Рассказы народного следователя - Георгий Лосьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ить, конечно – не похвальное дело… А ну, голуби!
Снова бьют подковы о передок саней и на поворотах заносит широкую кошеву.
Овладевает дорожная дремота…
– Тпру-р-ру… Приехали, товарищ народный следователь.
Подслеповатые домишки… Площадь с неизбежной коновязью. Каменный магазин с железными ставнями. Двухэтажный каменный дом. Еще один…
По площади ходит и гремит колотушкой ночной сторож.
Вот оно – древнее село Святское. Резиденция камеры народного следователя 7-го участка энского округа…
– Вот, следователя вам доставил. Его к кому на квартеру? Слыхал, поди, – обратился мой ямщик к старику.
Тот объяснил.
Ямщик свернул в переулок, подъехал к покосившемуся дому-пятистеннику. Кнутовищем застучал в ворота – потом – в деревянные ставни…
– Просыпайсь, хозяйка! Примай своего квартеранта…
Двадцатого января 1927 года народный следователь Святского, Большаковского и Муромского районов был утвержден Районным Исполнительным Комитетом и начал знакомиться со своим участком, делами его и людьми.
Вот я в квартире райуполномоченного ОГПУ Дьяконова.
Он старше меня лет на шесть, сухощав и невысок. Лицо со скулами, туго обтянутыми коричневой от загара кожей. Впоследствии я убедился: загар этот – вечен. И зимой и летом одинаков.
С потолка комнаты свешиваются гимнастические кольца. Около печки – тяжелые гири.
Но главное в комнате уполномоченного ГПУ – книги. Книги на трех этажерках, книги на столе, книги на подоконниках.
– Много читаешь, товарищ уполномоченный?
– Много читаю, следователь… Много. Иначе нельзя. А ты?
– Да, конечно…
– Это хорошо. Наши деятели сейчас тоже к книжке потянулись, да не у всех вытанцовывается… Грамоты не хватает. Ну, что ж? Рассказать тебе о районной советской власти?
– Обязательно.
– Гм… Председатель РИКа Пахомов… Лет ему уже… к пятому десятку подбирается. Бывший начальник уголовного розыска при колчаковщине – партизанский вожак. Мужчина «сурьезный» и большой законник. Упрям, очень упрям… Ну что еще о нем?
– Я с ним уже познакомился. С первой встречи предупредил, что, если из округа не будет соответствующего отношения, не станет отапливать камеру…
– Вот, вот. А если будет бумага с печатью – дровами завалит.
– Ну, у меня печать своя…
– Тогда ты обеспечен… Секретарь райкома Туляков. Хороший человек, прекрасный коммунист… Всем бы взял, да малограмотен. От «пущай» еще не ушел. В будущем году поедет учиться. Учти – в разговорах вспыльчив и пытается командовать… Заврайзо Косых. Тоже бывший партизанский командир. Политически хорошо подкован, но окружен кулацкой родней. Принимает подношения.
Райком, райисполком, рабкооп, райфо, РАО… За каждым словом, обозначающим учреждение, – живые люди. Живой человек, большей частью – большевик, овеянный партизанской славой, покрытый рубцами старых ранений, но – малограмотен.
Все они мечтают: учиться, учиться… Но учиться некогда. Работы – непочатый край.
– Слушай, Виктор Павлыч! А в глубинке тяга к знаниям чувствуется? И как… с классовым расслоением?
– Насчет тяги – а когда ее в деревне не было? Со времен Ломоносова деревня к грамоте тянется, да не выходило… Что ж тебе сказать? Тут роль избачей и учителей – огромна. А с ними не все благополучно. Много понаехало к нам городских. В крестьянском хозяйстве – ни уха ни рыла. Нужно своих учителей воспитывать. Вот в будущем году мы твердо решили 30 человек из окончивших ШКМ оставить в районе… Вынесли такое решение и в райкоме и в РИКе. Касательно же классового расслоения… нэп много напутал. В годы военного коммунизма было проще: вот тебе кулак, а вот бедняк! Теперь много труднее. Вчерашний бедняк нынче раздобрел – стал «середняк». А старые кулаки распродались многие… Обеднели… Куда их отнести?..
– Как с преступностью?
– Без работы не останешься!
– А контрреволюционный элемент?
– И я на биржу труда не собираюсь… Ну, пойдем, пообедаем.
– Спасибо. Буду обедать у своей хозяйки, а то обидится.
– Ну, не задерживаю… Да, вот что: ты Достоевского читал? «Преступление и наказание»?
– Читал. Не понравилось. Слишком много чернил на убийстве одной старухи…
– Конечно! То ли дело – Шерлок Холмс!
– Издеваешься?
– Издеваюсь. Не нравится?
– Раздеремся.
– Не выйдет. Я сильнее. Хочешь, дам «Пещеру Лейхтвейса»? Очень даже завлекательная книжка!
Дьяконов подошел к одной из этажерок, порылся в книгах и подал мне «Братьев Карамазовых».
– Читал?
– Н-нет.
– Прочитай обязательно. Я не без задней мысли: во-первых, тебе, как следователю, нужно особенно жать на психологию, во-вторых, мне, как уполномоченному, нужно знать твое развитие.
– Слушай, товарищ уполномоченный: а тебе не кажется, что ты – нахал?
– А тебе не кажется, что я ни с кем другим так бы не говорил? О том, что ты бывший чекист и почти хороший большевик, хотя и со срывами, мне уже давно известно. Еще до твоего приезда запросил необходимое… А вот где ты стоишь – «надо мной» или «подо мной»? Ведь работать придется, как говорится, рука об руку…
– Допустим – «над»?
– Не допускаю!.. Уже целый час присматриваюсь. А если так окажется – чудесно! Мне друг нужен… Не такой, чтобы шептаться, а такой, чтобы поправил, где оступлюсь…
– А если – ты «над»?
– Тогда я поправлять буду…
– Гм! Будь здоров, Дьяконов!
– Ты куда после обеда?
– Знакомиться с начмилом…
– Шаркунов – человек очень интересный. Типичный осколок военного коммунизма. Пробовал я его за уши вытягивать – не поддается. Он ведь в оперативном отношении – в твоем подчинении?
– Как орган дознания.
– А ему – наплевать! Понял? Чем ты его ушибешь? Окриком? Нельзя. Этот из тех, что по первому зову партии на штыки грудью бросится. Ученостью? Он лишь посмеется…
– Найду чем, не беспокойся!
– Ну, пока, самоуверенный ты человек!
Огромный, чисто выметенный двор районного административного отдела окружен завознями и конюшнями. Посреди двора – конный строй. Идет рубка лозы.
На крыльце, широко расставив ноги, стоит человек лет сорока в армейской командирской шинели с милицейскими петлицами. На голове синий кавалерийский шлем с большой красной звездой. На левом глазу черная повязка. Офицерская шашка блестит золоченым эфесом.
Одноглазый командует: – Соколов! Шашку вон! Удар справа!
Мчится по двору статный вороной конь. Сверкнула шашка, но лоза не срублена, а сломана.
– Как клинок держишь, раззява? Повторить! Вам кого, товарищ?
– Наверно, вас… Я – народный следователь.
– Слыхал. Здравствуйте. Шаркунов, Василий Иванович. Можете просто Василием звать. Сейчас я закончу занятия… Спешиться! Смирнов! Остаешься за меня. Закончишь рубку – проведи еще раз седловку. Ну, пойдем чай пить, товарищ…
– Спасибо. Времени нет. Прошу подготовить все дознания для проверки.
В единственном глазу начальника милиции нехороший блеск.
– Так-с… Когда прикажете?
– Сегодня к вечеру. Кстати, нет ли у вас на примете кандидата в секретари моей камеры?
– Писарями не занимаюсь! Для меня все писаря одного хорошего сабельного удара не стоят! – и с нескрываемой насмешкой: – Не желаете ли попробовать? По лозе? Смирнов! Коня сюда!
– Спасибо. Клинком не владею… Я – моряк…
– Моряки-то на море плавают…
Ну ничего, я знаю, чем пронять таких, как ты.
Браунинг, мгновенно выхваченный из моего кармана, высоко взлетел в воздух и снова оказался в моем кулаке.
– Что – в цирке работал?
Вот дьявол! Ну, хорошо же!
– Вбейте вот в это бревно гвоздь наполовину. Товарищи, найдется гвоздь?
От сгрудившихся вокруг нас милиционеров отделились двое, побежали к сараю и вернулись с большим гвоздем и молотком.
– Вот сюда вбейте. На уровне глаз…
Пять шагов… восемь… Еще два… и еще два.
Браунинг три раза выбросил легкий дымок. Из трех одна да найдет гвоздевую шляпку…
Так, есть! Гвоздь вбит пулей.
Милиционеры смотрят на меня, широко открыв глаза.
– Да милый ты мой человек! – вдруг в неистовом восторге кричит начмил. -Да где ж такое видано? Видал стрелков, видал' Но то из винтовки! А тут из такой пукалки! Ура товарищу следователю! С таким не чай пить – водку! Смирнов, Рязанцев, Тропинин! Тащите его ко мне! Арестовать его, артиста!
Как я ни упирался – день пропал. Пришлось пить водку. И пить так, чтобы – ни в одном глазу, как говорится. Единственный глаз Шаркунова все время наблюдает. Внимательно и хитро.
Домой меня доставили на лошади начальника милиции. Шаркунов провожал и все время спрашивал:
– Как самочувствие?
– Отлично… Завтра утром – не забудьте – дознания на просмотр…
– Слушаюсь! Ну и орел!.. Так, говоришь, всю гражданскую – на фронтах? Три раза ранен?
– Дважды ранен и тяжело контужен… Да уезжай ты, сделай милость!
