Флавий Крисп - Луи Бриньон

— Скоро ты будешь умолять меня пощадить твоего брата, — высокомерно ответил Лициний.

— Если ты не сделаешь до его прихода в Хрисополь, тебя ничто более не спасёт. Константин может простить брата, но никогда простит человека, который не сдержал данного ему обещания. Покорись. Так ты сохранишь и свою честь и свою жизнь.

— Трон Рима почти в моих руках, а ты советуешь сдаться, — вне себя заорал Лициний, — прочь отсюда, иначе я сочту тебя предательницей, посланной ко мне Константином.

Ответом ему был лишь взгляд полный жалости и участия.

— Помнишь ли ты, Максенция? — тихо спросила у него Констанция. — В дни своего величия, он насмехался над Константином и не раз даже при мне намекал на то, что скоро уничтожит его. Лишь однажды Константин позволил себе ответить. Мы были юны, но я по сей день помню его слова. Он сказал Максенцию: «осёл как — то раз решил обхитрить своего седока. Закончилось всё тем, что ослу пришлось его возить на себе до самой смерти». Мы тогда посмеялись над Константином, посчитав эти слова глупостью. А несколько лет спустя, перед тем как покончить с собой, Максенций признался в том, что только сейчас понял смысл этих слов. — Констанция грустно улыбнулась, — ты слеп, как и все те кто противостоит Константину. Вы не понимаете самого главного.

Константин обладает удивительной мудростью. Его поступки, решения можно понять лишь после того, как пред тобой воочию явится результат. Он всегда и всех очень внимательно слушает, но никогда не поступает, так как ему советуют. Запомни, мой брат во много крат мудрее всех тех, кто окружает его. Тебе не удастся его обмануть или заманить в ловушку. А он способен предугадать все твои шаги.

— Опасен Крисп а не Константин, — уже более спокойно возразил Лициний, — вот кого действительно стоит опасаться.

— Ты ошибаешься. И скоро раскаешься в своём упрямстве. Прими решение, пока ещё не поздно. Или…потом не обращайся ко мне за помощью.

Констанция ушла оставив Лициния. Тот лишь насмешливо оскалился провожая её уход. Слова супруги мало его тронули. Гораздо больше его волновало его…вода. По этой причине, Лициний покинул дворец и в сопровождение двух десятков воинов из личной охраны отправился в город.

Зрелище, которое представало ему раз за разом, успокаивало и вселяло надежду. Повсюду кипела работа. Город готовился к предстоящей осаде. Тысячи людей работали не покладая рук. Меха в кузнецах ни останавливаясь, ни на мгновение. Лициний самолично убедился в том. Через все три городских ворота, огромным потоком вливались повозки. На некоторых из них были заметны туши с валеным мясом. На других — мешки с ячменем.

Были и повозки наполненные камнями. Обычно такую поклажу можно было определить сразу по изнурённому виду лошадей. Но более всего Лициния успокаивал вид огромных деревянных чанов. Они стояли на перекрёстке каждой улицы. К каждому такому чану была приставлена деревянная башня, внутри которой была сооружена лестница. Наверху башни была сооружена площадка. С трёх сторон площадка была закрыта деревянной перегородкой и лишь одна часть оставалась свободной. Свободная часть примыкала к самой горловине чана. Там стояли четыре человека, которые и наполняли чан водой. От них, и до ближайшего колодца выстроилась цепочка людей. Благодаря такому подходу, чан быстро наполнялся водой. В нижней части чана было сооружено круглое приспособление длиной в локоть, которое позволяло регулировать подачу воды. По всей длине этого приспособления имелись шесть отверстий, в которых были забиты деревянные затычки. Именно с помощью этих затычек и регулировалась подача воды.

Чаны стали появляться в городе, на следующий день после того, как Лициний узнал, каким образом удалось Криспу уничтожить его флот. Эта мера должна была исключить возможность поджога города. Он по непонятной причине был уверен в том, что Крисп снова готовит ему ловушку. И эта мысль не давала ему покоя до той поры, пока он собственными глазами не убедился в том, что в городе достаточно воды для того чтобы потушить любой пожар.

Глава 12

Фессалийка Виталия устремила грустный взгляд на свою постель. Всего лишь охапка соломы, покрытая куском белой материи и маленькая подушка. Тоже из соломы. Постель и свёрток с её скудным скарбом. Вот всё что осталось от прежней короткой, но прекрасной жизни в доме Скапулы. Да, ещё ей позволили оставить этот роскошный хитон с золотистыми узорами и позолоченный пояс. Виталия, как была в одежде так и опустилась в ней на свою постель. Она повернулась на бок и устремила взгляд на полог из кружевного шёлка за которым находилась спальня её новой хозяйки. Грусть в глазах не уходила. Не приходил и сон, несмотря на усталость. На память Виталии стали приходить те короткие десять дней которые она провела в доме Скапулы. И более всего она вспоминала доброту…Квинта Скапулы. Он выделил ей поистине королевские покои. Подарил несколько нарядов. Но что самое важное, позволил ей, пусть на очень короткое время — почувствовать себя свободной.

Воспоминания о нём заглушали ненависть которую она питала ко всем римлянам. Первая встреча, первый разговор, — из груди Виталии вырвался судорожный вздох, — она была уверена в том, что он захочет её взять силой. Она ожидала всего, но не…доброты и понимания. Квинт заставил её задуматься тогда. Ну а потом, она думала о нём всё больше и больше. Уже на следующий день после разговора, она хотела заговорить с ним, но не стала по причине того, что он мог воспринять этот разговор за слабость. Он мог расценить это как благодарность за те блага, которыми он её одаривал. И потребовать за это награду. Сейчас, она готова была дать эту награду, но тогда…она воспринимала её с презрением. Он раз за разом, выказывал ей своё уважение, она же в ответ показывала свою ненависть. Он возносил — она низвергала. Виталия видела его глаза. Он понимал её чувства и всё же, ничем не показывал свою обиду. Он оберегал и защищал её. И она это чувствовала. Она это видела. И это её злило. Она не понимала, чего он хочет. Что за игру затеял? А потом…состоялся последний разговор. Сколько раз Виталия слышала эти слова в своём сердце и сколько счастья они принесли ей. Квинт пришёл к ней в покои:

— Виталия, — сказал он ей, — мои слова не принесут тебе облегчения, но всё же…я хочу попросить у тебя прощения.

Видят Боги, я сделал бы всё чтобы спасти твою семью, но не в моей власти вернуть их к жизни. Мои чувства к тебе слишком сильны, ибо я полюбил тебя, едва увидев. Но даже они не способны изгнать ненависть из твоей души.

Из груди Виталии вырвался ещё один судорожный вздох. Она смотрела, как уходит Квинт и перед глазами вставал его взгляд. Сейчас она понимала причину, по которой он подолгу смотрел на неё грустными глазами. Он открыл ей своё сердце, а она оттолкнула его. От этой мысли ей становилось хуже. Но несравненно большую боль приносила другая мысль. Квинт сразу ей понравился. Она чувствовала, с какой силой её тянет к нему, и злилась на себя, считая это слабостью. Что ж, теперь она может быть довольна. Она сумела сохранить и свою честь, и свою гордость. Тогда почему ей так хочется закричать: «Вернись Квинт. Ты ошибся. Во мне нет ненависти к тебе».