Слепень - Вадим Сухачевский

Такое донесение было не первым, подобные уже приходили и с других фронтов. Да, Слепень успел развернуться на полную катушку…

Следующие три бумаги были адресованы лично наркому Меркулову.

Наркому НКГБ Меркулову

(Сов. секретно)

…сообщить, что Юрий Васильцев и Екатерина Сазерленд, считавшиеся мертвыми, вчера утром снова появлялись в известном Вам подземелье и встречались там с «монархами».

Судя по тому, что Васильцев и Сазерленд, как мне удалось узнать, проявили особый интерес к связям «монархов» в Париже, могу предположить, что они собираются в скором времени перебраться во Францию.

Наркому НКГБ Меркулову

(Сов. секретно, в 1-м экз.)

…выполняя Ваше задание, по-прежнему веду наблюдение за связями генерала ГРУ Н. Н. Николаева.

Вчера он приказал мне ехать в N-ск, а оттуда мы возвращались, везя еще двух неустановленных мною лиц, мужчину и женщину.

Генерал Н. Н. Николаев вел с ними разговор на французском языке, которого я, к сожалению, не знаю. Из того, что я понял, могу лишь предположить, что генерал Николаев готовит этих людей к заброске в Париж.

Если учесть, что Францией занимается другой отдел ГРУ, неподконтрольный генералу Н. Н. Николаеву, то могу предположить, что он действует самовольно, поэтому не исключаю, что именно он и является тем самым «кротом».

Прочитав копию этой сов. секретной записки, полученную им от своих лубянских друзей, майора госбезопасности А. А. Александрова и старшего майора П. П. Петрова, генерал Н. Н. Николаев усмехнулся и подумал: «Вот ты, Кобальт, и попался. Не напрасны, значит, были подозрения».

Стало быть, как он и предполагал, Меркулов держит-таки своих «кротов» в ГРУ, и не одного Кобальта, надо полагать. Ох, когда-нибудь доиграется! С его-то серым веществом! Как говорила своему недорослю Митрофанушке его матушка, госпожа Простакова: «С твоим умом – да далеко залететь!..»

Кобальту этому, то бишь личному водителю генерала Н. Н. Николаева, капитану Кособочко, ясное дело, недолго оставалось «кротятничать» и вообще небо коптить, но тут следовало повременить слегка. «Деза», которую он через этого Кобальта запустил, должна была сыграть свою роль до конца.

Другим отчетом, также полученным от А. А. Александрова и П. П. Петрова, он тоже остался вполне доволен, ибо тот был дополнением все той же парижской «дезы».

Народному комиссару Меркулову

(Сов. секретно, в 1-м экз.)

Анализ результатов прослушивания квартиры

г-жи Сазерленд на улице Горького.

Генерал ГРУ Н. Н. Николаев встречался с проживающими в данной квартире г-жой Сазерленд и неустановленным гражданином – очевидно, ее любовником (согласно скрипу кровати и вздохам, доносившимся из спальни).

При разговорах все соблюдали крайнюю осторожность, но по одной оговорке можно сделать вывод, что миссис Сазерленд со своим любовником готовятся к заброске в Париж, из чего следует, что генерал Н. Н. Николаев готовится вести какую-то свою собственную, несанкционированную игру.

Затем в квартире неустановленным образом («наружка» его не засекла) появился Афанасий Хведорук, когда-то входивший в состав группы «Медиум», созданной еще в начале 30-х годов врагом народа Г. Бокием. После расстрела Г. Бокия и расформирования группы названный А. Хведорук находится в психлечебнице с диагнозом «острая форма шизофрении». Как ему удалось сбежать из лечебницы, также не установлено.

Потом все вместе пили дешевый портвейн «Бело-розовый», пели под гитару, говорили о пустяках. Во время застольных разговоров генерал Н. Н. Николаев допустил неуважительные высказывания в адрес Генерального штаба РККА, назвав некоторых его сотрудников «м…ками», а также в адрес НКГБ, назвав ряд лиц из высшего комсостава «хренососами»…

«Ну, тут ты врешь», – поморщился на этих словах Н. Н. Николаев. Даже после «Бело-розового» не допустил бы он таких слов (вполне, кстати, верных) в присутствии дамы. Это говорил, конечно, Афанасий. Они там, …сосы, уже разучились голоса различать!»

«А вот мы посмотрим, кто еще хреносос! – читая эти строки, подумал нарком Меркулов. – Вот скоро возьмем тебя… за задницу – тогда посмотрим, кто тут хреносос! Поглядим, что запоешь, кротина французская!»

…После застолья г-жа Сазерленд была оставлена наедине со своим любовником, генерал Н. Н. Николаев уехал на своей персональной машине, Афанасий же Хведорук исчез неустановленным способом, однако спустя час очутился на своем положенном месте, в загородной психолечебнице.

Если эти две бумаги (которые Н. Н. Николаев тут же сжег) не вызвали у него ни малейшей озабоченности, то следующее сообщение, точнее, последние слова, на миг привели его в состояние растерянности, весьма редкое для генерала разведки. Эти слова полученной радиограммы после расшифровки выглядели так:

ГРУ, генералу Н. Н. Николаеву

(Сов. секретно)

…Таким образом, по нашим сведениям, Слепень (Слепченко) переведен из Витебской разведшколы абвера в аналогичную разведшколу, находящуюся в Польше, близ Варшавы, вероятнее всего, с целью «изготовления» новых «невидимок», т. к. осуществлением витебской части проекта в Берлине оказались очень довольны и ему присвоено звание майора.

Прибытие Слепня в Варшаву ожидается в последних числах нынешнего месяца.

Если бог для разведчика – случай, то бесы для него – эдакие вот сюрпризы. Уж этого-то сюрприза Катя и Васильцев никак не могли ожидать. И главное – ни она, ни он не знают Слепня в лицо, а вот он их наверняка отлично запомнил по N-ску. И связи никакой, чтобы им об этом сюрпризе сообщить.

Надеяться только на их интуицию и неординарное мышление?.. Нет, этого маловато.

Положение было почти безвыходное.

Васильцев уже несколько дней должен быть в Варшаве, а прибытие туда Кати ожидается прямо-таки сегодня. Ну а Слепень либо уже там, либо должен появиться со дня на день. Слишком мало времени, чтобы что-либо действительно дельное предпринять…

Н. Н. Николаев усилием воли стряхнул с себя паническое настроение и постарался думать более конструктивно.

Минут через пять в голову пришла одна смутная мысль, поначалу казавшаяся ему слишком авантюрной и мало пригодной для осуществления. Но по мере того, как он обдумывал ее, и мысль обретала очертания некоторого плана, он, план этот, хоть и был, конечно, авантюрным, мало-помалу начал казаться ему не таким уж безнадежным.

«Ну а почему бы, черт побери, и нет?» – в конце концов подумал он.

Глава 2

Братишка Жорж и братишка Ганс. Встреча

Военный журналист Жорж де Круа сидел за столиком в этом варшавском ресторанчике уже в четвертый раз. Напротив него, как и в прошлые разы, сидел обер-лейтенант вермахта Ганс Лингер, прицепившийся к нему как банный лист.

Конечно, если бы он, Васильцев, вправду был бы Жоржем де Круа и действительно журналистом, то этот обер-лейтенант был бы подлинной находкой для него. Пятеро офицеров, у которых он прежде пытался взять интервью, служили в СС и на все его вопросы каждый из них отвечал примерно одно и то же: выполнил под Брянском (под Орлом, под Ростовом и т. д.) особое задание, за что был удостоен награды фюрера и личной благодарности рейхсфюрера СС, и более ничего добиться от них было нельзя.

Зато обер-лейтенант Лингер, прибывший в Варшаву с Восточного фронта на отдых и все время находившийся в изрядном подпитии, представлял собой целый кладезь всяческих фронтовых историй и главным образом рассказов о собственном героизме, большей частью состоявших, как он, Васильцев, прекрасно понимал, из бахвальского вранья. Впрочем, для той фашистской газетенки, которую представлял Жорж де Круа, все эти истории вполне могли бы сгодиться.

Истинная причина, по которой обер-лейтенант так прикипел к журналисту, была проста. Лингер получил для проведения отпуска в Варшаве оккупационные марки, за которые, как он поведал, даже шлюхи приличные «не дают», а вместо пива на них можно выпить только разбавленную бурду, не говоря уж о том, чтобы посидеть в приличном заведении. У Васильцева же, у де Круа, имелись настоящие рейхсмарки, и, угощаясь в этом ресторанчике за его счет, обер-лейтенант проникался к журналисту все большей любовью. Несмотря на обозначившееся родство душ, Жорж де Круа пил мало, ссылаясь на больную печень, поэтому все, что заказывали, оберлейтенант выпивал практически в одиночку и пару раз надирался до такого состояния, что, когда друг Жорж вел его в гостиницу, Лингер, ничуть не стыдясь проходивших мимо варшавян (а чего стыдиться недочеловеков?), засовывал два пальца в рот, и выпитое и съеденное на рейхсмарки, выданные Васильцеву в ГРУ, перло из него наружу «як з вогнегасника».