он был не жертвой стихии, а скорее причиной стихийного бедствия.

Отец стоял на месте до последнего, будто надеялся, что ему на правах дяди наследника тоже дозволят присутствовать на этом, очевидно, очень важном семейном совете. Не дождался. Повернул на выход, таща меня за собой. Но не удержался, разразился напоследок тирадой:

- Пойдём, Эмбер! Негоже твоим невинным ушам выслушивать всю эту грязь. Что за отвратительная сцена! Этот бездельник в своем репертуаре. Везде, где он появляется, возникает смута и скандал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это прозвучало неожиданно громко в почти опустевшем зале.

Ужасный Принц резко обернулся и сверкнул на моего отца сталью во взгляде. Потом этот взгляд опустился на меня, пробирая до костей.

Серые. Они серые – как холодный туман над рекой на рассвете. Художник и тут наврал.