Саянский дневник - Наталья Притвиц

Сашка с утра разложил перед собой карты, вооружился линейкой, компасом и начал думать.

А когда он спрятал карты, кончилось счастливое времячко для летописца (до этого я валялась в шалаше и изредка, пыхтя от усердия, описывала восхождение, чтобы оно попало на золотые страницы истории).

Сегодня инструктор с летописцем были дежурными, и им предстояло приготовить «грандиозный» ужин по поводу победы над пиком и выхода в путь. Девчонок командировали за черникой. Пока они ее собирали, дежурные заготавливали дрова. А потом началось великое священнодействие — инструктор сел делать тесто.

Вообще все наши четыре пары дежурных совсем не похожи друг на друга.

Пожалуй, лучшая пара — Алик с Микой. Они никогда не ссорятся, не препираются и даже не обсуждают, кому что делать, а просто каждый занимается делом, не заботясь о том, что вдруг другому останется меньше. Алик, например, обычно не будит утром Мику, а сам встает, разжигает костер и отправляется за водой. Хотя ее и не приходится будить — она вскакивает и, пока Алик возится с костром, принимается хлопотать по хозяйству.

Следующая пара — Петя и Леха. Они до умиления нежны и предупредительны друг с другом. Особенно отличается Леха: «Петюля, что ты хочешь делать: разводить костер или идти за водой?» «Оставь, Петюля, я все сделаю сам». А если кто-нибудь ворчит, что костер плохой или что каша выкипает и Петя начинает горячиться, Леха утешает его: «Не обращай внимания, Петюля. Делай свое дело спокойно». Они, кроме того, что вместе дежурят, еще едят из одного котелка, и тогда тоже нежно препираются друг с другом: «Доедай, Леша». «Да нет, я уже ел, это осталось твое». И так далее в том же духе. Впрочем, взаимная нежность не мешает им изредка яростно спорить.

Таня с Владиком дежурят сравнительно спокойно. Таня оттеснена своим напарником на второй план — Владик все хочет делать сам: и солить, и мешать. Но зато на Танюшкину долю остается масса прочих дел, в том числе мытье посуды. При еде из котелка они постоянно ссорятся, так как вкусы их диаметрально противоположны.

Последняя пара — инструктор и летописец. Тут уже невозможно говорить о равенстве, ибо Сашка не может отрешиться от привычки командовать. Это дежурство весьма напоминает рассказ Тарапуньки о том, как он готовил яичницу.

Нет, инструктор не бездельничает. Он все время чем-то занят, например растирает сливки для какао или затируху, но все же успевает через каждые две минуты отдавать приказание:

— Подвинь чай влево, а кашу вправо!

— Закрой кастрюлю крышкой!

— Помешай!

— Оживи костер!

— Подвинь ко мне вот тот мешочек!

— Сполосни мне вот эту кружку!

Я внутренне киплю, но выполняю все приказания, твердо помня, что хладнокровие — одна из величайших добродетелей в походной жизни.

Итак, инструктор сел делать тесто.

Продукты сегодня отпускались завхозом в неограниченном количестве, так что готовить можно было свободнее, чем всегда. Пока инструктор священнодействовал с мукой, я, как всегда, моталась на черной работе — варила рис, растирала начинку, готовила варенье из черники, а также подавала инструктору то нож, то масло, то сковородку.

Ближе к вечеру сварившийся мусс был отнесен к ручью и опущен в воду, а инструктор с завхозом принялись за сервировку стола. Рис упорно не желал вариться, и, когда, наконец, я, взмокшая и распаренная у костра, решила снимать его с огня, было уже почти темно.

Четыре свечи, подвешенные в проволочных подсвечниках внутри шалаша, освещали необычное зрелище — вокруг расстеленной плащпалатки возлежали восемь бродяг, а вся палатка была завалена самыми неожиданными для похода кушаньями: бутербродами с сыром и красной икрой, пирожками с мясом и с черникой, печеньем московским и собственного изготовления. Среди кушаний было черничное варенье, мятные конфеты, шоколад, а посередине красовалась бутылка малаги. Оказалось, она была куплена в Нижнеудинске и тайно довезена до этого лагеря.

И начался грандиозный пир в честь победы над пиком Грандиозным.

Но скоро все почувствовали тяжесть в ногах и животе и легкость в голове. Ужин из приятного занятия начал переходить в мучительное — на палатке лежало еще столько соблазнительных вещей, но есть становилось все труднее. По телу разливалась приятная истома, не хотелось двигаться, и все пристроились поудобнее и продолжали в лежачем состоянии лениво жевать. Только дежурные прыгали от палатки к костру и обратно, раздавая то рис, то мусс, то чай и тщетно пытаясь скрыть от всех свою неверную походку.

Во Владике вдруг проснулась страсть к фотографированию, и он вытащил все приспособления для ночной съемки — батарейки, лампочки, провода.

У всех лампочек оказался разный характер — одна только мигнула, другая сгорела медленно, но почти без света, и только третья дала хорошую вспышку. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, момент съемки застал нас в самых нелепых позах с разинутыми ртами.

СНОВА В ПУТЬ

1 сентября

Со вчерашнего дня, вернее вечера осталось столько припасов, что решено было утром ничего не варить, кроме кофе, а питаться остатками пиршества.

Дежурным — Танюшке и Владику предстояла невероятная задача — разделить их поровну между всеми. Однако они с честью справились с этим трудным делом, хотя неоднократно у них появлялось желание помазать пирожки с мясом черничным вареньем, а на пирог с черникой положить красную икру. В результате получился великолепный завтрак.

Но и в этот раз доесть все остатки не удалось. Появились личные запасы продовольствия — у кого печенье, у кого сахар, у кого сыр. Инструктор, было, обратился к завхозу, чтобы тот прекратил это безобразие и конфисковал излишки продуктов, но завхоз в это время сам заворачивал в какую-то тряпочку горсть печенья. Конфискация не состоялась.

После завтрака Леха засел в свой угол и стал вызывать участников по одному для получения продуктов и общественного снаряжения. По его подсчетам, ребята получили в среднем по 18 килограммов, девчата по 11, не считая личных вещей. На оленя пришлось положить оба мешка, 32 килограмма продуктов, пилу и всю посуду.

Некоторое количество вещей мы оставили в своем шалаше, а именно: два седла, подмокшие батарейки, испорченный фонарик, несколько катушек ниток, которые мы набрали в чрезмерном количестве, освободившуюся банку из-под масла и прочие ненужные вещи.

Так как все эти предметы очень мало говорили о том, кто мы такие и что здесь делали, то в бутылку из-под малаги была опущена записка следующего содержания: